Юрий Хвалев - Кузнечик сын кузнеца (рассказы)

- Я вас не знаю… - отодвигая в сторону незнакомку, сказал Большаков. – Да уйдите вы, наконец!

- Это ваша фотография? Ваша… - доставая его фото, не унималась незнакомка. – Я от Салли. Она вам просила передать…

- Я не знаю никакую Салли! - сопротивлялся Большаков. – Отставьте меня в покое!

На Большакова начали обращать внимания пешеходы, особенно выказывали недовольство женщины, требующие уважения к слабому полу.

- Салли моя старшая сестра! Вы с ней встречались в сквере. Вчера! – незнакомка естественно повысила голос. – Ну что вспомнили, наконец?!

- Тише… я… я же не знал, что она… это она… - Большаков огляделся по сторонам. – Что с ней?

- Заболела, лежит дома с температурой, - незнакомка протянула Большакову увесистый конверт. – Вот, Салли вам просила передать.

- Что в нём?

- Доллары.

- Нет, нет! Я не согласен! – запротестовал Большаков. – Передайте ей, что я отказываюсь.

- Послушайте, Салли больна, у неё нашли какой-то вирус, а вы ломаетесь. Хотите, чтоб ей стало хуже?

- Не хочу, но…

- Тогда берите конверт.

- Хорошо, я возьму, - покрываясь румянцем, сказал Большаков. - Только скажите ей, что я это делаю в первый и последний раз.

- Ох уж мне эти мужчины. Привыкли выпендриваться. Я не знаю, чтобы с вами сделала, если бы вы отказались. – Незнакомка одарила Большакова белозубой улыбкой. - Я тороплюсь. У меня сейчас интервью с крупным бизнесменом, а вы меня заставили нервничать. Вы не хотите ничего передать Салли?

- Вот… - Большаков открыл портфель и достал чертёж. – Передайте ей вот это.

- Обязательно передам. Прощайте...

Большаков кивнул. Словно предчувствуя быструю развязку, он потёр запястья рук, где обычно после измены Родине должны находиться наручники, и ещё раз осмотрелся, ища в толпе спецпредставителей власти. Как бы они не маскировались их всегда можно вычислить по отменной выправке и по специфическому поведению. Приближался час пик и толпа нарастала. Большакову казалось, что он стал инородным телом. Не нужный ни стране, которую он только что предал, ни этим людям, которые спешили по своим делам. Тех двоих специфических в одинаковых костюмах он заметил издалека. Словно предчувствуя важность момента, люди расступились, оставляя Большакова тет-а-тет со своими проблемами.

«Скорей бы», - подумал Большаков и закрыл глаза.

- Игорь Викторович, я за вами, - сказал кто-то.

- Я готов, - сказал Большаков и открыл глаза. – Василий, ты?

- Я.

- За мной?!

- За вами. Мне сказали отвести вас домой.

***

Всю дорогу Большаков молчал. Если человек молчит, значит, он должен о чём-то, естественно, думать. Но его думы (во всяком случае, для нас) уже большого значения не имели, потому что вся эта история семьи Большаковых подходила к логическому концу.

Ворота автоматически открылись, и Большаков проследовал в дом. Он хотел видеть жену, возможно, поэтому сразу прошёл в гостиную. В гостиной за сервированным столом сидел министр и закусывал.

- Что не ожидал? – спросил министр. – Садись, выпьем…

Отодвинув стул, Большаков сел.

- Давай, за тебя, - сказал министр и, не чокаясь, выпил. – Пойдя с ними на контакт, ты поступил правильно. Переделанный чертёж переделал, молодец. Так что продолжай в том же духе. Ты после школы в театральный институт, кажется, поступал?

Большаков кивнул.

- Значит, мы в тебе не ошиблись. Свою роль ты сыграл так, как нужно. Да, чуть не забыл, твоя жена сейчас в автосалоне выбирает новую машину.

«Идите вы все в жопу! - хотел закричать Большаков. – Не могли заранее предупредить».

- Представь себе, не могли, - спокойно сказал министр и налил ещё по одной.

СЛАВА ПАМЯТНИКУ МАЯКОВСКОМУ

Нет памятника на путях земных

прочней, чем слово прозы или стих.

Чтобы построить заинтересованный диалог между двумя пересечёнными (знакомыми) людьми, нужно усадить их напротив друг друга, - и не как по-другому. Глаза смотрят в глаза, в открытое лицо устремлён открытый рот, из которого выпрыгивают не просто слова, а убежденность в своей правоте.

Например, стоячее положение в разговоре всегда поверхностно, мимолётно и непродуктивно. Что сказать, кроме – как дела дружище? Взаймы дать не могу, так как отстал от прогресса. В карты играть? – по-взрослому не умею. А говорить сидя? Да. Да конечно. Могу. Но только через «аську». Пиши, поговорим - по душам, так сказать, напрямую естественно без дураков и…

Ну что и?..

Чёрт забыл.

Как их (щёлкает пальцами).

Революционеров?

Нет-нет. Зачем?

Да!! У тебя же красная рожа бывшего ре-во-лю-ци-О!-нера.

- Может всё-таки, посидим? – спросил высокий поджарый мужчина преклонного возраста, потому что немного, возможно от ветра, естественно горбился. – Десять лет как не виделись. Для нас это катастрофический срок.

- Нет. Я сейчас точно не смогу. – Ответил такой же мужчина, правда, седой и чуть ниже ростом, выдвигая, как аргумент комическую моложавость. Так как разница в возрасте между беседующими стариками была год. – Звони, то есть пиши. Или я… сам… Напишу. Обещаю…

- Осип не уходи…

- Владимир Владимирович, ну зачем я… тебе?

Вечер схлестнулся с ветром, соревнуясь - кто быстрей убьёт (темнотой) этот ноябрьский день календаря. «Чёрный квадрат Малевича» был бы кстати. Правда, музеи уже закрылись в четыре (праздничный день). В этой схватке ветер размахивал тучами и моросящим дождём. Вечер теребил время, заставляя часы тонуть в темноте. Но темнота, в конце концов, отступила, потому что вспыхнули разноцветные гирлянды: и вечер, который потерялся во времени, и ветер, который сдулся – разом проиграли. Только дождь продолжал моросить, как неотложная помощь к осени.

Ноябрьский «красный день календаря» перенесённый в праздники недавно, сегодня (в общем, как и всегда) отмечался без особой помпы, и воспринимался многими как обычный выходной, возможно, из-за не возможности подвести под общий знаменатель согласия донельзя расслоившихся со временем граждан. Вот раньше бывало, седьмого, под лозунгом «Пролетарии всех стран…» страна откаблучивала такой жар души, в едином порыве: показного единства, равенства и братства, что было приятно смотреть.

Владимир Владимирович посмотрел на передвижной рекламный щит и, прочитав призыв: «Пейте Кока-Кола Лайт», вдруг вспомнил, как после праздничной демонстрации, кажется на детской площадке, пил с Осипом теплую водку. А рядом в закутке прятался его передвижной рекламный щит «Пролетарии всех стран соединяйтесь».

***

В высотке на Баррикадной к ноябрьскому празднику всегда готовились основательно. Многочисленные родственники, занимающее пространство из пяти комнат, не считая огромных коридоров и холлов, старались изо всех сил угодить хозяину. Поэтому закуски готовились только домашние. Спиртное – дорогое. Выпечка своя – проверенная годами. Сценарий торжества: с речами, тостами, шутками и аплодисментами написан загодя в строгой последовательности.

Пока хозяин был на подходе, родственники (отцы и дети) между делом общались. Причём общение шло через посредников в телевизоре; в разных комнатах смотрели разные программы. Пения магнитолы; музыка бренчала на любой вкус. И ленты негативных новостей, таких необходимых в замкнутом быту. Общение ради общения без всякой претензии на оригинальность. Так, брякнуть что-нибудь, между прочим.

В дверь позвонили. Родственники, как и положено, в данном случае, засуетились.

К входной двери ринулись, можно сказать наперегонки, двое статных мужчин в костюмах (отцы), за ними на всех порах подскочили юноша и девушка в джинсе (дети). Из кухни, снимая на ходу фартуки, выскочили друг за другом две полнотелые женщины в вечерних платьях (жёны).

Перед тем как Владимиру Владимировичу открыли, он сделал ещё один предупредительный звонок, чтоб ожидавшие деда родственники прочувствовали важность вечерней встречи. Утренний намёк о нотариальной конторе наследники поняли правильно. Каждый ждал и надеялся на свою, исключительную правоту в получение лакомого куска, потому что, как часто бывает, не родственный ранжир давал наследнику преимущество, а банальное приближённость к телу.

Семья старшего сына Вячеслава, декана факультета одного технического вуза, его сына Алексея, студента того же вуза, и жены Екатерины, неработающей домохозяйки, надеялась, что в делёжки имущества будет иметь преимущество. Перед семьёй младшего сына Сергея, декана гуманитарного вуза, его дочери Валерии, студентки того же вуза, и жены Елены работающей домохозяйки. Главным аргументом в семье технаря был Вячеслав – долгожданный для деда ребёнок. А гуманитарию Сергею отводилась второстепенная роль, потому что он был на год младше, да к тому же незапланированный.