Персиваль Эверетт - Американская пустыня
– Да, они сперва извлекли все мои органы, а потом пошвыряли их обратно. – Тед застегнул комбинезон спереди – «молния» казалась злоехидной пародией на его рану. – А я все равно вот он, разговариваю с вами как ни в чем не бывало. Класс, да?
– Я ж сказал, вы – настоящий. – Эйвери набрал код у двери. – Я хочу показать вам кое-что.
Тед прошел сквозь двери вслед за своим проводником. Внутри, по всему периметру комнаты, на стульях из прессованной пластмассы расселось более двадцати темноволосых слюнявых мужчин, одетых точно в такие же зелено-голубые комбинезоны, как на нем. Многие из них были настолько обезображены, что спустя две-три секунды Тед поневоле отводил взгляд. Наблюдалось несколько горбунов. По меньшей мере у трех над носом, занимающим центр лица, нависало что-то вроде второго такого же. Были там искривленные торсы с одной рукой, а были и с тремя. У кого-то было три ноги, а у других – полторы или ни одной. Большинство лиц тоже поражали разнообразием уродств – волчья пасть, и косоглазие, и длинные вислые мочки ушей.
– Боже мой, – сказал Тед.
– Близко, – кивнул Эйвери. – Точнее было бы сказать, Иисусе Христе. Вы ведь уже поняли, что мы здесь пытаемся разгадать тайну воскрешения к жизни. Наверное, самым знаменитым среди всех воскресших был Иисус Христос. – И, не дожидаясь отклика, Эйвери спросил: – Вы когда-нибудь слышали о копье Лонгина?
– Нет, – покачал головой Тед.
– Пятая из Христовых ран была нанесена римским солдатом по имени Лонгин. Древко копья хранится в Риме, но острие… так вот, куда подевалось острие, никто не знал. До тех самых пор, как лет этак с пятьдесят назад люди Гитлера обнаружили его в некоей пещере. – Эйвери со всхлипом втянул в себя воздух. – Как бы то ни было, острие мы раздобыли, а на острие есть пятна крови, крови Иисуса. Из пятен мы выделили ДНК, а, используя ДНК, попытались клонировать Христа.
– Вы что, издеваетесь?
Эйвери широким жестом указал Теду на рассевшихся в комнате уродов.
– Это все Иисусы?
– Ну да. Вообще-то мы не слишком преуспели. – Эйвери рассмеялся себе под нос. – Разумеется, если Иисус и впрямь был сыном Божиим, тогда, возможно, мы имеем еще и ДНК Господа Бога. Есть над чем задуматься, не так ли?
Голова у Теда шла кругом. То, что он слышал, было потрясающе, грандиозно, и при этом до смешного просто – на поверхностный взгляд. Именно простота и тревожила, сводила с ума. Он вновь оглянулся на деформированные оболочки.
– А в них ощущается хоть что-то от Христа?
– Нет. К сожалению, их мозги исковерканы так же, как и тела. Я сделал таких штук сорок. Осталось двадцать семь.
Тед вопросительно изогнул брови.
– Тринадцать мы убили. Нужно ли говорить, что спустя три дня они так и не очнулись. А как скоро проснулись вы?
– Через три дня.
– Да неужто? – Эйвери вновь внимательно пригляделся к Теду. – Наверное, совпадение.
– Наверняка, – кивнул Тед.
– Мы убивали Иисусов самыми разными способами. Я вот гадаю, а не спасалось ли тем самым человечество еще тринадцать раз? – Эйвери рассмеялся. – Черт, откуда нам знать, может, на этом треклятом острие вообще кровь Гитлера. Или Варравы. Может, у нас тут полная комната ворья. – Эйвери плюхнулся на пустой стул и перебросил ноги через ближайшего к нему Иисуса. – А вы верите, что был такой Иисус Христос, сын Бога-Отца?
– По правде говоря, нет, – сказал Тед. – А вы?
– А мне приходится. Потому что от этого зависит мое финансирование. Или зависело. Я знаю, что молитвы всегда безответны. Если бы важные шишки прознали, чем мы тут внизу занимаемся, они бы закатили скандал и скопытились от страха. Все религиозные психи до единого и все их девственные мамаши завопили бы, что мы пытаемся играть в Бога. Ну, конечно, мы пытаемся играть в Бога. Когда играешь в бейсбол, пытаешься быть Уилли Мэйсом,[xliii] а не Джерри Джукером.
– А кто такой Джерри Джукер?
– Вот и я о том же. – Эйвери сосредоточенно изучал черешок своей трубки. – Высшая дань Всевышнему – это попытка посостязаться с ним, верно? – Ученый потер глаза. – Так или иначе, мои дни здесь сочтены. Да, собственно, сочтены где бы то ни было. У меня достанет денег, чтобы сварганить еще парочку мессий, затем убить их, уповая на лучшее, а затем еще немного подождать, – пока очередной юнец-охранник (они тут все время меняются) не придет и меня не пристрелит. Вы в шахматы играете?
– Правила знаю.
– Так я вам что скажу. Если вы у меня выиграете, я помогу вам бежать.
– Отчего бы вам просто-напросто не пойти со мной? – спросил Тед.
– Меня в ту же секунду и сцапают. Жить в «подполье» я не умею. Без крова, без пищи я и дня не протяну. Кроме того, моя семья уже давно считает меня мертвым. Объявиться живехоньким-здоровехоньким только того ради, чтобы на следующий день меня нашли мертвым? Нельзя так поступать с родными и близкими.
– Вы можете рассказать всему миру о том, чем тут занимаются: ну, про эти ваши эксперименты.
– А вы бы поверили генетику-маргиналу, которого вот уже десять лет как считают покойником, который внезапно объявился бы с сенсационным заявлением, что он, дескать, состряпал для военщины толпу Иисусов?
– Пожалуй, что нет, – сказал Тед.
– Вот и я, пожалуй, что и нет, ~ эхом откликнулся Эйвери. – Так не сыграть ли нам в шахматы?
Частный детектив Салли облегчился в нескольких ярдах от своей машины, отойдя на обочину. При виде иссушенной, безлюдной пустыни он вдруг затосковал по городу, на который сам же вечно жаловался. Вновь сел за руль «форда» и покатил по грунтовке к лагерю сектантов. Ветер гнал по песку желтую обертку из ресторанчика «фаст-фуд» – единственное свидетельство человеческого присутствия. Вскорости Салли уже различал впереди постройки, но не видел никакой ограды и ни души вокруг. Он притормозил и какое-то время наблюдал за лагерем в бинокль. Наконец от одного строения к другому прошла женщина. Салли вернулся в машину и поехал дальше. Остановился он перед самым большим строением, тем, что в центре, вышел, – и его тут же обступили. Человек десять, никак не меньше.
– Утро доброе, – поздоровался Салли.
Большой Папа прошел сквозь строй и смерил пришельца взглядом.
– Ты кто такой?
– Частный детектив. Я ищу одного человека; не могли бы вы мне помочь? – Салли протянул Большому Папе свою визитку.
Большой Папа на визитку и не глянул, но передал ее стоящему позади Джеральду. А сам обошел гостя полукругом, внимательно изучая его ботинки, одежду, машину.
– Где-то я вас видел, – сказал Салли.
– Да ну? – сказал Большой Папа.
– Так вот, я ищу человека, довольно странного на вид, со шрамом вокруг шеи. Зовут его Теодор Стрит.
– В жизни о таком не слышал. – Большой Папа завершил обход, описав полный круг. – А на что он вам?
– Я работаю на страховое агентство, – объяснил Салли. – Просто очень нужно его найти.
– Говорю ж, в жизни его не видел.
– А есть ли у вас коричневый фургон? – Салли скользнул взглядом по двум пикапам, припаркованным за сараями, и по синему «эль камино», что поджаривался на солнце поодаль, сам по себе.
– Нет, – заверил Большой Папа.
– Я слыхал, вы что-то вроде религиозной секты.
– Вообще-то да. А вы христианин?
– Время от времени, – отозвался Салли.
– А сейчас?
Салли посчитал окруживших его людей, ощутил палящие лучи солнца на шее и соленый привкус испарины, что стекала по лицу и скапливалась в уголках рта, заглянул в тошнотворную пустоту в глазах Большого Папы.
– Сейчас – да.
Салли наклонился к ручке дверцы, дернул ее на себя.
– Послушайте, мой номер есть на карточке. Если вы вдруг встретите кого-то, кто отвечал бы моему описанию, пожалуйста, позвоните мне.
Большой Папа шагнул ближе. Салли распахнул дверцу и втиснулся за руль.
– Спасибо, что уделили мне время, – сказал он.
Освальд Эйвери просто обожал коней. Обожал настолько, что спустя ходов десять после начала игры его ферзь и ладьи вообще отключились. А кони резво прыгали туда-сюда, ловко уворачиваясь от опасности, но и вреда особого не причиняя. Генетик взахлеб рассуждал о том, что изобрести для крохотного всадника такой нестандартный ход под силу только гению, иначе и не скажешь.
– И как только такое в голову пришло создателю или там создателям игры? – гадал Эйвери. – Одна клетка вверх, две в сторону, или две вверх и одна в сторону. Какое потрясающее сумасбродство, какая смелость! Хотел бы я клонировать автора.
Эйвери словно язык проглотил: ну, где взять подходящие слова, чтобы объяснить жене, что он уедет на два года и она не сможет ни писать ему, ни звонить? В глубине души Эйвери осознавал печальную истину: на самом-то деле жене все равно, она спит со своим психоаналитиком и за долгие годы его поглощенности работой привыкла чувствовать себя неполноценной и ненужной. Но сейчас, уезжая на задание, о котором он не имел права рассказать ни одной живой душе, Эйвери откровенно боялся. Вот почему ему позарез нужно было знать, что в мире есть хоть кто-то, кто станет скучать по нему.
