Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2010)
Т и г р а н. Редкий чин.
М а й я. Чей чин? Они были в штатском.
Т и г р а н. Иконописный.
М а й я. Изготовлялись тогда такие. Двое в соотношении к по отдельности — один к десяти. В тот раз снег залеплял, приходилось постоянно отряхивать.
Н и о б е я. А Виталий звонивший?
М а й я. Лозунг. “Повысим бдительность!”
С в е т л а н а. Мама, какая память!
М а й я. Он за мной ухаживал. Все шутили: Виталик, повысь бдительность, а то вон Август наготове. А Август ничего такого.
Т и г р а н. Так, дедушка?
А в г у с т. Почему? Мы с Виталием дружили, секретов не было. Он мне рассказал: на ноябрьской, когда щиты сдавали, Майку эту в уголку, удалось, прижал. Так что наготове не наготове, но в уме я ее держал.
М а й я. Август! Какая низость! Сейчас же сознайся, что все выдумал! Извинись немедленно!
А в г у с т. Все не все, но кое-что выдумал. Тогда. Но кое-что, оказалось, и не выдумал.
Д е т и и в н у к и. Что?! Что?!
А в г у с т. Зажигательность и пламень юной Майи Модестовны.
М а й я. Август, что с тобой? При детях!
А в г у с т. Так ведь потому и детях при, что зажигательность и пламень.
С в е т л а н а. А Валерий на маму глаз ложил ?
А в г у с т. Майя Модестовна, вопрос к вам.
М а й я (излишне серьезно) . Валерий был образцом товарищества.
С первого дня института. И продолжает быть до сегодняшнего.
С в е т л а н а. В каком плане? Валерий-товарищ или товарищ Валерий? Ты же была комсомольский вожак. И если он рядовой член...
А в г у с т. Отнюдь. Валера — бессменный профорг. Комсомол — резерв партии, профсоюзы — школа коммунизма. Всего лишь. Субординация. Смотрел на нее снизу вверх. А мне на картошке сказал: “Ты давай с Майкой решай, а то я не камень”.
С в е т л а н а. Мать, да ты вамп!
Я р о с л а в. Мне в голову не приходило.
А в г у с т. А вот и мимо! Валера чист, как голубь, а голубь — как тот снег. Виталик ухаживал, Валера — эталон товарищества, хранящийся в парижской палате мер и весов. Виктуар — вот кто искуситель. Вот кто змей. Что-то он, кстати, еще не звонил, не назначал, когда и как нам праздновать. Сорокалетие-то.
Пауза.
Т и г р а н. Ну, дак, и вы на демонстрации, снег валит, дед в пыльнике. Хрущев-Булганин сдвоены, как Маркс-Энгельс, — и дальше что? Откуда пошла разматываться наша семья?
А в г у с т. От кладовки при комитете Вээлкаэсэм. Уже институтского. Туда складывали всех вождей и все плакаты до следующей демонстрации. Помещение не бальная зала, не больше этой дачки. Но человек двадцать-тридцать наталкивалось. Размещалось — под прикрытием, стало быть, промокших средств массовой агитации.
М а й я (перехватывая и быстро продолжая). Много ли молодежи нужно! Очень уютная кладовая. Двухконфорочная электроплитка, варили пельмени из коробок.
С в е т л а н а. Водяра — если дотерпевали.
М а й я (как бы не слыша) . Сибирские. После такого марш-броска вкуснее любого ресторана. Чай. Кипящий. Сахару не жалели. Крепкий — деготь. Плавленый сырок “Дружба”. Консервы “Завтрак туриста”. Тушенка — пальчики оближешь. Прослоенная жемчужным жиром. Такие банки с туристами у костра.
Я р о с л а в. Я застал. Там еще собака нюхала.
С в е т л а н а. То, что вывалил турист.
М а й я (не обращая внимания). Музыка какая-то. Не помню, появились уже кассетники или опять гитара. Август, были, по-моему, кассетники, а?
А в г у с т. Чего-то было.
М а й я. Расходились в темноте.
Т и г р а н. Расходились, бабуля, в смысле раскрепощались или по домам?
А в г у с т. Кто как. Но жена Августа вне подозрений. Никакого такого раскрепощения за бабулей не водилось. Грешки в виде кокетства и легкомысленного флирта с Валерой, Виталиком и Виктуаром. Поцелуи, там, и полутоварищеские объятия, возможно, и имели место. Зато сегодня она у меня глава церковной двадцатки. Благоверная моя опять в первых рядах. В вампах никогда замечена не была. Была секретарь, но это не политическая карьера, а душевная активность. Такой у малышки моей и киски общественный и всяческий темперамент. Вот что могу и хочу я сказать к сорокалетию нашего брачного союза. Это мой официальный торжественный тост, и все, кто хочет и может, пусть за нее выпьют.
Выпивают. Некоторое замешательство.
С в е т л а н а. И что дальше?
М а й я. Вот именно, Август, что дальше?
Я р о с л а в. Пап, по дощечке, по стеклышку строили. Вы с матерью. А мы со Светкой? Песок не таскали, гвозди не распрямляли? А ребята? Где какой гриб у какой канавы вылезет, не знаем? Лет по пятнадцать каждый оттянул. Дата не дата, а история семьи. Чем тебе сорокалетие не годится, чтобы историю семьи семьей не отметить?
К о р н е й. Уже вроде как бы собравшись.
М а й я. Всё, не обсуждаем. Праздничный ужин и остаетесь ночевать.
Т и г р а н. Все, дед, нет базара. Торжественная часть — и вповалку.
С в е т л а н а. Мы с братцем в магазин, потом всей гопой корпоративно по местам боевой славы. Бидон черники, венки из васильков.
Н и о б е я. Комары!
К о р н е й. Я почешу.
Шумно уходят. Август и Майя вдвоем.
М а й я. Что это на тебя сегодня наехало?
А в г у с т. Сам понять не могу. Не то съел вчера. Не то скумбрию в собственном соку, что ли, — перестояла, металлом отдавала. Не то замысел жизни не удался.
М а й я. Сегодня открылось. Сорок лет был доволен, на жизнь не жаловался.
А в г у с т. Не жизнь, а замысел жизни. Жизнь — потрясающая. Претензий не имею. Не имел никогда. Потрясающая вещь. Какие к потрясающей вещи претензии? К дареной! К гениальной!
М а й я. Неоплатный долг!
А в г у с т. Неоценимый дар!
М а й я. Неоценимый толк!
А в г у с т. Неоплатный жар!
М а й я. А в чем замысел? Сам говорил, она свой замысел и есть.
А в г у с т. Мой , мой замысел, собственный.
М а й я. Первый раз слышу. Сорок плюс четыре-пять прожили, ни разу не поделился.
А в г у с т. Чем делиться? Замысел идиотский. Примитивный. Детский. Чтобы мне жить дали. Чтобы жизнь, ну эта, на Земле, вся — мне мою, Августа Макарыча, жизнь прожить дала. Не мешала. Не помешала.
М а й я. Кто тебе мешает?
А в г у с т. Мешают.
М а й я. Мы? Близкие твои — враги твои? Кто конкретно? Я?
А в г у с т. Категорический императив принуждения.
М а й я. Хотел бы, чтобы чего не мешали?
А в г у с т. Чтобы сорокалетие не устраивали. Чтобы не было никакого сорокалетия вообще. Мы бы с тобой поженились, а сорокалетия не было. Чтобы мне жить в своем домке на территории садово-огородного товарищества “Подсобный” и не думать, что хорошо бы Светка мужа не прогнала. И жена от Ярослава чтобы не уходила. И у Тиграна и Ниобеи имена нормальные были. А Корней со своим чухонским пусть бы и ходил, только не дышал бы клеем, не глотал, не пил, не зашивался. И Валера с Виталием дружили бы со мной, как я с ними, а не носили бы бляхи “Указом Российской Федерации заслуженный друг Августа”.
М а й я. До сих пор меня ревнуешь. Не имея на то ни фактических, ни — с твоей природной распущенностью и непристойными приставаниями хотя бы к той же ко мне — моральных оснований.
А в г у с т. Дура ты, любезная моя барышня и белочка Майя Модестовна. Я к тебе с душой, ты ко мне с лапшой. “Ревнуешь”. Да хоть бы и Валера, и Виталик, и неотразимый Виктуар вымпелоносный. Бывает.
И если было, то это моя такая жизнь. “Было” в ее замысел входит. Как и “не было” — если бы не было — тоже входит. Мой замысел — не исключительности же. Не угождения же мне со стороны жизни. Если без этого всего неприятного не обойтись, пусть такая. Вот ее, такую, какая есть, не мешайте жить.
М а й я. Я тебе про Виктуара сто раз рассказывала. Ну не помню, было у нас что-то или не было. Вроде было, должно было быть. Так и говорили, и ты сам говорил: у Виктуара со всем потоком было. А вспомнить нечего. Где, когда, при каких обстоятельствах — ни-че-го. Может, пьяные? Никогда не была я такая пьяная. Двусмысленно себя вел? Только то двусмысленно, что хорошо вел. Это да, это вел. Слова хорошие. Когда надо, и нежные. Поддержка. Но не то двусмысленно, что чего-то было, и слова из-за этого , и поддержка. Я же рассказывала: я на восьмое марта один раз спросила, после коньяка — Виктуар, ты как думаешь, было у нас с тобой или, думаешь, как? Он говорит: Майка, бабы, все как одна, гормональные. Знаю, о чем говорю. Ударенные из-за угла пыльными гормонами. Но что и ты, никогда бы не поверил.
