Филип Дик - На территории Мильтона Ламки
— Вот ведь беда какая, — сказал Брюс. — Мне очень жаль. Конечно, нельзя сказать, что это такой уж сюрприз.
— Мне придется какое-то время пролежать в постели, — сообщил Мильт. Он говорил медленно, но без малейшей тени сомнения. Как будто знал свое состояние настолько хорошо, что никаких возражений и быть не могло.
— Тогда она, может, была права, — сказал Брюс. — Да?
— Увы, права, — сказал Мильт.
— Будь оно все проклято, — в сердцах сказал Брюс. — Черт знает что!
Он прекратил собирать чемодан и бессмысленно стоял посреди комнаты.
— Это черт знает что, чтобы тебе такого пожелать, — сказал Мильт, — но пока мы ничего не можем с этим поделать. — Очевидно, он не испытывал желания извиниться: голос у него был резковатым.
— Тебе нужно лекарство?
— Может быть, позже, — сказал Мильт. — Пока просто так полежу.
Он не пошевельнулся, чтобы встать. Он казался спокойным, не выказывал признаков боли или хотя бы тревоги. Был только безропотным и несколько подавленным. Не пытался по этому поводу шутить.
Может, он знал, что это случится, подумал Брюс. Пари держу, что знал. Может, он таким образом нам мстит. Мстит хотя бы за то, что мы поженились. Ревнует ко мне, наверное. Мысли такого рода приходили ему в голову, когда он смотрел на Мильта Ламки, лежавшего в постели. В конце концов, Мильт сам говорил, что неравнодушен к ней.
— Значит, в Сиэтл мы не поедем.
— Позже, — сказал Мильт.
— Я имею в виду, может, мы вообще туда не поедем.
Мильт ничего не сказал. Потом лицо исказилось гримасой — то ли от боли, то ли от каких-то мыслей. Он заворочался, появились его короткие пальцы, и он ухватил подушку, поправляя ее под головой. Теперь он лежал спиной к Брюсу.
Спустя какое-то время Брюс открыл дверь домика и прошел на парковку к своей машине. Уходя, они подняли стекла, и он видел, что внутри машины стало влажно и душно. Поэтому открыл дверцу и опустил все стекла. Обивка раскалилась настолько, что обожгла ему руку, когда он к ней прикоснулся. В машине, как всегда по утрам, пахло кожей и пылью. Он сел за руль и закурил.
Я не могу его оставить, осознал он. Не могу уехать, оставив его на собственное попечение. Нет никаких сомнений, что он действительно болен. Да и все равно без него мне это дело с машинками не провернуть.
Он ничего не мог сделать без Ламки; у него были связаны руки. Ему оставалось только ждать и надеяться, что Ламки поправится.
Из-за Ламки он здесь застрял. Ему невозможно было ни вернуться к Сьюзан в Бойсе, ни поехать в Сиэтл, ни отправиться в Рино или куда-нибудь еще. Застрял во второразрядном мотеле то ли на севере Орегона, то ли в Вашингтоне; он даже не знал, пересекли они границу с Вашингтоном или нет. Не знал даже названия этого мотеля.
12
Он прошел по дорожке в контору мотеля. Хозяйка, яркоглазая женщина средних лет, надраивала белый эмалированный автомат по розливу напитка «Севен-ап»; она улыбнулась ему, когда он вошел.
— Доброе утро, — звонко поприветствовала она его, а затем продолжила чистку.
В углу' конторы сидел мальчик, читая книжку комиксов. Рядом с дверью стояла вращающаяся подставка с открытками, на которых красовались виды штатов Вашингтон и Орегон. Слева он увидел стойку, а справа — таксофон. В конторе было чисто, уютно и солнечно.
— Не знаете ли вы доктора поблизости? — спросил он. — Кого бы вы порекомендовали?
— Ваш спутник болен? — Она прекратила чистку и выпрямилась. — Я заметила, что вы не очень-то шевелитесь этим утром. А когда вы приехали, я подумала, что слишком уж усталым он выглядит.
Она убрала в сторону свою тряпку и банку чистящего средства.
— Вы родственники? — спросила она, взирая на него уже из-за стойки.
— Нет, — раздраженно сказал он.
— Я подумала, может, он ваш родственник, может, ваш старший брат. — Нервно посмеиваясь, она полезла куда-то под прилавок и достала записную книжку. — Здесь есть несколько хороших докторов… Одну минутку. — Она перелистывала страницы.
Из задней двери появился ее муж, тощий, угрюмый тип, похожий на уроженца Оклахомы.
— Это для чего? — спросил он у Брюса. — Чем он болен?
— Я не знаю, что с ним такое, — сказал тот. — Что-то хроническое. — И, поскольку оба они так и пожирали его глазами, добавил: — Я не очень хорошо его знаю; это деловое знакомство.
— Вам бы лучше выяснить, что это такое, — сказал оклахомец. Его жена кивнула.
— Думаю, вы правы, — сказал Брюс.
— Пойдите и спросите у него, что с ним, — велела хозяйка. Они переглянулись, и она добавила: — Узнайте у него, заразно ли это, хорошо? — Они проследовали за ним до порога конторы.
— То, что это не заразно, я и так знаю, — сказал он. — Это почечная болезнь.
— Болезни почек тоже бывают заразными! — крикнул ему вслед мужчина, стоя в дверном проеме конторы.
Направляясь к домику, Брюс слышал, как они тихонько переговариваются у него за спиной.
Наверное, скажут нам, что если он здесь останется, это будет противозаконно, подумал он. Наверное, заставят нас съехать.
Есть, конечно, и другие мотели. Если Мильт не настолько плох, что его нельзя транспортировать.
Ему не очень-то хотелось входить в домик, и он остановился на крыльце. По шоссе одна за другой проносились машины. Оттуда, где он стоял, не было видно их колес; казалось, что они просто скользят. Как металлические игрушки, которые тянут на веревочке по мостовой, все быстрей и быстрей. От этого зрелища ему стало не по себе, и он открыл дверь.
— Привет, — пробормотал Мильт, по-прежнему лежавший в постели.
— Ты не подскажешь, как бы мне связаться с Кэти? — спросил он.
— Зачем?
— Хочу спросить у нее совета.
— Она ничего не сможет тебе сказать. Неужели ты думаешь, будто я не знаю, что со мной такое?
Они долго спорили, и в конце концов Брюсу удалось узнать, в каком отделе муниципалитета Покателло работала Кэти — в отделе городских налоговых сборов.
— Я не хочу, чтобы ты ей звонил, — сказал Мильт, привставая на кровати. По его лицу теперь было видно, что он начал испытывать сильнейшую боль; под глазами у него набрякли мешки, прорезанные извилистыми складками.
— Я отлежусь, и все будет нормально. Мне просто какое-то время надо не вставать с постели.
— Скажи мне, что именно с тобой такое.
— Нефрит, — сказал Мильт. — Это из-за скарлатины, которой я переболел в детстве. Брайтова болезнь, так ее обычно называют.
— И насколько это у тебя серьезно?
— Наступает и проходит. Что меня достает, так это боли в спине, охренеть какие. И сделать ничего нельзя. Так что не звони Кэти. И не беспокойся. Мы будем в Сиэтле к завтрашнему вечеру. — Он снова опустился на кровать, положив руки по бокам.
— Ты уверен, что тебе не надо что-нибудь купить?
— Ступай и купи себе какой-нибудь завтрак.
Брюс вышел из домика и побрел куда глаза глядят, через поле, вдоль огороженного пастбища, где пара лошадей пощипывала траву. В воздухе пахло навозом и сеном. Земля крошилась у него под ногами, когда он наступал на нору какого-нибудь грызуна. Нагнувшись, он понаблюдал за работой больших красных муравьев. По шоссе в отдалении проносились машины.
Однажды в июле у него случилась поломка возле городка Уэндовер, штат Невада. Съехав на обочину, он возился с лопнувшим маслопроводом с десяти утра до половины второго дня, хотя все это время знал, что у него нет никакой возможности его починить. Он просто пытался показать водителям проезжавших мимо машин, что все в порядке, что скоро он снова вернется на дорогу. Все это время он стоял спиной к дороге, спрятав голову под капотом, кипя от стыда и ярости, но надеясь, что ни одна из машин не остановится. В конце концов из Уэндовера появился какой-то буксир, и водитель, заметив его, доставил машину в гараж. Почему он испытывал такое чувство вины из-за того, что застрял на обочине? Не знаю, думал он сейчас. Не знал он этого и тогда. Но вот он снова застрял, и на гораздо более длительное время. Случилось то, чего он больше всего боялся.
Не думаю ли я, что они надо мной смеются, спросил он у самого себя.
Как старик Агопян, подумал он, когда я покупал коробку «Троянцев». Все они в таких случаях так и прутся.
Вспомнив об этом, он покраснел.
Господи, подумал он, что в этом смешного? Все равно ведь каждому рано или поздно приходится их покупать. Пока не женятся, а потом женщины покупают нечто взамен, продающееся в тюбиках. Больше похожее на лекарство.
Однажды он видел цветного мальчишку, который нашел выброшенный презерватив, вероятно, в канаве. Негритенок надувал этот кондом, как воздушный шарик.
Господи, и ведь он, вне всякого сомнения, был использованным! Брюс не знал, смеяться ему или испытывать отвращение. Или выбить его из рук мальчишки. Так или иначе, он пошел дальше с невозмутимым видом, как будто ничего не заметил.
