Том Роббинс - Новый придорожный аттракцион

Марвеллос был все еще молод, однако к тому моменту, как жизнь занесла его в придорожный зверинец, успел испытать на себе немало ее сюрпризов. И все-таки надежда не была для него потеряна. Правда, его будущее – это в некотором роде не вашего ума дело. От вас требуется одно – думайте что хотите о его первых впечатлениях о Зиллерах, а мы тем временем поехали дальше.

Под утро дождь прекратился. Зима предприняла последний рывок и тихонько испустила дух. Наутро солнце уже светило вовсю, а небо поражало голубизной. Пока Маркс брился, он то и дело поглядывал в окошко ванной комнаты, любуясь острыми пиками Каскадных гор, торчавшими на востоке из-за округлых холмов предгорий. В то утро Каскадный хребет почему-то показался ему ужасно похожим галерею профилей Дика Трейси. Вот, например, подбородок Дика Трейси – указывает точно на север. А нижняя челюсть детектива снисходительно опушена вниз на Малыша. А вот она же – заискивающе задрана вверх перед Тощим Смитом. А еще дальше – опять же эта самая нижняя челюсть, по-мужски твердая и суровая, смотрит вперед, прямо в полные любви и восхищения глаза Верной Тесс. Была там и целая батарея носов Дика Трейси – они словно принюхивались к свежему воздуху в поисках улик, и еше один очень крупный профиль (гора Маунт-Бейкер), весь в какой-то пене, словно под конец жизни Дик Трейси обезумел от бесконечного истребления разного рода преступников и моральных уродов (Плоской Башки, Грызуна, Уродки Кристины).

Завтрак накрыли на круглом дубовом столе в кухне – вареная лососина под голландским соусом и на десерт свежая клубника в диком меде. Стол был уставлен букетами тюльпанов и нарциссов. Откуда-то сверху из невидимого проигрывателя доносилась нежная мелодия японской флейты. Аманда все это приготовила сама, после того как провела час за утренней медитацией, занимаясь упражнениями по укреплению мышц вагины, на берегах ручья.

За столом присутствовали малютка Тор и Мон Кул. Маркс Марвеллос был сражен пронзительным взглядом мальчика. Было в этих глазах нечто от оголенного провода. Зато выходки бабуина его поразили и позабавили. Маркс потешался, глядя, как, прежде чем отправить ягоды в рот, Мон Кул ловко жонглирует ими, как он чешет вилкой свои бока.

Аманда весело болтала с сыном, время от времени посматривая то на мужа, то на бабуина, то на Маркса Марвеллоса. Она что-то там щебетала насчет будд из морских раковин, о сладких кремовых радугах, о том, что неплохо было бы отправиться в горы пособирать сморчки (Маркс решил, что это, должно быть, грибы). В отличие от нее Джон Пол не проронил ни слова. Зато шумно и неряшливо поглощал свой завтрак – этим в глазах Маркса он мало чем отличался от Мон Кула. Ел Джон Пол исключительно руками, в том числе и ягоды в меду, чем вызвал у гостя крайнее отвращение – тот счел эту вольность омерзительным появлением нарочитого примитивизма. Маркс уже даже собрался отпустить по этому поводу какую-нибудь колкость, но Зиллер сам неожиданно обратился к нему:

– Мистер Марвеллос, как по-вашему, существует ли что-либо между пространством и стеной?

Этот вопрос заставил Маркса внутренне съежиться, ибо оскорбил его даже не до глубины души, а до самых глубин его утробы. Тем не менее он быстро нашелся с ответом.

– Альберт Эйнштейн как-то раз определил пространство как «любовь». И если принять это за точное определение, в таком случае мы имеем полное право утверждать, что, если между любовью и предметом любви существует пространство, способное вместить некий объект, в таком случае то же самое можно сказать и о пространстве и стене.

– Замечательный ответ, мистер Марвеллос. Разрешаю тебе продолжить собеседование по своему усмотрению.

С этими словами Зиллер поднялся из-за стола и направился в дальний угол кухни, где затем принялся снимать с крюков длинные связки сосисок. Было в его точных и размеренных движениях нечто такое, что роднило его с нимфоманкой, срывающей плоды наслаждения с вьющихся лоз своих извращенных мечтаний.

Сначала Аманда выпустила Тора и Мои Кула поиграть в рощице за домом, после чего повела потенциального работника по территории заведения. В залитом солнечном светом конце дома, там, где у бывшей его владелицы располагалась столовая, огороженная металлической сеткой, высилась груда камней. Подведя Маркса к вольеру, Аманда пристально посмотрела в лицо гостя, пытаясь обнаружить на нем признаки омерзения.

– Мы всей душой печемся о наших крошках, – доверительно произнесла она. – Их осталось всего не более ста особей, и нам, можно сказать, повезло, что мы смогли взять на себя заботу сразу о нескольких.

Маркс попытался подсчитать количество сан-францисских подвязочных змей, что копошились за металлической сеткой, однако поскольку они только и делали, что извивались между камнями и между собой, провести точную перепись змеиного населения оказалось делом непростым. Штук двенадцать – пятнадцать, решил про себя Маркс.

– Что-то не похоже, что они на грани исчезновения. Вид у них вполне цветущий, – буркнул он.

Блошиный цирк оказался под увеличительным стеклом в выемке специального стола с подсветкой. Маркс Марвеллос не смог скрыть своего восхищения. Все блохи до одной были в костюмах – некоторые одеты в балетные пачки, другие – в латы римских легионеров. Имелась среди них пара в клоунских нарядах, еще одна – наряженная персидским царем, другая – ковбоем. И наконец, одна блоха – в алом шифоновом вечернем платье и желтом парике – ну вылитая Джин Харлоу в миниатюре. В углу под крошечным балдахинчиком были сооружены декорации.

– Блохи – моя радость и моя гордость. Я их лично выдрессировала и сама сшила им костюмы, – поведала Аманда, – но они же и моя главная головная боль. Блохи требуют к себе постоянного внимания, потому что туристам обычно хочется взглянуть на их представление. Нет-нет, я их отлично понимаю. Но мне постоянно приходится ставить новые спектакли, а это довольно утомительно. Например, в иные дни мы устраиваем гонки колесниц практически каждый час, и народ жалуется, если им приходится ждать. Сейчас у меня нет времени показать вам спектакль. Скажу лишь, что мы заставляем блох проделывать все эти фокусы, пуская на них дым. Нет-нет, это совсем нетрудно. Требуется лишь немного практики. Уверяю, из вас тоже получится отличный дрессировщик блох, вот увидите.

Маркс Марвеллос от души расхохотался.

– Из меня? Дрессировщик блох? Интересно, что бы сказали, узнай они об этом, мои коллеги по институту?

– По институту? – удивилась Аманда.

– Да. Просто когда-то я работал в одном исследовательском учреждении. Ист-Риверском институте, если уж быть до конца точным.

Название это ничего не говорило Аманде.

– Надеюсь, вам там нравилось, – произнесла она и повела гостя дальше, к нише с эффектной подсветкой, где на атласной подушке покоился кусок янтаря с мухой цеце внутри. Именно здесь, при свете свечи, отражавшемся зелеными отблесками в фасеточных глазах насекомого-убийцы, Аманда и решила провести вторую часть интервью.

– Вы боитесь змей? – был первый вопрос.

– Ничуть. Когда-то давно, когда мы в школе по зоологии проходили змей, я даже собственными руками ловил щитомордников.

– Вы сумеете правильно давать сдачу? – второй вопрос.

– В колледже я изучал математику в объеме двадцати часов. Надеюсь, мне не составит труда дать сдачу с доллара. Нет, даже с пяти.

Наконец третий вопрос:

– Хватило бы у вас терпения продавать сосиски проезжим водителям, а летом всячески ублажать капризных туристов?

– В свое время психолог в нашем институте сказал, что мазохист во мне виден за милю. Полагаю, этого расстояния достаточно, чтобы разглядеть во мне идеальную кандидатуру для обслуживания туристов.

– В таком случае мне больше ничего от вас не требуется.

– То есть, Аманда, вы хотите сказать, что берете меня на работу лишь на основании того, что вам известно обо мне на данный момент?

– Почему бы нет? Вы отвечаете всем требованиям. Более того, вы мне нравитесь. У вас честное лицо (и еше кое-то поинтереснее, добавила она про себя, глядя на выпуклость под клетчатыми брюками). Кроме того, сегодня утром я справилась о вас по книге «И Шин». Я раскинула стебли тысячелистника и в результате получила гексаграмму Цуй, или Воссоединение. В гексаграмме Цуй образ Озера лежит поверх образа Земли. Это означает, что Озеро грозит выйти из берегов и залить Землю, то есть опасность связана с тем, что кто-то соберется вместе. Но в целом гексаграмма Цуй несет в себе радость, потому что сильным людям только на пользу собираться вместе в едином порыве. Отчего я сделала для себя вывод, что хотя выпавшая гексаграмма и несет в себе элемент опасности, тем не менее мы все только выиграем, если вы согласитесь поселиться с нами. А разве вы интерпретировали бы это как-то иначе?