Евгений Попов - Самолёт на Кёльн. Рассказы
– Я понимаю всю подоплеку ваших слов, – ответил Савчук. – И говорю, что, может быть, это и странно вам в первом приближении, но сам я не пью. Есть еще вопросы?
Тут среди публики возникла некоторая напряженность и даже нервность. Все чего-то ждали. И дождались.
– Скажите, а правда ли, что когда индивид горит от водки, то его нужно накормить конскими катышками, и все выйдет вместе со рвотой?
Зал возмущенно загудел:
– Сука! Провокатор!
Особенно усердствовали Климов и Изотов.
Дедушка качал головой.
Бледный человек с горящими, как у Пушкина, глазами защищался:
– Нет, я серьезно про катышки. У нас был один такой случай в деревне Кубеково. У нас был один хулиган. Его звали Бодай…
Но человека уже не слушали, а тащили вон из зала. Его протащили и выкинули за порог.
– Я хочу сказать, – попытался было вмешаться Савчук. – Хочу сказать, что товарищ…
– Просим! Просим! – одобрительно захлопали люди, только что победившие своего бледнолицего брата
И не дали лектору что-то сказать, что он хотел сказать, так что Орест был вынужден скомкать то, что хотел сказать.
Вот как звучали его слова:
– Товарищи! Как я уже отмечал, среди некоторой части нашего населения, особенно среди молодежи, ужасно, просто уж-жасно развился алкоголизм, пускающий свои ядовитые корни все глубже и глубже. Но я надеюсь, дорогие слушатели, что эта нечистая волна скоро погасится временем и сознательным отношением к жизни. Я кончил, товарищи!
И, выпив подряд еще два стакана чистой воды, докладчик хотел исчезнуть с трибуны, но тут в зале случилось второе происшествие, потребовавшее на этот раз и его участия, и его забот.
Дело в том, что Климов с Изотовым сидели уже некоторое время понурые. Потом они подняли очи горе. Их замутненному взору представился уходящий ввысь серый потолок клуба, лишь слегка подернутый паутиной. Им внезапно стало ясно, как плохо, ненужно и преступно они жили.
– Сколько хороших книг осталось непрочитанными, – шептали губы Климова.
– А сколько славных дивчин до сих пор мечтают о замужестве, – вторил ему Изотов.
– Ибо кто же пойдет за алкоголика, – продолжали губы Климова.
– Или, вернее, за кого же пойдет алкоголик? – поддерживал его Изотов.
И ведь действительно – что за жизнь женщине в подобной обстановке: обман, дым и даже положенных 25 % алиментов ты не получишь за свою искреннюю любовь!
– Ах, как мы были не правы! – дико закричали пьяницы.
– О!!! У!!! О, небо!!! О, чистота!!! – дико завыли они.
И стали пытаться лезть по воздуху в зону абсолютного разума и полного отсутствия спиртных напитков.
Но поскольку бывшие трудящиеся оказались тяжелее воздуха, то эта их попытка закончилась полной неудачей. Вызванная опытным и твердым Савчуком спецмедслужба определила их прямо в сумасшедший дом, который теперь называется психоневрологическая лечебница. Там их пользовал антабусом и гипнозом один лысеющий молодой врач, очень верящий в свое лечение. И вроде бы вылечил. Главное – верить.
Теперь при виде водки Климова и Изотова выворачивает наизнанку, и они долго остаются в таком положении. При виде вина – тоже. А пивом они и сами брезгуют.
Их увезли. Дедушка качал головой.
А Савчук, спровадив залившихся куда надо, вышел из клуба, помахивая кожаным желтым, портфельчиком.
На улице к нему обратился человек, вставший из канавы. Его глаза горели, как у Пушкина.
– Немножко неудачно, по-моему, вышло, товарищ врач, а? Вам, по-моему, эту лекцию надо провести в пивной «Белый лебедь», которая около мелькомбината. Там основной контингент, – робко предложил он.
Ученый мрачно посмотрел на него и сказал чушь:
– К сожалению, сие не от меня зависит.
– А от кого, а? А вы сами не пьете? – приставал человек.
– Я уже отвечал на этот вопрос, – сказал Савчук.
– А может, все-таки пьете?
– Я уже отвечал. Что вам от меня надо? Пойдите вы к черту в конце-то концов!
– Ну скажите, что вам стоит, – нахально хныкал человек.
– Вот я тебя сейчас в милицию сдам. Там тебе скажут правду!
– Умоляю! Не сдавайте! Скажите! Мне это очень важно. Мне нужно!
Они стояли и никак не могли разминуться. И дедушка, конечно, оказался неподалеку. Он качал головой.
– Тик у него, что ли, у старого хрена? – раздраженно сказал лектор.
– Вполне может быть. Эй, дед! У тебя чего, тик ли чё ли?
– Ась? – спросил дедушка, приложив руку к уху чашечкой. – Ась? Говорите громче, деточки, я ничего не слышу.
Но они уже не обращали на него никакого внимания и, ругаясь, удалялись прочь.
ЛЕТУН
Как сейчас помню, до конца обеденного перерыва оставалось несколько минут, и в нашей конторе по производству цифр разгорелся очень ожесточенный спор.
– Что веселье? Помните, еще Маяковский сказал, что наша планета мало оборудована для веселья, – сказал не Маяковский, а Ширков Василий Прокопьевич.
Ему возразил Петр Алексеевич Пугель:
– Я с тобой не спорю. Великий поэт прав. Но глядя на количество зла, развивающегося за рубежом, я с трудом усматриваю выход.
Однако Ширкова так просто не возьмешь. Он захохотал и, ударив себя в грудь, заговорил быстро-быстро:
– Да-да. Нет-нет. Вот-вот. Тем самым мы должны сказать: нужно пока все это терпеть и множить по возможности количественные показатели.
– А потом?
– А потом, батенька, суп с котом. Потом все образуется. Уверяю вас. Возможно, что мы этот день не увидим. А может, и увидим. Не важно. Не нужно в этом вопросе быть попрыгунчиком. Запомните – количественные!
И он замолчал. А мы стали дожидаться, каким образом подведет итог наш начальник. Он у нас такой: молчит, молчит, а потом что-нибудь да скажет. Вот и сейчас – его выпуклые карие глаза лукаво блестели из-под нависших кустами густых бровей.
– А я не согласен, – неожиданно раздался запинающийся от смущения робкий голос из угла.
Мы удивились и были изумлены. Голос принадлежал недавно принятому и ничем еще себя не проявившему в нашей конторе молодому специалисту, сотруднику, фамилию которого я уже забыл. Мы его даже и не успели раскусить.
– Я не согласен. Э-э… У-у… Ну-у… Вы понимаете?
– Нет, не понимаем, – сурово ответил кто-то из стариков. – Если вы хотите быть понятым, то выражайтесь яснее, молодой человек.
– Ну, это, ну… Вы извините… Так вот, я пока еще плохо формулирую, но считаю, что главное, или, вернее, основное – это не количественное, а качественное. Нравственное, если его относить к живым объектам, то есть людям. Я считаю, что нравственным совершенствованием можно достичь почти нечеловеческих результатов. Кроме того, мне кажется, что Петр Алексеевич не совсем верно выразил свою мысль. По-моему, по его мнению наука должна двигаться не вширь, а вглубь. И в этом существенное отличие его позиции от слов Александра Павловича. От себя же могу добавить, что лично я целиком с ним согласен. Наука действительно должна идти в глубину и заниматься скорее микросом, чем космосом…
– Во-первых, меня зовут не Александр Павлович, а Василий Прокопьевич, – перебил его Василий Прокопьевич.
– А во-вторых, кто дал вам право столь произвольно толковать мои произвольные выводы? – перебил Василия Прокопьевича Пугель, побледнев от гнева.
– Нет, Петя, – поправил его Ширков. – Дело не в том. Дело в том, что – нравственное совершенствование как способ воспроизводства материальных ценностей! А? Вы подумайте, крепко подумайте, молодой человек! Ведь тут чертовщинкой и поповщиной попахивает.
– Да я не о том, – с улыбкой сказал тот, с забытой фамилией. – Я о том, что можно многого достичь. Думаю, вполне возможно будет, к примеру, научить человека летать в воздухе и парить лишь силою собственной воли, вовсе без аппарата.
Тут уж мы не выдержали и откровенно захохотали:
– Эх ты, горячая головушка! Летать! Сиди уж! Но он встал, вышел из своего угла и объявил:
– А что? Почему бы и нет? Вот, смотрите.
И он взлетел, то есть, сделав руки по швам, вертикально поднялся ввысь, упершись теменем в потолок. Затем принял сугубо горизонтальное положение и вылетел в форточку, прямой, как рыбка.
Все оцепенели и не хотели ничего говорить.
И только тогда взял слово наш начальник.
– Это что же это вы оцепенели, дорогие товарищи? – яростно и просто сказал он. – Да неужели вы за этой блестящей упаковкой не разглядели гнилую и дряблую душонку? Неужели вы не поняли, что это – обыкновенный летун. Да, летун. Летун с производства. А нам с вами летунов не надо. Нам нужны работники, а не летуны. Лети себе, если не хочешь работать по производству цифр. Я удивляюсь вам…
И тут его слова потонули в море электрического звонка, торжественно возвестившего начало второй половины рабочего дня. Но лишь отзвенел звонок, и…
