Сергей Волков - Дети пустоты
— Ничего себе, — шепчет потрясенный Губастый.
— Так и надо! — восторженно бьет себя кулаком по колену Сапог. — У-у-у, был бы у меня автомат…
Возвращается Тёха. Он смотрел репортаж по другому телевизору, расположенному в конце вагона.
На экране заканчиваются новости, начинается музыкальная передача. Детский ансамбль «Непоседы» веселыми голосами поет бодрую песню:
«Солнце двадцать первого века,В море жизни стань маяком.Солнце двадцать первого века,Светом озари каждый дом.Неудачи, беды, ненастьяВ двадцать первый век не пусти.Зернам дружбы, радости, счастьяПомоги скорей прорасти.Мы — дети солнца,Мы — дети солнца,Живем на лучшейИз всех планет.Мы — дети солнца,А дети солнцаДолжны нести тепло и свет.Мы — дети солнца,А дети солнцаДолжны нести тепло и свет»[2].
Не глядя на нас, Тёха садится и закрывает глаза. Шуня смотрит на него и плачет…
***У меня неожиданно дико начинает болеть голова. В глазах темнеет, все вокруг расплывается. Наверное, это из-за того удара монтировкой. Меня укладывают поперек сидений, Губастый бежит в туалет и приносит смоченную в воде тряпку. Где он ее взял — не знаю. От тряпки пахнет детдомовской столовкой.
Лежу, все как в тумане. Голоса прорываются сквозь него, но слов не разобрать — бу-бу-бу, и все. Я вспоминаю нашего учителя по истории, Виталия Валентиновича. Он был забавным дядькой, хотел во что бы то ни стало заставить нас выучить свой предмет и придумал новую методу. У нас полкласса было детдомовских, вторая половина — городские, из рабочего района. Почти у всех отцы или старшие братья сидели. Историю никто не учил — западло было разбираться во всех этих Изяславах, Святогорах… Или Святославах?
Тогда Валет, как мы прозвали историка, и сделал ход конем.
— Нравы в те далекие времена, когда создавалось первое крупное славянское государство, были дикие. Примерно такие же, как сейчас, — вещал Валет. — Прав был тот, кто сильнее. По версии, изложенной в летописной «Повести временных лет», северные славяне, называемые еще ильменскими, обратились через одного авторитетного человека по имени Гостомысл к крупному варяжскому пахану Рюрику…
После слова «пахану» в классе, помню, воцарилась изумленная тишина. Замолчали даже придурки на камчатке. Воспользовавшись этим, Валет зачастил:
— Варяги в то время держали мазу на всех торговых путях, ведущих из Северной Европы в богатые южные земли. Это были опытные бойцы, крутые и отмороженные на всю голову. Гостомысл заслал им маляву: «У нас беспредел творится, порядка нет. Канайте к нам и разложите все по понятиям». Рюрик и два его брата, имевшие погоняла Синеус и Трувор, основные среди заморских варягов, пришли на Русь, и начался большой кипеж. Беспредельщиков быстро погасили. Правда, Синеус и Трувор склеили в этой движухе ласты, но порядок в северных, новгородских землях установился суровый и правильный. Тем временем два авторитета из варягов, Аскольд и Дир, оторвались от пахана Рюрика и мотанули на юг, в Киев. Там они замочили местного князя и сами сели на княжеский престол. Рюрик в Новгороде был недоволен — купцы приходили к нему и жаловались: «Конкретно лажа выходит. Аскольд с Диром нас щиплют, как кур. Не по понятиям это». Рюрик собрался идти гасить бывших подельников, но тут возбухнули дикие карелы — ну, типа наших кавказцев. В походе на них Рюрик и зажмурился. На сходке варяги выбрали основным реального пацана Олега Вещего. Такое погоняло он заслужил за крутую чуйку. Олег взял сына Рюрика, Игоря, собрал братву и отправился разбираться с беспредельщиками Аскольдом и Диром…
Весть класс слушал, как завороженный. Когда прозвенел звонок, никто не тронулся с места — Валет как раз рассказывал про «конкретную маруху княгиню Ольгу» и ее месть за мужа древлянам…
Боль чуть-чуть отступает. Мне становится весело — впервые с того момента, как вчера в вагончик вошла Шуня. Вспоминаю, как потом директриса устроила разборки с Валетом — его вломил кто-то из девок: «Как вы могли, Виталий Валентинович! Вы опозорили высокое звание российского учителя!» А Валет ей в ответку: «Зато теперь даже самый закоренелый двоечник у меня знает, кто такие князь Мал, сколько лет было Святославу на момент битвы с древлянами и как звали в крещении княгиню Ольгу».
И еще он сказал: «История России движется не по спирали. Весь мир вот по спирали, а мы своим путем. Мы — по кругу. Рассвет, обед, закат — и полночь, черная, как могила. Отпели казненных — и опять рассвет. Важно, чтобы наши дети это знали. А форма подачи — она тут не так важна».
Директриса, как это услышала, аж задохнулась. И убежала, дверью хлопнув. В общем, история дошла до РОНО и закончилась для Валета плохо — ему великодушно разрешили написать «по собственному желанию». Больше я его никогда не видел. А жаль, представляю, какую расписную телегу он бы задвинул про Петра Первого, например…
Глава двадцатая
Нашего полку прибыло…
Экспресс довозит нас до Шилки. Я к тому моменту уже оклемываюсь и могу ходить.
— Ты, это… держись, — говорит мне Губастый. — Немного осталось.
Киваю. Я бы рад держаться, только вот не знаю за что…
Выходим. Тёха, ведя Шуню за руку как маленькую, сразу двигает выяснять, откуда и когда идет поезд на Хабаровск. Оказывается, таких много. Ближайший подойдет к станции через час.
На небольшом базарчике неподалеку от путей покупаем новую одежду. Вообще-то больше всего она нужна Тёхе, но бригадир решает, что прибарахлиться нужно всем. Шмотки — пуховики, утепленные штаны — конечно, сплошь китайские, но теплые и практичные. Мы теперь похожи на отряд спецназа, выполняющий задание где-нибудь за Полярным кругом.
Возвращаемся на станцию. Я так понимаю, что Тёха больше не хочет рисковать, благо с деньгами напряга нет. Он подходит к начальнику поезда и предлагает за нас пятерых пятнадцать тысяч — по три на нос. Начальник секунду колеблется — и соглашается.
Грузимся в поезд. В купе. Будем ехать как белые люди.
— В сортир — по двое! — распоряжается Тёха. — И всё.
«И всё» означает, что больше никаких походов, никуда и никому. Хотя, я думаю, желающих и так не найдется — отучила нас эта дорога от гуляний-хождений.
Поезд трогается. Шуня лежит на нижней полке, отвернувшись к стене. Тёха сидит у нее в ногах, закрыв глаза. Сапог ложится напротив и сразу засыпает. Мы с Губастым забираемся на верхние полки. Я тоже не прочь покемарить, а Губастый открывает книжку. Он ее нашел на вокзале — лежала возле мусорки. Толстая такая книжка в серой обложке. Автор нерусский какой-то — Дж. Лондон, и название непонятное: «Морской волк». Как волк может быть морским? Хотя, может, это тюлень какой-нибудь. Я по телику видел, что бывают морские слоны, морские котики и даже морские львы. Может, и волк есть? Но я бы такое ни за что читать не стал, а вот Губастому все равно, лишь бы читать.
Полежав с закрытыми глазами, я протягиваю руку и касаюсь запястья Губастого.
— Слышь, че за книга?
Спрашиваю шепотом, чтобы никого не разбудить.
— Не понял еще, — тихо отвечает он. — Но есть прикольные моменты. Вот послушай: «Думаю о том, что никогда не умел по-настоящему ценить женское общество, хотя почти всю свою жизнь провел в окружении женщин. Я жил с матерью и сестрами и всегда старался освободиться от их опеки…» Тут дальше фигня всякая… А-а, вот! «Подобные воспоминания заставляют меня задуматься о другом. Где матери всех этих людей, плавающих на „Призраке“? И противоестественно и нездорово, что все эти мужчины совершенно оторваны от женщин и одни скитаются по белу свету. Грубость и дикость только неизбежный результат этого. Всем этим людям следовало бы тоже иметь жен, сестер, дочерей. Тогда они были бы мягче, человечнее, были бы способны на сочувствие. А ведь никто из них даже не женат. Годами никому из них не приходится испытывать на себе влияния хорошей женщины, ее смягчающего воздействия. Жизнь их однобока. Их мужественность, в которой есть нечто животное, чрезмерно развилась в них за счет духовной стороны, притупившейся, почти атрофированной…»
— Ну и че? — прерываю я его захлебывающийся шепот.
— Не знаю… — Губастый смотрит на меня поверх книги глазами голодной дворняги. — Может, зря мы это все… Может, у Мезиновых надо было остаться, а?
— Теперь какая разница? Че жалеть о том, что уже улетело?
— А может, вернемся? — Губастый свешивается с полки, упирается в мою рукой и частит: — Деньги есть! Доедем! Хорек, наверное, уже выздоровел. Весна скоро…
— Глохните! — негромко, но четко произносит снизу Тёха. И после паузы добавляет совсем другим тоном: — Немного же осталось…
