Розамунда Пилчер - Цветы под дождем и другие рассказы
— Вы увлекаетесь верховой ездой? — поинтересовался Майлз у хозяйки фермы.
— Нет. Лошадьми у нас занимается Джулия.
— Ваша дочь?
— Да. Она работает в Харстоне — устроилась там в антикварную лавку. Я довольна, потому что она живет дома, но думаю, вскоре ей это надоест и она снимет квартиру в Лондоне. В наше время все молодые девушки так поступают.
— Да, похоже на то.
Она улыбнулась.
— А вам никогда не хотелось работать в Лондоне?
— Нет. Я всегда хотел заниматься фермой.
Она показала Майлзу домик, где ему предстояло жить: кирпичный коттедж с крошечным запущенным садиком.
— Боюсь, сад не в лучшем состоянии…
Он окинул его взглядом.
— Ничего, его можно быстро привести в порядок.
— Вы любите копаться в саду?
— Скажем так: я терпеть не могу сорняки.
Она рассмеялась.
— Понимаю! Я тоже трачу большую часть своего времени, выдергивая эти чертовы сорняки с грядок и клумб.
— Точно как моя мама.
Они, улыбаясь, смотрели друг на друга. То было начало дружбы, взаимной приязни.
Наконец они вернулись в дом, в кабинет, некогда принадлежавший ее мужу. Миссис Хоуторн не стала садиться во внушительное кожаное кресло, а оперлась спиной о край стола, сунув руки в карманы вязаного кардигана, и повернулась лицом к Майлзу.
— Работа ваша, если вы согласны, — сказала она ему.
Вопреки здравому смыслу — ведь эту работу он хотел больше всего на свете, — Майлз вдруг начал спрашивать ее, не лучше ли будет подыскать человека постарше, более опытного. В ответ она вдруг запрокинула голову и расхохоталась, а потом сказала:
— Боже ты мой, да я ни за что бы этого не сделала! Не хватало еще, чтобы он начал говорить, что мне делать!
— В таком случае, — ответил Майлз, — я приступаю.
Он прожил в Брукфилде год. Остался бы и дольше, если бы не Джулия. Ему было двадцать три. Он никогда всерьез не задумывался о том, чтобы найти себе девушку, влюбиться и провести с ней остаток жизни. Конечно, такое происходит сплошь и рядом, но только не с ним. Некоторые его друзья уже женились. Но сам он считал, что должен пройти еще долгий путь, что если и женится, то где-то после тридцати. К этому времени он найдет свою дорогу в жизни, заложит прочный фундамент для будущего, а потом передаст его в руки подходящей девушке: как подарок, который сделал собственными руками.
Но тут совершенно неожиданно в его жизни появилась Джулия и все его представления о будущем разлетелись в прах, лопнули как мыльные пузыри. Почему его потянуло именно к ней? Что особенного было в этой девчонке? Почему рядом с ней мир становился для него волшебным? Ему пришло на ум слово «сродство» и он посмотрел его в словаре: там говорилось: родственность или близость.
Они и правда были очень близки. Виделись, пусть ненадолго, каждый день. Если утро выдавалось морозное, он помогал ей завести машину, по воскресеньям они вместе катались на лошадях, а летом плавали в реке, где под тенистыми кронами деревьев роилась мошкара, а на поверхности коричневатой воды плясали солнечные блики. Осенью сгребали опавшие листья и устраивали костры, от которых шел пахучий дым. Он вспоминал, как она помогала на уборке сена: в старой соломенной шляпе, дырявой как у бродяги, с докрасна обгорелыми руками и лицом, блестящим от пота. Помнил ее на Рождество, в ярко-красном платье, с глазами, сверкающими от восторга, как у ребенка.
Что же касается родственности… Если это означало, что они смеются тем же шуткам и могут спокойно молчать в обществе друг друга, то да, они сроднились. Если это означало совместные походы на вечеринки, во время которых он неизменно ею гордился, потому что Джулия всегда оказывалась самой привлекательной девушкой из всех присутствующих, то родственность между ними была. Если это означало не возражать против того, чтобы она танцевала с другими, потому что домой ее все равно вез Майлз — они не спеша катили по темным проселочным дорогам, обсуждая, словно пожилая супружеская пара, все события прошедшего вечера, — то родственность там действительно присутствовала.
Сродство… Он разрушил его собственными руками. Ему вспомнилась старая песня Фрэнка Синатры. А потом я все испортил, сказав одну-единственную глупость: «Я люблю тебя».
Это случилось теплым воскресным вечером, когда они в сумерках сидели на берегу реки. Издалека, из-за луга, доносился перезвон церковных колоколов, созывавших прихожан к вечерне.
— Я люблю тебя.
— Я не хочу, чтобы ты меня любил, — ответила она.
— Почему?
— Просто не хочу. Потому что ты — это ты.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты — Майлз.
— Это делает меня не таким, как другие мужчины?
— Да, ты в тысячу раз лучше.
— Если ты скажешь, что относишься ко мне как к брату, я тебя задушу.
— У меня уже есть брат. Другого мне не надо.
— Значит, как к собаке. Верному старому псу.
— Не смей говорить такие ужасные вещи.
— Так что ты все-таки имела в виду? Так ведь не может продолжаться вечно…
— Я просто не хочу, чтобы что-то изменилось.
— Джулия, тебе пора повзрослеть. Ничто не может оставаться неизменным.
— Но почему я? Почему тебе надо было обязательно влюбиться в меня?
— Вообще-то, я этого не планировал.
— Я не готова к любви. Не готова выйти замуж, надеть свадебное платье, завести семью, нарожать детей.
— К чему же ты готова?
— Я не знаю. Может быть, к переменам, но точно не к замужеству.
— Какого рода переменам?
Она отвернулась. Прядь темных волос упала ей на лицо.
— Я не хочу больше жить дома. Думаю, я поеду в Лондон. Сью Робинс… Помнишь, вы познакомились на вечернике. Мы с ней вместе учились в школе. Так вот, она нашла квартиру в Уондсуорте и предлагает мне снимать ее на двоих. — Майлз ничего не сказал в ответ на эту ошеломившую его новость, и Джулия внезапно повернулась к нему и посмотрела чуть ли не с яростью, хотя и непонятно было, на кого она злится — на него или на себя. — О Майлз, у тебя совсем другая жизнь! Ты занимаешься тем, что тебе нравится, тем, чем всегда хотел. Тебя не терзают сомнения. Ты идешь по собственному пути, принимаешь собственные решения. А мне всего двадцать один и я ничего не знаю. Я еще ничего не сделала.
Майлз не знал, как реагировать на ее вспышку.
— А как же твоя мама? — наконец спросил он.
— Я ее обожаю! Просто обожаю. Ты это знаешь. Но она ни в коем случае не станет меня удерживать, не станет диктовать мне свою волю.
— По-твоему, я пытаюсь тебя удержать?
— Я не знаю. Знаю только, что не собираюсь выходить замуж еще много-много лет. Очень долго. Мне надо сделать тысячу вещей, прежде чем это случится, и я собираюсь начать прямо сейчас.
Он сказал после короткой паузы:
— Я не всегда буду управляющим, ты же знаешь. Со временем у меня появится собственная ферма. Я стану обеспеченным, независимым. У меня будет другая жизнь.
— Ты говоришь о деньгах? Думаешь, я отказываю тебе, потому что у тебя нет денег? Как ты можешь думать обо мне такие ужасные вещи!
— Ничего ужасного, обыкновенная практичность.
— Ко мне это не имеет отношения!
— Ты уверена?
— Значит, ты не слишком-то высокого обо мне мнения, раз говоришь такое. Я и не предполагала, что ты такой материалист.
— Джулия, я очень тебя люблю!
— Тогда мне очень жаль! Очень жаль! — Она разразилась слезами и вскочила на ноги. — Жаль и тебя, и себя. Но я не хочу превратиться… в мертвую бабочку, наколотую на булавку. — И с этими чудовищными словами она бросилась бежать прочь от него по лужайке к дому.
А Майлз остался один, и ему было плевать, что его могут до смерти закусать насекомые, потому что он все испортил и их отношения никогда не будут такими, как прежде.
С этими мыслями он прожил неделю, а потом пришел к миссис Хоуторн и сообщил, что увольняется. Она была женщиной неглупой, и Майлз всегда уважал ее за прямоту.
— О Майлз! Дело в Джулии, не так ли?
Он относился к ней слишком хорошо, чтобы сейчас солгать.
— Да.
— Ты в нее влюблен?
— Думаю, я всегда ее любил. С нашей первой встречи.
— Я ужасно боялась чего-то в этом роде. Джулия уезжает в Лондон. Она сняла там квартиру и собирается найти работу. Сказала мне вчера вечером. Так что ты можешь остаться.
— Нет, я должен уехать.
— Что же, я понимаю. Мне очень жаль. Я боялась, что ты влюбишься, но и хотела этого тоже. Ты мне очень нравишься. Как и любая сентиментальная мать, я позволяла себе немного помечтать на этот счет. Однако я не собираюсь давить на Джулию.
— Я… Я не хотел, чтобы так вышло.
— Я тебя не виню. Тут вообще некого винить.
— Я, конечно, поработаю еще некоторое время. Пока вы не подыщете мне замену.
