Джанет Фитч - Белый олеандр
Мучаясь от тошноты и головной боли, я провела остаток дня за выбрасыванием оберток от подарков, собиранием попкорна и соленых орешков, бесконечным выносом мусора и мытьем одной горы грязной посуды за другой. Марвел не давала мне присесть.
— Постелила себе постельку, теперь спи в ней, — повторяла она.
Приехали полицейские. Schutzstqffel. Дети хотели посмотреть на них, но Марвел вышла во двор и закрыла дверь. Мы видели из окна большой комнаты, как она шевелит губами и показывает мясистым пальцем в сторону дома Оливии.
— Чего они приехали? — спросил Джастин. Он был уже в пижаме, глаза лихорадочно блестели от телевизора, сладостей и новых игрушек.
— У кого-то пропала собака, — ответила я.
Марвел открыла дверь и крикнула мне. Я вышла, чувствуя, как внутри разгорается сапфир ненависти. “Jawohl”[39]— сказала я про себя.
Взгляд Марвел обжег меня горячей смолой, кожа под ним горела и шла волдырями. Старший из двух белых мужчин-полицейских отвел меня в сторону.
— Она говорит, что ты провела всю ночь с женщиной из соседнего дома. По закону это побег.
Я переминалась с ноги на ногу, каждый удар сердца отдавался в висках и затылке уколом боли. Если медленно и глубоко вздохнуть, чувствовался запах английских цветов. Из дома донесся восторженный вопль футбольного комментатора, полицейский стрельнул глазами в его сторону. Потом вспомнил, что должен делать, и опять повернулся ко мне.
— Эта женщина давала тебе алкоголь?
— Нет. У Марвел и Эда была большая вечеринка в сочельник. Подавали крепкий эггног. — Вот он, блеск моего сапфира, офицер Занудский. Видишь, как он сверкает? И не скажешь, что я приготовилась к бою. — Вы что, и в Рождество работаете?
— Тройную ставку, — вздохнул он. — Ты себе не представляешь, как трудно детей прокормить. Так что ты делала у соседки?
— Слушала музыку, разговаривала.. — И осталась на ночь?
— Ну, здесь было слишком шумно, спать мешали.
— Ты туда часто ходишь? — Он потянул отвисшую мочку уха.
Я пожала плечами.
— Она хорошая, но все время очень занята. Много путешествует.
— Она когда-нибудь знакомила тебя со своими друзьями?
Я помотала головой, приоткрыла рот, стараясь сделать глупое лицо, будто не понимаю, к чему он клонит. Выясняешь, не устраивала ли она мне свиданий с одним из своих мужчин? Представляю себе Оливию, подающую меня хозяину «БМВ» на блюде для торта, как Вайолет в «Прелестном дитя»! Я чуть не рассмеялась ему в лицо.
— Она тебе говорила когда-нибудь, чем зарабатывает на жизнь? — спросил он, поглаживая щетинистые усы.
— Кажется, она занимается поставками продуктов. — Я и сама не понимала, откуда это взялось.
— Вот кусок дерьма! — выкрикнула Марвелс того места, где она разговаривала с молодым полицейским. Глаза у нее сузились, рот стал кривой от отвращения.
Я повернулась спиной к бирюзовому дому, чтобы Марвел не могла прочесть мои слова по губам.
— Марвел ее терпеть не может, потому что она красивая и у нее нет детей, за которыми надо смотреть. Вечно обзывает ее разными словами — шлюха, черномазая. Это нехорошо, но что я могу сделать, я же только приемная дочь. Она всех соседей обзывает, любого спросите. Этот латинос вонючий, эта сука еврейская. Ее все ненавидят.
Он и сам, этот офицер Занудский, наверняка говорил, дергая себя за ухо, и «козел» и «черномазый», но не при свидетелях.
Меня отослали обратно в дом. Я видела в кухонное окно, как Schutzstaffel шагают через сад Оливии, стучат в ее дверь. Через пять минут они вернулись.
— Вы что, не арестуете ее? — послышался крик Марвел.
Патрульная машина медленно двинулась по улице. В ней не было Оливии Джонстоун.
Остаток рождественских каникул прошел без происшествий, но Марвел следила за мной, как за вором в магазине. Никаких «заскоков» на рынок или в библиотеку, никаких «подготовок к урокам». Правда, она почти перестала кричать на меня. Просто приказывала сделать то или это, как раньше, и всеми возможными способами показывала, что относится ко мне как к рабыне. Под Новый год она оставила меня одну сидеть с детьми, но четыре раза звонила и проверяла, на месте ли я. Мои звонки Оливии и сообщения на ее автоответчике оставались без ответа.
15
В первый школьный день после зимних каникул, сидя на третьем уроке, я получила желтый бланк вызова в дирекцию. Там была сотрудница Службы опеки — полная, с кислым лицом, — и заместитель директора. Не глядя мне в глаза, заместитель директора велел забрать вещи из школьного шкафчика и выложить учебники на стол. Женщина из Службы опеки сказала, что моя одежда и остальные вещи уже у нее в машине.
Я достала из шкафчика спортивную форму, выложила книги на стол. Происходящее оглушило меня своей неожиданностью, но не удивило. Как это похоже на Марвел — вызвать Службу опеки, пока я в школе, без всякого предупреждения. Как просто — вот я была в доме, и вот меня нет. Исчезла. Никто из них больше меня не увидит, и попрощаться с Оливией я не смогу.
Сотрудница Службы опеки, мисс Кардоса, пилила меня всю дорогу до города по трассе Вентура.
— Миссис Тёрлок мне все рассказала. Что ты принимала наркотики, шлялась где попало. А в доме маленькие дети! Ничего, я подыщу тебе место, где ты научишься себя вести.
Мисс Кардоса была отталкивающе безобразна — квадратное лицо с жестким упрямым подбородком, бугристая кожа. Я не собиралась с ней спорить. Я вообще не собиралась больше ни с кем разговаривать.
Интересно, как Марвел объяснит детям, почему я не пришла домой. Скажет, наверно, что я умерла или убежала. Хотя нет, это же Марвел, любительница поздравительных открыток, красящая волосы за закрытой дверью. Она выдумает что-нибудь совсем другое, умилительное, нарисует им картинку с сувенирной тарелки «Франклин минт» — что я уехала жить к бабушке в деревенский домик, вокруг пасутся пони, и мы целый день едим мороженое.
Хотя было больно смотреть правде в глаза, мне пришлось признать, что Оливия, скорее всего, вздохнет с облегчением. Она будет скучать обо мне, но совсем чуть-чуть. Сокрушаться о ком-то — не в ее стиле. Слишком много денежных мешков стучатся к ней в дверь. Она будет любить скорее свитер, чем человека. Обхватив себя руками за талию, вцепившись в бока, я ударила локтем в дверцу машины. Будь у меня побольше сил, я выбила бы ее и вывалилась под колеса трейлера, едущего вслед за нами.
Новый дом оказался в Голливуде. Вилла в стиле «Крафтсман», темного дерева, с большим крыльцом под навесом. Слишком хорош для приемных детей. Интересно, в чем тут дело. Мисс Кардоса была в приподнятом настроении, без конца расстегивала и застегивала сумочку. Дверь открыла девочка-латиноамериканка с длинной косой. Окинула меня настороженным взглядом. В доме было полутемно — окна прикрыты тяжелыми шторами. Деревянные стены блестели свежей полировкой, пахли лимонным маслом.
Через минуту вышла приемная мать, элегантная, с безупречной осанкой, в темных волосах модная светлая прядь. Она пожала нам руки. У мисс Кардосы загорелись глаза при виде ее изящного костюма и тонких высоких каблуков.
— Que pasa con su cara? — Приемная мать спросила, что у меня с лицом. Мисс Кардоса пожала плечами.
Амелия пригласила нас в гостиную. Это была большая комната, со вкусом обставленная и украшенная — резное дерево, кресла с изогнутыми полыми ножками, белая парча, вязаное кружево. Появился чай в полупрозрачных фарфоровых чашках с серебряными ложечками, домашнее печенье. Я пустила в ход все навыки, полученные от Оливии, показывая приемной матери, как я умею обращаться с чашкой и блюдцем, придерживать ложечку. Амелия беседовала по-испански с мисс Кардосой, я смотрела в большое окно, обрамленное гималайским кедром. Вокруг стояла тишина, телевизора в комнате не было. На камине тикали часы.
— Красиво здесь, правда? — улыбнулась Амелия Рамос. — Не то что обычная гостиная в спальном районе. — Она сидела на краешке стула, скрестив ноги в лодыжках. — Это мой дом. Надеюсь, тебе понравится жить с нами.
Пока Амелия подписывала бумаги и с легким акцентом объясняла мне принятые в доме правила, мимо двери гостиной проходила то одна, то другая девочка, бросая на нас какие-то странные взгляды. Каждая воспитанница готовит и убирается раз в неделю, все должны ежедневно застилать постель, через день принимать душ. Стиркой и другими делами по хозяйству занимаются по очереди. Ее профессия — дизайн интерьера, объяснила Амелия, и ей необходимо, чтобы девочки следили за собой. Я кивала при каждой паузе и думала — зачем она вообще берет к себе девочек? Наверное, этот красивый дом слишком велик для нее, и ей одиноко.
Девочки сидели за полированным обеденным столом, болтая между собой по-испански и приглушенно хихикая. На меня они только настороженно смотрели. Я была Белая. Мне уже приходилось бывать в таких ситуациях, я знала, что тут ничего не поделаешь. Вернулась Амелия и представила их. Кики, Лина, Сильвана. Девочку с длинной косой звали Микаэла, а худую и крепкую с недобрым взглядом, которая подавала на стол, — у нее на лбу был шрам в форме полумесяца, — Нидия Диас. На обед были чили релльенос — перцы, фаршированные мясом, с салатом и кукурузным хлебом.
