Сергей Алексеев - Игры с хищником
– Потому что он фамилию сменил, – спокойно заявил Никита. – Скрываться пришлось, время-то какое было. У него в Коростах тесть жил, а когда помер, отец его документы себе взял. А что? Старики-то все на одно лицо... И теперь зовут его Махоркин Иван Палыч. И я Махоркин, и Сашка, и девки. Он бороду сбрил, волосы остриг, так и не признал никто.
– Махоркин?..
– Ну... У отца последняя жена была с такой фамилией. Родом из Корост. Туда и убежали... А что, знакомая фамилия?
– Женой деда была Виктория Маркс, – с надеждой проговорил Сергей Борисович. – Ты что-то путаешь...
– Ты и про это слыхал?.. Ну тогда знай: Евдокия Махоркина она по рождению, а никакая не Маркс.
Левая рука начала отчего-то неметь: тогда он еще не знал, что это результат контузии, полученной от взрыва снаряда на танковом полигоне...
– Не может быть!
– А ты слыхал, она фамилию поменяла? Еще в коммуне? Дескать, неблагозвучная?
– Слыхал...
– Что ж тогда Тоньку огулял? – спросил с неожиданной злобой. – Она сестра моя по отцу, а тебе тетка родная. Ты что же натворил-то?
Сергей Борисович ощутил край пропасти и заглянул туда – сердце оборвалось от глубины.
– Я ничего не знал. Антонина не сказала...
– Сам-то догадаться не мог? Ведь умный, вон куда сел – рукой не достанешь!
– Откуда я мог знать... настоящую фамилию этой Виктории Маркс?
– Да вы же одна шайка-лейка – секретари!
Он отступил от пропасти, спросил трезво:
– Антонина знала об этом? Что она не Махоркина?
Никита скрипнул хромачами.
– Теперь-то что, знала, не знала... Главное, ты со своей теткой переспал.
– Нет... дядя! Ты прямо скажи! Я ведь у Антонины сам спрошу!
– Ну, не знала.
– Почему не знала? Скрывали, чтоб случайно не проговорилась? И вас не выдала?
– Что ты на меня наступаешь-то? – возмутился Никита. – Еще и кричит! Сейчас не тридцать седьмой, мне бояться нечего. Ты теперь думай, что делать станешь! Потому что ты у меня вот где!
И поднес тяжелый, угловатый кулак.
– Так! – Сергей Борисович встал. – Ты сообщил мне, что Антонина моя родственница?
– Сообщил.
– И что еще хотел?
Видимо, он решил, что сломал своего племянника, и чуть расправил боксерские плечи.
– Не я, а мы все хотим, чтоб ты признавал свою родню.
– Я от родни никогда не отказывался.
– Значит, признаешь?.. Ладно, тогда и мы с тобой по-родственному. – И вдруг из нападающего превратился в просителя: – Изба у нас гнилая, разваливается, а новую поставить силы нету. Отец старик совсем, жена у него тоже не молодая. Я в колхозе работаю, за трудодни, Сашка в армию ушел, так домой не вернулся. Тонька, она теперь при тебе... А с Наташки что взять? Вертихвостка.
– Говори, что надо? – поторопил Сергей Борисович.
– Отдай нам старый сельсовет, и как раз будет. Все равно пустой стоит.
Сельсовет в Выселках тогда упразднили, ибо село попало в городскую черту Ельни, и новое каменное здание хотели передать под жилье председателю колхоза.
– И это все?
– Обрадовался!.. Поставишь меня председателем. И чтоб я был всегда на хорошем счету.
– Сказку про золотую рыбку слышал? – наливаясь гневом, спросил он.
– Сказок я с детства наслушался, по одним книжкам воспитывались! – засмеялся Никита. – А ты теперь Тоньку замуж бери. Еще ближе станем родня. Она приехала, сияет, говорит, мне сам Сергей Борисович предложение сделал. Замуж, говорит, за него выхожу! Дурочка...
– А ты решил после этого меня шантажировать?
Он не знал этого слова и спросил недоуменно:
– Что делать?
– Поиграть со мной. Сельсовет потребовать, должность.
– Какая уж тут игра, племянничек? Тебе-то теперь не до игрушек. Задницу отмывать надо.
– Где Антонина?
– Да тут где-то, полы драила. – Никита оглянулся на дверь. – Ты ей тоже работу другую дай. Не дело это, чтоб жена поломойкой была.
– Я подумаю, – отозвался Сергей Борисович. – Ты ей сказал, что мы родственники?
– Зачем? Она еще начнет чего-нибудь выкидывать... Приехал с ее женишком познакомиться. – Он встал. – Все шито-крыто. Ты сам только не проболтайся! Тебе ведь невыгодно, чтоб знали, как ты тетушку склонил к сожительству. А может, и силой взял – вся в синяках пришла. Сведу к врачам, они установят. Так что живи и помалкивай. – Он дошел до двери, глянул через плечо, ухмыльнулся: – Я у Тоньки в общежитии остановился, найдешь, когда потребуюсь.
И не спеша удалился, поскрипывая сапогами, старомодно собранными в гармошку.
Оставшись один, Сергей Борисович попытался оценить ситуацию и найти хоть какие-нибудь пути ее разрешения. Но в голове громче остальных стучалась мысль, что дело одним только сельсоветом и должностью не кончится. И как только он выполнит требования упавшего с неба дяди, тут же появятся новые – таких людей ничто не останавливает. Но если просто выгнать его и не обращать внимания, он непременно начнет жаловаться и обязательно все дело представит так, будто племянник и в самом деле сожительствует со своей тетей, пользуясь служебным положением и зная, что та будет молчать. Если даже никто не поверит обвинению в кровосмешении и насилии, то слух по области пойдет громогласный и ему уже станет невозможно работать ни на родине, ни тем паче в столице.
Это приговор.
Скорее машинально он взял со стола секретную документацию – несколько цехов радиозавода были оборонными, хотел положить в сейф и тут увидел матово блеснувший «вальтер».
Тогда еще мысли о самоубийстве не было, однако он вынул пистолет, проверил патроны в магазине, и вид оружия подстегнул, заставил подумать, что выход всегда есть. В любом случае. И его нужно искать. Спокойно сесть, взвесить все, с кем-нибудь посоветоваться, может быть, съездить к деду на Выселки.
Наконец, поговорить с Антониной!
Слегка приободренный такими мыслями, он положил пистолет в карман пальто и побрел было домой, но вдруг увидел знакомую громоздкую и легкоузнаваемую фигуру Бажана. Видимо, отставной первый секретарь не мог заснуть и прогуливался по безлюдному тротуару.
– Добрый вечер. – Сергей Борисович догнал его и пошел рядом.
Герой взглянул на него, словно с горы.
– А-а... И впрямь добрый. Хожу и думаю вот... На пенсии не так уж и плохо.
– А я поговорить хотел с вами. – В тот момент он понял, что другого советчика ему не найти. – Вы оказались правы: кажется, я погорел на женщинах.
– Не ты первый – не ты последний, – с истинным пенсионерским спокойствием проговорил тот. – Наше слабое место, брат... Вот я однажды приехал в ЦК на пленум, иду себе, гуляю, а навстречу мне... баба, с веником и тазиком. Румяная, красивая... Пойдем, говорит, со мной, я чистая, из бани иду. Там Сандуновские бани недалеко... Я пошел было, а потом подумал, ведь на пленум приехал... Ну и вернулся. – Он мечтательно помолчал и добавил: – И до сих пор жалею. Иногда прямо кровь кипит... Природу, ее никакой должностью не прикроешь. И чем выше поднимешься, тем больше возможностей откроется. Бабы сами в постель полезут, они чуют удачливых. Брежнев, думаешь, святой? Ага, как раз. Я с ним сначала на Малой Земле воевал. Так он там жил с походно-полевой женой и никого не стеснялся. А потом на целине был, видел, как он с секретаршей своей в озере купался. Я на карауле стоял, можно сказать, за ноги держал... Он ведь, как и ты, никогда не думал, что генеральным станет. Никто и предположить не мог! Я тогда определил его будущее, по бабам, по тому, как они падают на него... А сейчас Леня старый стал, коли позволяет за своей спиной всякие дела проделывать. Думаешь, это он мне под зад коленом дал? Нет, это я под балан попал. Значит, ждать надо, скоро Леня помрет или новый переворот будет...
– Мне-то что сейчас делать? – спросил Сергей Борисович, чтобы уйти от неприятной темы.
– А ты расти будешь!
– Какое тут расти?..
– Понятно. Переспал с техничкой, а она на тебе повисла?
– Еще хуже. Начался шантаж.
– Расстаться надо.
– Но как?
– Ласково, полюбовно, – со знанием дела стал учить Герой. – Запомни, Сережа: стоит тебе грубо обойтись с женщиной, резко отвергнуть ее, и ты сразу пропал. О, что с тобой сделают! Не с землей – с наземом смешают. С ними надо, как со старшими начальниками: вести себя предупредительно, нежно и даже прощаться навсегда с долгим и страстным поцелуем.
Он некоторое время брел самоуглубленным и каким-то потерянным, затем спохватился и сказал:
– Давай излагай суть, послушаю.
Потеплевшая пистолетная сталь в кармане делала мысли четкими, а язык кратким до афористичности. Гуляли около получаса, прежде чем Сергей Борисович закончил свою исповедь тем, как ушел от него Никита Махоркин.
Еще минут десять бывший командир полка молча маршировал по асфальту и – вот же свежая голова! – рассудил:
– Ну, изнасилование тебе пришить трудно. Инцест – не знаю, признают ли кровосмешение, если она всего-то тетка по отцу? Не сестра же и не мать. Помню, раньше старики подобных браков не разрешали, но нынче отбрехаться можно. Тем более вы оба не знали... Что у нас остается?
