Жорж Перек - Исчезание

Трансигей являл для Максимина финальную цель. И цель эта даже не предусматривала приближения. На пути к званию принца впереди Трансигея имелся лишь единственный претендент — дядя; племянник чересчур ценил перспективу забрать себе весь капитал Клана, дабы искушать судьбу безрассудными действиями и давать шанс каким-нибудь братьям или кузенам на нежданную диверсию.

Каждый визитер, пересекающий линию владений Трансигея, предъявлял стражам три специальных разрешения; исключением из правила не был ни бакалейщик, груженный снедью, ни печник, несущий вязанки древесины.

Пересказывали уйму курьезных деталей из жизни Трансигея. Если верить слухам, Трансигей имел личную гвардию из двадцати спаги, выученных высшему искусству владения ятаганами, кинжалами и ружьями: целая армия, нанятая за немыслимые деньги, всегда и везде следующая за Трансигеем и без предупреждения убивающая всех приближающихся к нему даже на ярд! А еще, как рассказывали, у Трансигея был слуга, дегустирующий все принесенные ему блюда, так как будущий принц страшился яда. Как рассказывали, в апартаментах Трансигея жил мужчина, физически неразличимый с ним самим и даже спящий на трансигеевых перинах, а сам Трансигей тем временем спускался спать в нижнюю часть сераля, где каменщики смастерили — и, кстати, сразу же расстались с жизнью, едва был сдан заказ, — целый бункер с дверьми на тайных замках. Запас еды и питья превращал бункер — в случае нужды — в убежище, где Трансигей сумел бы скрываться как минимум месяцев десять.

Такая трудная цель — ведь меры, предпринятые Трансигеем, считались идеальнейшей гарантией защиты — еще сильнее разжигала фантазию Максимина. Все убийства, свершенные ранее, не насытили алчную натуру. Там — усмехался претендент — были лишь легкие задачки. Здесь же, замахиваясь на Трансигея, Максимин испытывал чрезмерные личные амбиции и ставил себе труднейшую задачу, требующую напряжения всех сил и умений, применявшихся ранее лишь на четверть.

И тем не менее Максимин не сразу решился на активные действия, так как не был уверен в успехе дела. И сдерживала не нехватка фантазии, а система беспрецедентных защитных мер Трансигея, не имевшая ни изъяна, ни даже уязвимых мест.

Случайная беседа с барышниками навела Максимина на удачную мысль: два раза в неделю Трансигею присылали мула, так как — намекнул циничный барышник меж двумя гривуазными ухмылками — Трансигей испытывал страсть, лишь «сублимируя» мула.

— Слава Аллаху, — улыбнулся Максимин, — теперь я нашел зацепку: значит у Трансигея есть пассия! Ценные сведения! Будем искать.

Разрабатывая тему, Максимин связался с главным управляющим зверинца Анкары: как уверял управленец, заурядный мул был не в силах усладить сексуальную страсть Трансигея: мул, как закуска, лишь распалял желание, вызывал аппетит, а далее, скажем, для главных блюд Трансигею нужны были какие-нибудь крупные или редкие звери.

Так Трансигей давал взятки администрации зверинца, и та ему сдавала внаем, на вечер или на сутки, габаритных зверей — быка, яка, жирафа, медведя, кенгуру, каймана — или какую-нибудь невидаль — скунса, муравьеда, тапира, нанду, сумчатую крысу, ящера, казуара, буревестника, дельфина или удава.

И все же, изведав чуть ли не всех зверей Зверинца, Трансигей привередничал, так как, перебрав такую массу самых удивительных тварей, ни разу не имел экстаз, сравнимый с чувствами, испытанными в давние времена, в ту самую секунду, как впервые влез на или, правильнее сказать, в ламантина с берега Чада (Manatus inunguis или Manatus latirestris).

А тут в Анкару как раз приехал балаганщик из Галифакса. Среди других удивительных развлечений (сиамские близнецы, карлики, экземпляры без пигментации, туры с бараньими главами, пернатые зайцы) зевакам предлагался так называемый «Великий Дракуний из Лах-Несса», имеющий кличку Руди. Разумеется, зверь не был связан ни с речными змеями, ни с летающими ящерами: так балаганщик расхваливал заурядную речную дюгань, тварь смирнее ягненка, имеющую все шансы без труда выдаваться за ламантина, учитывая идентичные параметры: внушительный вес, крупные размеры, блестящую шкуру, приветливый вид.

Как мы уже угадали, Руди сразу же вызвал интерес у Трансигея. И все же кандидат в принцы не решался на визит, а стал упрашивать балаганщика сдать ему дюгань в наем. Балаганщик не прельстился. Трансигей увеличил цену в пять, девять, десять раз. Балаганщик сдался. Назначили день и час.

Максимин выведал все детали сделки и тут же придумал план.

Смешав гремучие вещества, смастерил из стеарина специальную ректальную свечу; приладил к запалу маленький усик с напылением из гремучей смеси, гарантирующий — при нежнейшем касании — сильнейший взрыв. Затем залез в аквариум дюгани и, едва зверь уснул, всунул ему в анус эту взрывчатую пилюлю.

План казался ему идеальным; теперь Максимин решил расслабиться и ждать вечера. Зашел в трактир близ сераля Трансигея, предвкушая, какие сюрпризы таит в себе ближайшее будущее.

Расчет Максимина был верен. Без двадцати пяти двенадцать к сералю прибыл балаганщик, везущий гигантскую купель, где Руди спал и в дреме улыбался, как буренка при виде несущейся вдали электрички.

Без десяти двенадцать раздался душераздирающий «бабах»; небеса вспыхнули ярким пламенем и тут же затянулись в едкий дым.

Затем дым рассеялся, и Максимин убедился: в серале все были мертвы.

Ликующий Максимин направился в night-club, где целые сутки — ну как тут не выпить за успешный результат всей кампании, даже если ты изрядный скупердяй, — заливался шампанским «Краман» брют и платил за всех желающих.

Так Максимин выбился в принцы. Увы! Наивный киллер в стремлении славить триумф и петь «Аллилуйя» был чересчур нетерпелив: три младших брата, высчитав имеющиеся у них шансы, наметили план и уже через десять дней «сделали» Максимина!

Так династия перешла на принцип: прав — сильнейший. Все убивали всех. Юрист, следивший за передачей капитала Клана, чуть не свихнулся: за пять лет узуфрукт Клана сменил двадцать семь владельцев, причем все властители умирали насильственными смертями.

Как все уже смекнули, истребительная тактика в таких темпах так или иначе привела бы Клан к гибели. Решили перевести дух. И заметили: в результате перманентных узурпаций выжила лишь четверть мужчин. Испугались. Стали заключать перемирия и альянсы. Издавать мирные декларации, чьи клаузулы — ясный перец — претенденты херили уже через неделю.

В результате решили придать убийствам ритуальный характер.

Как гласил специальный статут, для устранения зависти ревнивых братьев в семье разрешался лишь единственный сын. Так думали снизить накал страстей между претендентами и прийти — иллюстрируя идею естественных дарвинистических селекций — к ситуации, где каждую ветвь Клана представлял бы единственный преемник.

Дабы приблизить такую далекую цель, статут предусматривал fеrе et ferme три варианта, причем вариант выбирали ad libitum сами члены семьи:

или, едва младенец является на свет, умерщвлять маму;

или, если в семье уже есть сын, исключать зачатие путем кастрации папы;

или (вариант, за редкими исключениями, выбираемый всеми) разрешать жизнь старшему сыну, а следующим давать умереть самим или умерщвлять: сбрасывать в фекальные ямы, давить в ванне или — как предлагал Свифт — жарить как кабанину или телятину на ланчи для английских сударей.

За каких-нибудь девять-десять лет этими мерами сумели выправить ситуацию. Передача патриархальных регалий вызывала куда меньше семейных распрей, влекущих неминуемые насильственные распри.

Убивали уже не из пристрастия; каждый у себя в углу снижал quam maximum увеличение семьи, а значит, и Клана, пребывающих на стадии numerus clausus, в размерах, считавшихся maxima parte приемлемыми. И каждый в душе хвалил сей status quies, бывший не таким уж и диким, как казался ante-hac.

Глава 30

раскрывающая, как армейский барабанщик стал приемным папашей и какие преимущества участливый брат сумел извлечь из наследства

— На нашу семью, — рассказывал дальше Артур Бэллывью Верси-Ярн, — свалились ужасные испытания.

В Веракрусе, в Лазарете Щедрых Самаритян наша мать выдала трех детей сразу. К счастью (иначе нас бы умертвили на месте!) наш папаня — невзирая на правила Клана, предписывающие ему надзирать за схватками — был вынужден накануне уехать в Филадельфию, где ему, бизнесмену, предлагали прибыльную сделку на гигантскую партию невиданных музыкальных игрушек: губные пневматические клавишные инструменты были запущены двенадцать месяцев назад и влет раскупались на всех материках, а в Анкаре их вырывали с руками!