Розамунда Пилчер - Цветы под дождем и другие рассказы
— Просто я подумала… Стоит заглянуть немного вперед…
— Я постоянно заглядываю вперед. Жду весны, когда проклюнутся луковицы. Потом лета, когда зацветут мои розы. Жду, когда Родни найдет себе невесту, а Тесса — жениха и мы сыграем их свадьбы в этом доме. Жду, когда они с семьями будут приезжать к нам на каникулы. Мы преодолели немало трудностей, пока растили детей, так что теперь имеем полное право наслаждаться жизнью.
Помолчав немного, Эдвина ответила:
— Да.
— Похоже, я тебя не переубедил.
— Да нет, ты прав. Но и я тоже права по-своему.
Он протянул через стол руку и накрыл ее ладонь своей. Она сказала:
— Я скучаю по детям.
Он не стал с ней спорить.
— Где бы мы ни жили, мы все равно будем по ним скучать.
Через две недели ей позвонила Розмари.
— Эдвина, я тут подумала про годовщину вашей свадьбы. Приезжайте поужинать со мной и с Джеймсом, и мы немного это отметим. В субботу через две недели. Скажем, в половине восьмого.
— О, Розмари, ты так добра!
— Значит, договорились. До встречи через две недели — если не увидимся раньше.
В тот же вечер позвонила и сестра Генри Кейт.
— Эдвина, вы собираетесь отмечать тридцатую годовщину свадьбы? — спросила она.
— Я думала, ты забыла.
— Ну что ты, конечно я помню! Как я могла забыть?
— Ну, вообще-то мы идем на ужин к Джеймсу и Розмари. Она пригласила нас сегодня утром.
— Великолепно! Я-то грешным делом подумала, что вы с Генри собираетесь съесть по отбивной у себя на кухне и никак не отмечать эту дату. Но теперь я не беспокоюсь. Увидимся. Пока!
Тридцать лет. Она проснулась под шум дождя, барабанившего в окна, и плеск воды в ванной — это Генри принимал утренний душ. Эдвина лежала в кровати, глядя на дождь, и думала: «Я замужем уже тридцать лет». Она попыталась вспомнить день свадьбы и поняла, что почти все забыла за исключением того, что ее младшая сестра решила отгладить нижнюю юбку от свадебного платья и прожгла тонкий шелк. Все стали охать и ахать, словно случилась невесть какая беда, хотя на самом деле это не имело никакого значения. Она повернулась на подушке и позвала: «Генри!» — и через секунду он выглянул из двери ванной, с мокрыми волосами и полотенцем вокруг бедер.
Она сказала: «Поздравляю!» — и Генри, весь мокрый и благоухающий, подошел поцеловать ее. В руках у него был небольшой сверток в красивой упаковке. Она сняла бумагу и увидела коробочку из красной кожи, а в ней сережки: маленькие золотые листики и на каждом — жемчужинка.
— Какие красивые! — Эдвина села в постели, а Генри подал ей зеркало, чтобы она могла надеть серьги и полюбоваться собой.
Еще раз поцеловав жену, он пошел одеваться, а она спустилась вниз и приготовила завтрак. Когда они сидели за столом, постучался почтальон: он принес телеграмму от Родни и открытки от Тессы и Присциллы. «Мысленно с вами», — было написано на открытках. «Поздравляем!» «С наилучшими пожеланиями, с любовью», — говорилось в них.
— Что же, очень мило с их стороны, — сказал Генри. — По крайней мере, они не забыли.
Эдвина в четвертый раз перечитывала телеграмму Родни.
— Да.
Встревоженный, Генри поднял голову.
— Надеюсь, ты не чувствуешь себя старой от того, что замужем за мной уже тридцать лет?
Она поняла, что он вспомнил про дом миссис Тишфилд, хотя больше они об этом не заговаривали. И все-таки мысли о доме по-прежнему бродили у нее в голове и она посматривала, не исчезла ли вывеска «Продается». Пока что дом никто не купил.
Она ответила:
— Нет. — Нет, не старой, а просто опустошенной, как комнаты наверху.
— Прекрасно. Я не хочу, чтобы ты думала, будто постарела. Ты еще совсем молодая. По-моему, сейчас ты еще прекраснее, чем раньше.
— Все дело в новых сережках.
— Я так не думаю.
Дождь не прекращался до самого вечера. Эдвина провела этот день за варкой варенья; поскольку вечером они шли в гости, камин в маленькой гостиной разжигать не стали. Когда варенье было готово, разлито по банкам и спрятано в кладовой, пришло время одеваться. Она подкрасилась, расчесала волосы, надела черное бархатное платье и побрызгалась любимыми духами. Помогла Генри застегнуть запонки, обмахнула щеткой его лучший выходной костюм из серой фланели.
— Пахнет нафталином, — заметила она.
— Все выходные костюмы пахнут нафталином.
Принаряженный, Генри выглядел красивым, даже величественным. Они погасили свет и спустились по лестнице. Заперли парадную дверь, попрощались с собаками, захлопнули за собой двери кухни и под дождем побежали к машине. Забрались в салон и покатили вниз по склону холма, оставив свой дом, холодный, темный и безлюдный, позади.
Тернеры жили в десяти милях от них на другом конце деревни. Как только Генри с Эдвиной выбрались из машины, распахнулась парадная дверь и из нее пролился желтый свет, окрасив дождевые капли в золото. Розмари и Джеймс дожидались их в холле.
— С годовщиной! Поздравляем! — Последовали поцелуи и объятия, искренние и радостные. Они сняли плащи и прошли в уютную гостиную, где в камине жарко полыхал огонь. Белый пекинес, сидевший на пуфике, громко тявкнул. Им вручили подарок — куст селекционных роз для сада.
— Восхитительно! — поблагодарила Эдвина. — Мы оба будем им наслаждаться.
Потом Джеймс откупорил бутылку шампанского, все подняли бокалы и он сказал небольшой тост, после чего все расселись в удобные кресла у камина и принялись беседовать в непринужденной дружеской манере, свойственной зрелым людям, давно знакомым друг с другом. Бокалы их опустели, и Джеймс их заново наполнил. Генри украдкой бросил взгляд на часы. Было десять минут восьмого. Он откашлялся.
— Джеймс, я хотел спросить, мы что — единственные гости у вас сегодня вечером?
Джеймс взглянул на жену.
Она сказала:
— Нет, но мы не будем ужинать здесь. Только выпьем немного.
— А где же мы будем ужинать?
— В другом месте.
— Ясно, — сказал Генри, хотя, конечно, ничего не было ясно.
— Но куда мы идем? — поинтересовалась Эдвина.
— Подожди — увидишь.
Загадочно и одновременно волнующе. Может, их поведут в новый дорогой французский ресторан, недавно открывшийся в Релкирке? Перспектива показалась Эдвине приятной — она еще ни разу там не была. От радостного предчувствия ее настроение сразу же начало подниматься.
В пятнадцать минут девятого Джеймс отставил свой бокал.
— Пора ехать. — Все поднялись на ноги, надели плащи и вышли в сырую темень. — Эдвина, ты поедешь со мной, а Генри повезет Розмари. Я буду показывать дорогу.
Они отправились в путь. Джеймс рассказывал ей о том, как здорово Генри играл в гольф в последние дни. Она сидела, зарывшись подбородком в ворот плаща, и смотрела, как в свете фар разворачивается перед ними полотно дороги.
— Все дело было в длинном ударе. Он у него значительно улучшился после того урока с профессионалом.
Они доехали до деревни, и Эдвина ждала, что Джеймс свернет направо, на улицу, ведущую к французскому ресторану. Но он этого не сделал, и она ощутила укол разочарования.
— Живительно, как часто игрок не может понять, что он делает не так, — продолжал Джеймс. — Объективный взгляд со стороны в таких случаях творит чудеса.
— Мы, по-моему, возвращаемся в Хилл-хаус, — заметила она.
— Эдвина, Хилл-хаус не единственное здание в этой части города.
Она замолчала, глядя в окно и пытаясь угадать, куда ее везут. Машина свернула за угол, и Эдвина увидела огни. Они полыхали у нее над головой, где-то на вершине холма, в полной темноте, яркие словно залп фейерверка. Но что же это? Слушая Джеймса, она перестала следить за дорогой. Огни становились крупнее, ярче. Они миновали перекресток между двух коттеджей — знакомое место, — и она поняла, что это сияют окна Хилл-хауса и Джеймс везет ее домой.
В дом, который они оставили темным и пустым. Сейчас все его окна ярко светились, приветствуя хозяев и гостей.
— Джеймс, что происходит?
Но Джеймс не отвечал. Он проехал через ворота и устремился вверх по холму. Деревья перед ними расступились, и за ними открылась лужайка, залитая электрическим светом. Парадные двери были распахнуты настежь, и из них выскочили собаки, встретив их радостным лаем. На пороге стояли двое, мужчина и женщина. Сначала Эдвина подумала, что ошиблась, но это действительно были они — Присцилла и Боб.
Не дожидаясь, пока машина совсем остановится, она выскочила на лужайку, даже не обратив внимания на своих любимых собак, и бросилась под дождем к крыльцу, не заботясь о прическе и атласных туфельках на высоких каблуках.
— Привет, мамочка!
— О, Присцилла! Дорогая! — Они сжимали друг друга в объятиях. — Но что вы тут делаете? Как вы тут оказались?
