Жорж Перек - Исчезание

Как тут же смекнула мама, вернувшийся из бизнес-вуаяжа муж при виде трех сынишек — запрещенных правилами Клана — тут же нас зарежет.

В пылу материнских чувств, желая нас спасти, мама кликнула медсестру-бегинку и раскрыла ей терзавшие ее переживания. Славная бегинка решила ее выручить.

Итак, первый младенец был приписан маме, а двух других бегинка тут же унесла и спрятала.

— Значит, — сказал Эймери, — приехавший в лазарет папаня увидел лишь сына № 1.

— Да. Ему не сказали правду. А еще нам дали чужие бирки и другую фамилию; нам выписали фальшивые свидетельства; нас сумели выдать за двух младенцев, забытых в кулуаре близ нашей палаты; эти сиамские близнецы явились на свет мертвыми.

— Если изверг нас не знал, зачем же выслеживал? Зачем истреблял наших детей?

— Спустя двадцать лет наша мать прихватила вирусный ринит (rhinitis viridans), сразивший ее вмиг. Ее увезли в лазарет. К ней пришел некий кардинал, дабы услышать предсмертные признания, упразднить грехи и мазануть елеем. Мама призналась в фальсификации младенцев.

А святейший кардинал был изрядный плут. Занимался спекуляцией разными кафедральными синекурами. Брал взятки, устраивал тайные сделки. Шельмец тут же смекнул, как раскрутить прибыльную аферу. И начал предлагать секрет за максимальную цену. Сие узнал дальний кузен, втайне действующий с науськивания принца. Кузен уличил папашу в нарушении декрета Клана, так как мы вышли за рамки numerus clausus; в наказание наследник (наш брат) был убит!

А папа питал к сыну — кандидату в принцы — безумную страсть. Эта смерть ввергла папашу в ужасную депрессию, и папаша свихнулся. И начал винить нас в смерти сына, так как, если бы не мы, — заявлял безумец, — сын был бы жив.

Папаша дал клятву выслеживать нас всю жизнь, найти нас и, перед тем как убить нас самих, систематически истребить всех наших детей, дабы и мы пережили в невыразимых муках безвременную утрату любимых детей.

— Так значит, папаша нас знал? И нас, и наших детей?

— Нет. Не знал (да и детей в те времена мы не имели). Безумец направил все усилия, преследуя единственную цель: узнать, куда мы сбежали, какие люди взяли нас к себе, и как складывалась наша дальнейшая жизнь.

Сначала мститель приехал в Веракрус, где — выслеживая нас с чутьем, затмевающим чутье всех делаварских племен вместе взятых, — спустя двадцать лет вычислил весь запутанный маршрут бегинки.

Так след привел мстителя в Гвадалахару: там мы учились, там нас впервые причастили. Бегинка наверняка предвидела худшее: наступит время, и нас начнут выслеживать. Мы уехали из Гвадалахары и переехали в Бербер, затем сменили Гёдёллё на Тифлис. Мы жили в Джурджу, затем перебрались в Кыштым. Затем переселились в Хэйхэ, и там бегинка умерла, не успев раскрыть нам нависший над нами мрачный фатум. Десятилетними мальчиками нас разлучили.

Тебя направили в Юскюб. Там ты сбежал из приюта через тридцать шесть месяцев, не желая уезжать в Ямся. Тебя сбила машина, и в результате травмы у тебя была амнезия: из памяти стерлись все прежние знания.

Меня услали в Халл и там нашли приемную семью; приютивший меня армейский барабанщик, увидев присущую мне тягу к наукам, записал меня в Кембридж.

Наша связь прервалась. Я не знал, как складывалась у тебя жизнь. А ты даже не представлял себе, есть ли у тебя брат. Я переживал за тебя и грустил, вызывая в памяти нашу детскую дружбу.

В шестнадцать лет я сдал экзамены на степень бакалавра, а через девять лет защитил диссертацию; университет Изучения Вульгаризации Латыни направил меня в Червен-Бряг. Нагрузка ассистента была щадящая: девять лекций в месяц. Незанятые дни я тратил на изыскания, пытаясь найти касающиеся тебя сведения, ведь переезд из Юскюба в Червен-Бряг, разделенные шестью станциями, не занимал и дня.

В приюте Юскюба не знали, куда ты бежал. Я перерыл весь Юскюб и все предместья. Служащие приюта указали некие черты и приметы, а бездарный и все же старательный мазила начиркал мне карандашный эскиз: слегка карикатурную картинку рисующую тебя в фас, правда, наверняка устаревшую, так как тебя там не видели уже десять лет.

Я предлагал взглянуть на картинку всем: крестьянам, скупщикам, балаганщикам, верстальщикам, служащим, жандармам; я надеялся на случайную встречу, дабы напасть на след. Все усилия были тщетны.

Завершив стажерские лекции, я уехал из Юскюба, так и не найдя ни малейшей зацепки, даже намека на нее.

Далее я переехал в Аугсбург, где Джусия Мэйси Мл. Фаундейшн дала мне стипендию для участия в серьезнейшем труде Шерф-Хейниша ван Шлюссниг-Фигля на тему «Применение фрикативных в диалектах индейцев Параны»; сей удивительный трактат раскрывал, как и в случае с языками банту, явление лабиальных «ll» в существительных м. р. Даже из Аугсбурга я трижды (15 марта — 25 апреля, в июне, в середине августа) приезжал в Юскюб, где не переставал тебя искать.

Заключения были неутешительны: если я все время пытался тебя найти, ты даже не думал меня искать. Как принимать сей удручающий факт? И я признал разлуку, или, правильнее сказать, принял ее без всяких рассуждений, а затем придумал три веские причины: едва убежав из приюта, ты умер; тебя выкрали и увели цыгане; некий нервный срыв или внезапный травматизм замутил тебе разум, извратил инстинкт и чувства, нарушив связи, регулирующие детскую психику!

Я бился не менее трех лет, дабы выудить зацепку и найти истинную причину!

Изучив уйму записей, регистраций, реляций, статей в газетах и журналах, заручившись справками, списками, юридическими свидетельствами и циркулярами, я перебрал все административные учреждения, а также станции, склады, лазареты, гавани, терминалы, магазины и в результате напал на след: шестнадцать лет назад в местечке Призрен, близ Юскюба, приметили парня; неизвестный шатался без дела и казался не в себе.

Языка не знал. Кидался на еду, как безумный. Ступни были сбиты, руки расцарапаны.

Я решил — сначала чувствуя интуицией, а затем убежденный фактами — изучить эту версию. Я приехал в Призрен. Встретился с местными жителями; среди них был крестьянин, спасший найденыша. Мужчина рассказал, как взял парня в пастухи, дал ему крышу и еду. Я предъявил ему карикатуру: крестьянин тебя признал.

Так, в результате как минимум десяти лет усилий, я ухватил нить, ведущую к тебе!

Как мне рассказывали, ты сбежал из приюта, тебя сбила машина, ты утратил память, ты не знал ни данных тебе имени и фамилии, ни страны, где ты жил ранее. И все же ты был не таким тупым, каким казался вначале. Ты научился изъясняться, читать, и даже выказал недюжинный математический талант. Учитель гимназии дал тебе атлас, а затем убедил крестьянина направить тебя на учебу.

В Призрене ты жил не менее трех лет. Временами местные мальчишки тебя дразнили и кричали тебе вслед: «Имярек! Имярек!» — термин, считавшийся у них презрительным и значивший «безымянный». Затем называть тебя так начали все: кличка прижилась, чуть не став именем. Уезжая из Призрена, ты решил взять имя и фамилию «Эймери Шум», в знак уважения к учителю из гимназии за данные тебе знания.

Я надеялся встретиться с учителем. Учитель уже десять лет как переехал и — если верить кузену учителя — жил в Цюрихе. Через шесть месяцев, выбив приглашение на серию лекций, устраиваемых в Цюрихе, я туда приехал. Сумел найти Эймери Шума. Бывший учитель не знал, куда ты уехал. И все же рассказал мне весьма важную вещь: тремя месяцами ранее некий патлатый тип, в летах и все же энергичный — как бы снедаемый гневным пламенем — искал тебя!

Факт был интригующим. Неужели, не считая меня, есть еще люди, интересующиеся нашими перипетиями и ищущие тебя? Зачем?

Меня терзали предчувствия преследующей нас напасти. Временами, меня будил metus tenebrus; я вздрагивал в дреме, испуганный видением убийства.

На память мне являлись странные реминисценции: в детстве — или в младенчестве? — как минимум лет двадцать назад бегинка в перерывах между играми в кубики или в юлу сажала нас себе на спину и катала, а затем, шепча, рассказывала, как в дальних странах живет жуткий Патлатый, желающий нам зла и стремящийся навредить нам, а еще наказывала: если у нас будут дети — присматривать за ними все время, дабы уберечь им жизнь.

Эти реминисценции — а быль так смахивала на небыль — мне казались неясными, далекими, и лишь через неделю я сумел найти верные сведения. Я вдруг представил себе Веракрус, где мы явились на свет, и тут же связался с лечебницей через бескабельную сеть. Мне рассказали все: явление на свет трех детей, замену, сделанную, дабы нас минула грядущая смерть, участие бегинки в укрывательстве; а еще я узнал, как лет десять назад Патлатый приехал в лазарет и навел на всех страх, пугая мстительными речами в адрес убийц сына!