Персиваль Эверетт - Американская пустыня
– Что-то не так, – отметила Ханна.
– Руки болят.
– Что-то еще, – не отступалась Ханна.
– Я с ним целовалась.
– С каким ты целовалась?
– С кем.
– Да ладно, не суть важно, ты давай выкладывай, – потребовала Ханна.
– С Ричардом.
– Да ну!
– Ну да. – Глория сама не верила, что говорит такие вещи, причем вслух – верила не больше, чем в то, что на самом деле этакое вытворяла. Сердце неистово колотилось в груди, а где-то в глубине живота резануло холодом.
– Это ж здорово! – просияла Ханна. Голос ее звучал неуверенно, словно нужные слова приходили на ум не сразу.
– Все не так, как ты себе представляешь, – проговорила Глория со вздохом. Внутри затаилась глухая тоска – не по Теду и не по губам, которых она еще недавно касалась, но – тоска. – И я сама не знаю, зачем я это сделала. Сделала – и все.
– Это он тебя поцеловал или ты его?
– Я разрешила ему меня поцеловать, – пояснила Глория, будто бы спровоцировала это событие вовсе не она, будто бы она могла переложить часть вины на другого, утверждая, что всего-то на всего не воспрепятствовала ему в его намерении.
– Ушам своим не верю.
– Вот и мне не верится. – Глория откинулась на постели и посмотрела в потолок. – Я все время думала о Теде, а тут – он. Наверное, мне просто хотелось подтвердить, в самом ли деле я верю, что Тед жив. Просто поверить не могу, что я с ним целовалась. Чувствую себя сущим дерьмом.
– Успокойся. Ну, поцеловала парня. Тоже мне, трагедия. Ты ж не ребенка от него ждешь. – Ханна рассмеялась. – Ты только подумай, какой скотиной бывал твой Тед. Сколько раз он изменял тебе и лгал! Помнишь ту психованную девку, на которую вы детей оставили? Вспомни все, что этот гад вытворял – а потом умолял тебя простить его и все забыть.
– Я не в силах забыть всего того, что он вытворял, – отозвалась Глория. – Думаю, мне просто нужно было понять, простила ли я его.
– И?
– И что? – Глория оглянулась на Ханну.
– Ты простила ублюдка?
– Не знаю.
– Значит, нет, – подвела итог Ханна, кладя книгу на тумбочку. – Ну и что ты намерена делать?
Глория промолчала.
– Так как же насчет Ричарда? – не отступалась Ханна.
– Ханна, я не думаю о Ричарде. И о Теде сейчас тоже не думаю. Я думаю о себе. В кои-то веки я думаю о себе. – Глория взвешивала подробности своей жизни, сознавая, что разрозненные фрагменты содержат в себе целое, ведут к истолкованию целого, понимая, что, игнорируя детали, лишая каждую из них шанса развиться и повлиять на ее мир, она превращала любое отдельно взятое событие в карикатуру его же несостоятельности. Она откинулась на спину, опустила голову на подушку. Она боролась со сном.
После встречи с сектантами Салли била дрожь. Ему и прежде доводилось попадать в те еще переплеты, но одно из его правил сводилось к следующему: если поручение делается опасным – на поручении ставится крест. Однако сейчас все было иначе: опасность поджидала впереди – и никаких гарантий на возвращение.
Он заехал во дворик парковочной площадки перед ресторанчиком, прогудел в гудок и вылез из машины.
На крыльцо вышел давешний старикан: лицо его явно помягчело и просто-таки расплывалось в улыбке.
– Заходите, подкрепитесь, – пригласил он.
Салли озадаченно глядел на него.
– Ну, теперь-то я вас знаю, – объяснил старик. – Не в обиду будь сказано, видок у вас не того. Что-то стряслось – ну, там, среди этих психов?
– Я в полном порядке, – заверил Салли. Он поднялся по ступенькам и на последней поприветствовал незнакомца крепким рукопожатием. – Меня зовут Горацио Салли.
– Стэн Датч. Заходите, садитесь. Моя жена сготовит вам все, чего в меню значится, вы только скажите.
– Спасибо. – Салли вошел внутрь. Стэн провел его к столику в середке полутемной комнаты. Салли сел, подождал, чтобы глаза привыкли к сумраку, положил локти на стол, потер виски.
– С вами точно все в порядке? – спросил Стэн, вручая Салли меню.
Салли кивнул, глянул снизу вверх на собеседника, отмечая его маленькие, далеко посаженные глазки на пухлой красной физиономии.
– Значит, я больше не чужой?
– Вы ж вернулись, – пояснил старикан. – Коли вы вернулись сюда после того, как пообщались со мной, так с вами ж все ясно.
Салли не понял, польстили ему или нет.
– Приму это как комплимент.
– Ну, вы проглядите пока меню, а я сей момент вернусь. Кофе хотите? Или чаю со льдом?
– Чаю.
Салли еще раз потер виски – и несказанно удивился, когда Стэн и впрямь тут же возник у столика с холодным напитком. Салли поблагодарил хозяина, и тот вновь исчез в кухне.
Оглядевшись по сторонам, он заметил фотографии – штук двадцать, восемь на десять, равномерно развешанные по всей длине стены. Детектив встал, подошел к одной из них, затем изучил следующую за ней, и так – все, не в состоянии понять, что именно на них изображено. Он подумал было, что это все – фотографии НЛО, и вспомнил байки про людей, якобы поселившихся в глубине пустыне.
– Черные вертолеты. – Стэн уже вернулся и теперь поджидал с блокнотом у столика. – Они частенько тут летывают.
– Черные вертолеты?
– Большой правительственный секрет, фу-ты ну-ты. Вот так они нас, бирюков, и отслеживают. В городах-то за тобой просто-напросто наблюдают и записывают на видео каждый твой шаг, пока ты по улице идешь. Используют мощные микрофоны и все такое. Им даже «жучками» начинять дом ни к чему. Просто наставляют на тебя здоровенную «волшебную палочку» – и записывают каждое слово.
– Да ну?
– А вот в здешней дыре особо не пошпионишь. Никаких тебе толп, чтобы ихним агентам невзначай затесаться. Разве что вертолеты порой пролетают, проверяют, не затеваем ли мы бунта или чего недоброго.
– Это вы фотографировали? – спросил Салли.
– Ага.
Салли нагнулся к ближайшей фотографии.
– Даже разобрать не могу, что это и впрямь вертолеты.
– Они-они, – заверил Стэн. – Вы заказывать готовы?
– Ага. – Салли сел и попросил чизбургер, картошку «фри» и порцию «чили». – Я ничего такого не имел в виду насчет фотографий.
Стэн скользнул взглядом по фотографиям на стене и, похоже, пропустил замечание Салли мимо ушей.
– Когда прилетают, так жуть просто. С ума сводят.
Стэн ушел на кухню, а Салли заметил, что либо свет в столовой включили чуть ярче, либо глаза у него наконец-то привыкли к полумраку. Он обвел взглядом комнату, посмотрел на пыльное окно. Там маячило чье-то лицо. Детектив встал, подошел к двери, приоткрыл ее на дюйм, выглянул наружу. На крыльце топталась молодая женщина. Она рванулась к Салли: в лице ее читалась тревога, руки, свисавшие по бокам, прямо-таки тряслись. На ней были джинсы и свободная черная футболка.
– Это вы детектив? – спросила она.
– Да.
Девушка нырнула в дверь мимо Салли.
– Меня зовут Синтия, – сообщила она, расхаживая туда-сюда до стены с фотографиями и обратно. – Я из лагеря Большого Папы.
– Того сектанта?
– Да.
Синтия скрестила руки на груди и остановилась.
– Вы поможете мне бежать?
– Право, мэм, даже не знаю. – Салли выглянул на парковочную площадку и захлопнул дверь.
Из кухни появился Стэн.
– Что тут происходит? Вы кто такая, черт подери?
– Я знаю кое-что о человеке, которого вы ищете, – сообщила Синтия, упорно стараясь не встречаться с Салли взглядом.
– В самом деле?
– Он был у нас в лагере. Большой Папа держал его в плену, пытался извести его и убить, но он вырвался на свободу. Ночью убежал в пустыню.
– Когда именно?
– В четверг.
– В какую сторону он направился?
– Наверное, попытался выбраться обратно к дороге. Не знаю, где он сейчас.
– В четверг прилетал вертолет, – заметил Стэн.
– Ах, вертолет.
– Чистая правда, – встряла Синтия. И подняла взгляд к небу, увидеть которое сквозь потолок комнаты не могла и надеяться. – Вертолеты давно уже не появлялись, но в ту ночь один пролетел как раз над лагерем.
Освальд Эйвери вернулся в комнату, таща за собой пять сумок с книгами. Он загодя переоделся в зеленовато-голубой комбинезон под стать Иисусам, и теперь в мигающем красном свете униформа его попеременно становилась то лиловой, то синей. Даже без его объяснений Тед понял: охранники пришли в себя и вернулись на пост. Эйвери поставил сумки на пол и тяжко выдохнул.
– Мои записи. И не спрашивай, зачем я их беру с собой – беру, и все. Я должен. Тут моя жизнь. Неплохо, да? Целая жизнь – в пяти сумках. Это либо много, либо мало: все в мире относительно.
Тед кивнул.
– А теперь что?
– А теперь мы воспользуемся трупосборником. Я его зову «труп-пушка». Вещь, необходимая в каждом доме. – Ученый подошел к подобию забранной жалюзи дверцы чулана и открыл ее, явив взгляду желоб из нержавеющей стали примерно трех футов в диаметре с четко очерченной пластиковой овальной дверцей, располагающейся где-то в восемнадцати дюймах над полом и высотой примерно четыре фута.
