Ричард Райт - Черный

— Ты что, сдурел? — накинулся я на него.

Григгс ощерился, потом захохотал.

— Это я учу тебя убираться с дороги, когда идут белые, — сказал он.

Я поглядел на людей, которые вышли из магазина: действительно, они были белые, а я сначала и не заметил.

— Теперь понял? — спросил он. — Не лезь белым под ноги, им это не нравится, — раздельно произнес он, чтобы дошло до моего сознания.

— Да, теперь я понял, — прошептал я.

— Дик, я к тебе как к брату отношусь, — сказал он. — Ты ведешь себя с белыми, будто не знаешь, что они белые. И они это видят.

— Господи, да не могу я быть рабом, — в отчаянии простонал я.

— Но ведь есть-то тебе надо, — возразил он.

— Ты прав, есть мне надо.

— Вот и веди себя соответственно, — принялся втолковывать он мне, ударяя себя кулаком по ладони. — Когда ты с белыми, ты сначала подумай, а уж потом говори, сначала подумай, а потом делай. С нами, черными, веди себя как хочешь, а с белыми нельзя. Они не потерпят.

Я, не щурясь, глядел на утреннее солнце и думал: скоро мне исполнится семнадцать лет, неужели это проклятие будет тяготеть надо мной всю жизнь? Григгс говорит правду, но я не могу, органически не могу рассчитывать и обдумывать каждый свой шаг, не могу взвешивать, измерять, сообразовывать. Могу притвориться ненадолго, но потом забываю о своей роли и начинаю вести себя просто как человек, а не как негр, и вовсе не потому, что я хочу кого-то оскорбить, нет, я просто забываю об искусственных барьерах между расами и классами. И мне безразлично, белые это или черные, для меня все одинаковы. Я вздохнул, рассматривая сверкающие бриллианты в витрине, кольца, аккуратные ряды золотых часов.

— Наверно, ты прав, — наконец проговорил я. — Нужно следить за собой, переломить себя…

— Нет-нет, — прервал он меня, смутившись. Кто-то входил в магазин белый, и мы на минуту умолкли. — Может, ты решил, что я — дядя Том, так ты ошибаешься. Я этих белых ненавижу, они для меня хуже чумы. Но показывать свою ненависть я не могу — убьют. — Он смолк и оглянулся, не слышит ли нас кто из белых. — Как-то при мне один пьяный негр сказал: "Они белые, мы черные, а дерьмо у нас воняет одинаково".

Я неловко засмеялся, провожая глазами белые лица прохожих. Григгс тоже прыснул, но сейчас же зажал рот руками и слегка присел — бессознательный жест, который должен был скрыть его неумеренное веселье в присутствии белых.

— Вот как я к ним отношусь, — с гордостью сказал он, когда приступ смеха у него прошел. Он посерьезнел. — Над нашим магазином помещается оптическая мастерская, ее хозяин — янки из Иллинойса. Ему нужен рассыльный на полный день летом и на утренние и вечерние часы зимой. Он задумал обучить своему ремеслу цветного. Я скажу мистеру Крейну о тебе и сведу вас.

— А нельзя поговорить с ним сейчас? — спросил я.

— Ну что ты порешь горячку, подожди! — взорвался он.

— Это-то, наверное, и губит негров, — сказал я. — Очень уж долго они ждут.

Я засмеялся, но он лишь с огорчением покачал головой. Я поблагодарил его и ушел. С неделю я ждал, от Григгса не было ни слуху ни духу, я решил, что дело безнадежное. И вдруг он является ко мне домой.

— Вроде выгорело с твоей работой, — говорит. — Выучишься их ремеслу. Но смотри не зарывайся. Помни — ты черный. Завтра и начнешь.

— А сколько мне будут платить?

— Для начала пять долларов в неделю, а если придешься ко двору, прибавят.

Надежды мои встрепенулись и ожили. Ну вот, не так уж все, оказывается, плохо. Освою ремесло, смогу дальше учиться… Я сказал Григгсу, что согласен, и обещал быть тише воды, ниже травы.

— Ты будешь работать у янки, все пойдет на лад, — сказал он.

В оптическую мастерскую я пришел задолго до открытия. Стоял на улице и повторял себе, что должен быть почтительным, должен обдумывать каждое свое слово, каждый шаг, говорить "да, сэр", "нет, сэр" и вообще вести себя так, чтобы белые не подумали, что я тоже считаю себя человеком, как и они. Вдруг ко мне подошел какой-то белый.

— Тебе чего? — спросил он.

— Пришел на работу, сэр, — отвечал я.

— А, ну пойдем.

Я поднялся следом за ним по лестнице, он отпер мастерскую. Я немного нервничал, но потом, глядя на этого молодого белого, успокоился, сел и положил шляпу себе на колени. Вошла белая девушка и принялась стучать на машинке. Потом пришел еще один белый, тощий и седой, поздоровался и исчез за дверью напротив. Наконец появился высокий белый с красным лицом, кинул на меня быстрый взгляд и сел за стол. По его энергичной манере было сразу видно, что он — янки.

— Стало быть, ты наш новый рассыльный? — спросил он.

— Да, сэр.

— Сейчас я разберу почту, и мы побеседуем, — дружелюбно сказал он.

— Да, сэр, — ответил я чуть ли не шепотом, чтобы изгнать из голоса малейший оттенок агрессивности.

Через полчаса мистер Крейн подозвал меня к своему столу и стал подробно расспрашивать, какие предметы я изучал в школе, в каком объеме знаю математику. Услышав, что я два года занимался алгеброй, он с удовлетворением кивнул.

— Хочешь научиться точить и шлифовать линзы? — спросил он.

— Очень, сэр. Лучшего и не придумаешь, — сказал я.

Он объяснил, что хочет обучить шлифовальному делу негра, будет помогать ему, опекать. Отвечая, я старался убедить своего хозяина, что постараюсь быть достойным его забот. Он подвел меня к секретарше и сказал:

— Познакомьтесь с Ричардом. Он будет у нас работать.

Потом мы пошли в комнату за кабинетом — там оказался настоящий цех, стояло множество каких-то станков, покрытых красной пылью.

— Рейнольдс, — обратился мистер Крейн к молодому белому, познакомьтесь, это Ричард.

— Это ж надо, кто бы мог подумать! — И Рейнольдс добродушно захохотал.

Мистер Крейн подвел меня к другому белому, тому, что был постарше.

— Торп, познакомьтесь с Ричардом, он теперь работает у нас.

Торп поглядел на меня и кивнул. Мистер Крейн рассказал им, какие у меня будут обязанности, и попросил, когда я освоюсь, понемногу ввести меня в курс дела, объяснить, как работают станки, как точат и шлифуют линзы. Они кивнули в знак согласия.

— Отлично, Ричард, а теперь мы посмотрим, как ты умеешь убираться, сказал мистер Крейн.

Я взял веник и тряпку и принялся мыть, тереть и скрести, пока мастерская и кабинет не заблестели.

После обеда, управившись с уборкой, я разносил заказы. Когда выпадала свободная минута, смотрел, как белые обтачивают на станках линзы. Они мне ничего не говорили, я тоже молчал. Прошел день, другой, третий, прошла неделя, и я получил свои пять долларов. Прошел месяц. Я ничему не научился, и никто не изъявлял желания учить меня. Как-то после обеда я подошел к Рейнольдсу и попросил объяснить, как он работает.

— Ты что это, негр, хочешь показать, какой ты умный? — спросил он.

— Нет, сэр, — отвечал я.

Я был озадачен. Может быть, Рейнольдс просто не хочет со мной возиться? Ну и бог с ним. Я подошел к Торпу и напомнил ему о желании хозяина научить меня их ремеслу.

— Негр, ты, кажется, считаешь себя белым, а?

— Нет, сэр.

— А ведешь себя, как будто ты белый.

— Я просто хотел сделать, как мне велел хозяин, — ответил я.

Торп поиграл кулаком у меня перед носом.

— Эту работу могут делать только белые, — сказал он.

С этого дня они ко мне переменились. Утром больше не здоровались, называли меня черномазой сволочью, если я чуть-чуть замешкаюсь. Я молчал и старался не озлоблять их еще больше. Но однажды Рейнольдс подозвал меня к своему станку.

— Эй, черномазый, думаешь, ты когда-нибудь выбьешься в люди? злорадно, с расстановочкой проговорил он.

— Я не знаю, сэр, — ответил я, глядя в сторону.

— Интересно, о чем думают негры? — спросил он.

— Не знаю, сэр, — сказал я, по-прежнему не глядя на него.

— Если бы я был негр, я бы удавился, — сказал он.

Я молчал. Во мне поднимался гнев.

— А знаешь почему? — не отставал он.

Я продолжал молчать.

— Впрочем, неграм, наверно, плевать, что они негры, — вдруг сказал он и захохотал.

Я как будто не слышал. Мистер Торп внимательно наблюдал за мной, вот они с Рейнольдсом обменялись взглядами. Из обещаний мистера Крейна ничего не получалось. Я вел себя смирно и вот теперь пожинаю плоды смирения.

— Поди сюда, парень, — позвал Торп.

Я подошел к его станку.

— Тебе не понравилось то, что сказал Рейнольдс, так ведь? — спросил он.

— Нет, почему же, — сказал я, улыбаясь.

— Не ври, не понравилось, я по твоей роже видел, — сказал он.

Глядя на него широко раскрытыми глазами, я шагнул назад.

— У тебя когда-нибудь были неприятности? — спросил он.

— Нет, сэр.

— Что ты будешь делать, если неприятность случится?

— Не знаю, сэр.

— Ну так следи за собой хорошенько и старайся не вляпаться в беду, предупредил он.