Равиль Бикбаев - Над пропастью по лезвию меча
— Мне тоже, пора, — Джеймс встал и протянул старичку руку, тот пожал ее, — Прощайте.
— Если Вас это утешит сэр Джеймс, то мне тоже не долго осталось, — старичок грустно улыбнулся.
— Нет, меня это не утешает, — сэр Джеймс, машинально отряхнул пальто от прилипших листьев, — туда каждый идет в одиночку.
— Тогда, счастливого пути! — попрощался старичок, и медленно шаркающей походкой усталого человека пошел по парковой дорожке, к выходу.
Часть вторая
Вновь открывшиеся обстоятельства
Глава 1
— Вот, собственно говоря, и все, — Торшин откинулся на спинку пластмассового кресла, — дальше уже не так интересно. Ефимов в тот же день скончался, остановилось сердце. Уверяю тебя, мы здесь не причем, думаю, он сам его остановил. Кстати у него в романе «Время буйвола», методика остановки сердца, частично описана. Дальше уже «пена» пошла. У него дома провели обыск, ничего существенного не обнаружили. Искали его связи и агентов, еще два года.
— Ну и как, нашли? — поинтересовался я.
— А вот этого я тебе не скажу, — подмигнув мне, ответил Торшин.
Солнце уже не так палило, но вечер не принес прохлады, раскаленная земля отдавала накопленный за день, жар. Кафе, где мы сидели, наполнилось молодежью. Студенты, смеялись, болтали, пили пиво, флиртовали. Гремела музыка, и я почувствовал свою неуместность на этом празднике жизни.
— Жизнь продолжается, — кивнув на самозабвенно целующуюся за соседним столиком парочку, заметил я.
— Она всегда продолжается, — засмеялся мой приятель, без осуждения и зависти посмотрев на парочку, прибавил, — и, слава богу. Так как ты не передумал? Может пойдем, чего покрепче выпьем, ребят помянем.
— Хорошо, — согласился я, — тут рядом ресторанчик приличный открыли, заодно и перекусим.
Ресторанчик был небольшой, комфортный, кухня отличная, персонал вежлив, без навязчивости. Официант быстро расставил столовые приборы, холодные закуски, принес графин с холодной водкой, пожелал приятного аппетита и ушел.
— Давай по первой, за ребят, — Торшин поднял рюмку, и мы не чокаясь выпили.
— А у них как судьба сложилась? Григошин, Всеволодов, Ивлев, они то как? — после Лешиного рассказа, они мне уже не чужие были, вот и поинтересовался.
— Григошин через год умер, во сне сердце остановилось, на похороны, почти все его ученики пришли, офицеры и генералы, цвет советской разведки и контрразведки собрался, кто смог даже из-за границы приехал, долг последний отдать. Хороший он был мужик. Я тогда с полковником — йогом, и генералом — боцманом, познакомился, Всеволодов меня им представил, они оказывается, тоже учениками Григошина были. Всеволодов дослужился до начальника управления, звание генерал — лейтенант. В 1990 г. он подал, через голову Председателя КГБ, докладную записку, на имя Меченого, в которой прогнозировал распад Союза, его тут — же в отставку уволили, стал выпивать, печень отказала, вот и отправился в путь далекий, без возврата. Ивлев дослужился до звания генерал — майор, в сентябре 1991года уволен, по выслуге лет. Сейчас бизнесом занимается, меня приглашал, только это дело не по мне. Генерал, бывший руководитель Лондонской резидентуры, умер в 1992 году. Где йог — гэбешный, не знаю. Ищет наверно путь своей души, может и найдет.
— А Маша? С ней, что?
— Больше мы не встречались, — Торшин поморщился, разлил еще по одной, — Ребята говорили, что у нее все нормально, замуж вышла. Давай выпьем!
Мы выпили, потом еще, и еще. Официант принес графин, потом полную бутылку, и мы напились в лоск, по военному, домой я еле дошел, а уж пьян был хоть выжимай.
На следующий день, мучаясь с похмелья, я сумел восстановить рассказ приятеля, для памяти записал основные детали, так просто без дальней мысли, как любопытный факт времен «холодной войны». Пока набирал на компьютере текст, заметил, что в рассказе Торшина, много белых пятен, видать не всё рассказал мне товарищ полковник.
Взяв пива, я поехал его навестить. Жил Торшин один, в однокомнатной квартире старого дома, пиву, что я принес с собой, обрадовался, а мне, когда я стал доставать его вопросами, не очень.
— А ты, почему один живешь, — начал я для начала, — ты же женат, и дети у тебя есть.
— Не твое дело, — рыкнул Торшин, болезненно сморщился, откупорил бутылку пива, залпом с горла выпил, — Ох хорошо!
— Леша! А разве Григошин, генерал КГБ, мог в семидесятые годы, так неуважительно про большевиков говорить, да о Боге через слово вспоминать. Признавайся, ты это выдумал?
— Что он думал то и говорил, и еще точно знал, кому говорить и что. Да и кто бы его побежал закладывать! Я, что ли? — Торшин откупорил вторую бутылку, опять налил себе пива, только уже в стакан. Пена полилась через край, и как эта пена полились мои вопросы.
— А почему, дипломат, Ефимову на квартиру звонил? Ты же сам говорил, что они прекрасно знали, что телефоны на прослушке?
— Не знаю, — Торшин открыл третью бутылку, разлил по емкостям и, смакуя напиток, стал пить мелкими глотками. Усмехнувшись моему недоумению, повторил, — не знаю, может нас совсем дураками считали, а может не раз у них такой номер, с условным сигналом проходил, и все обходилось, точно сказать не могу.
— А что с тем нашим агентом стало, ну что информацию про Ефимова — Джеймса — Рикки дал?
— Не скажу.
— А ваши негласные сотрудники по Ефимову работали? — продолжал я доставать его своими вопросами.
— Так я тебе все и выложил, — Торшин, с иронией посмотрел на меня, — сотрудников не сдавал, и сдавать не собираюсь, многие из них до сих пор живы, зачем я им буду жизнь портить. Лучше посмотри, есть, что пожрать в холодильнике, или опять в кафе идти.
В холодильники оставалось с десяток куриных яиц, заплесневелый кусок сливочного масла, черствый кусок хлеба. Пока я возился у плиты, Леша все пивом поправлялся, отмокал. Из продуктов я приготовил свое фирменное блюдо, яичницу «А я холостяк», и продолжил допрос.
— А в каких произведениях Ефимова ты нашел, секретную информацию?
— Отстань, что мог, я тебе рассказал, про остальное можешь сам придумать, или домыслить, часть данных этого расследования, до сих пор являются секретными.
— Да ты мне все наврал! — с наигранным негодованием сказал я, рассчитывая, что он возмутится, предоставит более полную информацию, и подтвердит ее фактами. Только не на такого напал!
— Не веришь? И не надо! Лучше ешь свою бурду, а то мне одному не управится.
Яичница подгорела, нечего во время приготовления о шпионах думать, но голод не тетка, и под пиво мы ее благополучно съели. Поняв, что больше ничего интересного не узнаю, я откланялся. Торшин меня не удерживал.
В библиотеке, я достал, все какие смог произведения Ефимова, перечитал их, и как не старался не смог найти в них, ничего такого, о чем мне рассказал Торшин. Правда, роман «Время буйвола», изданный в 1970 году, если прочитать его под определенным углом зрения был, несмотря на обилие коммунистической терминологии, явно антисоветским, и напоминал антиутопии Д. Оруэлла, но если рассматривать его как свидетельство, шпионской деятельности Ефимова, то получится не доказательство, а бред «сивой кобылы».
Жизнь, между тем, шла своим чередом, и я не то, чтобы забыл об этой истории, но забросил ее в дальний уголок памяти, по принципу, будет возможность и желание, разберусь, если получится.
Через год, подготовив, «черновой» вариант диссертации, я поехал на встречу с научным руководителем. Перед отъездом, зашел к Торшину. Все та же неустроенная холостяцкая квартира, и пребывающий в ней мой приятель одиночество, которого разделяла только, красивая шотландская овчарка. Из сплетен, которые гуляли по университету, среди прекрасной половины, я знал, что у него никого нет, а то, что он, как говорится «злоупотреблял», я и сам видел.
— Леша! Я в Москву еду, если тебе что надо, передать, или привезти, то говори, — овчарка моему визиту обрадовалась, стала ласкаться, а Торшин достал бутылку, стаканы, собрал на стол, нехитрую закуску. Овчарка укоризненно на него посмотрела и вышла из комнаты.
— Нет мне ничего не надо, — он развил по стаканам водку, предложил, — ну на дорожку!
Я не делаю взрослым людям замечания, а уж тем более не рвусь спасать и воспитывать, каждый волен сам, выбирать себе судьбу, но Лешу, мне было жаль.
— Может подлечиться тебе надо, съездить куда, развеяться, что ты как сыч один, — робко заметил я, будучи уверен, что он пошлет меня вместе с благими пожеланиями куда подальше.
— Нас не надо, жалеть, ведь и мы никого не жалели…, — процитировал поэта фронтовика Орлова, Торшин, засмеялся, и спросил, — Вот у тебя грехи есть?
— Как и у каждого, — пожал плечами я, — только это не повод в «мировую скорбь» впадать.
