Елена Хаецкая - Синие стрекозы Вавилона
— Давно мы с тобой не встречались, красавица, — сказал он, усмехаясь.
Аглая прижалась к матери, вытаращила глаза.
— Ангел, — прошептала она. — О, Ангел...
— Здравствуй, Хозяин, — сказала Пиф. — Мы уж думали, что ты нас бросил. Столько лет прошло.
Хозяин засмеялся, сплюнул под ноги.
— Ты до сих пор еще не поняла, что означает слово «навсегда».
— Возможно.
— А это что за малявка возле тебя трется?
— Это... ты принес мне ее однажды, завернутую в пеленки...
Хозяин наклонился, взял девочку за подбородок. Аглая поглядела на него исподлобья.
— Я Аглая, — важно произнесла девочка.
Хозяин убрал руку, выпрямился, бросил на Пиф одобрительный взгляд.
— Девочка, — уронил он. — Я так и думал. — Он просвистел несколько тактов из назойливой песенки Карусельщика и резко оборвал сам себя: — Карусельщика не обижаете?
— Мы... — начала Пиф.
Ангел придвинулся к ней, шевельнул лопатками, где не было крыльев.
— Интеллигентами себя вообразили? От высшего образования вены себе режем? А простого бедного алкоголика небось затравили?
— Он творчески развивается, — оправдываясь, сказала Пиф. — Каждый день сочиняет по новому куплету... — Под взглядом Хозяина она поежилась и сдалась: — Ну, Голос Комедианта его иногда дразнит...
— А сам Комедиант куда смотрит? — грозно вопросил Хозяин.
— Да разве Голос переорешь? — возразила Пиф.
Ангел махнул рукой.
— А, разбирайтесь сами...
Пиф взяла его за локоть. Хозяин хмыкнул, шевельнул бровями, но ничего не сказал, и они пошли втроем. Потом Хозяин посадил Аглаю себе на плечи. Девочка уселась поудобнее, вцепилась ручками в жесткие стрижены волосы Ангела.
— Мы прямо Мария с Младенцем и плотник Иосиф, — хмыкнул Хозяин и ущипнул Аглаю за ногу. — Как думаешь, малявка?
— Я не младенец, — важно возразила Аглая, — а маму зовут Пиф. Пиф, не Мария.
— Когда я впервые оказалась здесь, — заговорила Пиф, — я думала, что «тот свет» похож на обыкновенную свалку. Свалку, откуда не возвращаются. Да — не ад и не рай, а просто свалка ненужных вещей и выброшенных душ.
— Отчасти так и есть, — заметил Хозяин.
Пиф огляделась вокруг, показала на цветущие кусты, на пестрые клумбы.
— А это все? Разве это тоже ненужный хлам?
— ...А отчасти нет, — невозмутимо заключил Хозяин. — Все зависит от взгляда на вещи. Например, ваша тусовка создала растения, птиц, маленького человека... Вы незатейливо повторяете акт творения.
— Так это — райский сад? — тихо спросила Пиф.
— Разумеется, — вполне будничным тоном отозвался Хозяин. — Больше скажу. Это ваших рук дело. Вы неплохо поработали. И ты тоже. И мне уже не хочется надавать тебе по ушам, как последней истеричке и дуре, и трахнуть посреди банальной помойки.
Пиф хихикнула, провела рукой по платью.
Хозяин покосился на нее:
— Мне хочется оттрахать тебя на кровати под балдахином.
— Ого! — сказала Пиф и потрогала штаны Хозяина, где должны были располагаться его внушительные гениталии. Пальцы встретили пустоту.
Хозяин оглушительно расхохотался.
— Я отпустил дружка погулять, — сообщил он. — Пасется на лужку, кушает маргаритки и пугает пастушек. Не хочу вводить тебя в смущение, дочь человеческая.
— Говнюк, — сказала Пиф. Она обиделась.
Райский сад был полон благоухания и пения птиц. И маленькая девочка на плечах у ангела что-то щебетала, деловито озираясь по сторонам.
— Бог мой, а это что?
Пиф остановилась у деревянного сруба, почерневшего от времени. Это был старый брошенный колодец. Журавель утыкался в пустое не-небо черным пальцем, ведра здесь давно уже не было, только тонкая ржавая цепь еще болталась — вроде тех цепочек, что использовались при устройстве общественных уборных.
Пиф заглянула в колодец.
Сначала ей показалось, что она видит сплошную темноту, но потом глаза привыкли, и она разглядела ползающие во мраке голые человеческие тела. Люди копошились в темной слизи, они карабкались друг другу на голову, хватались бледными руками за скользкие стены колодца. Их было там, наверное, больше сотни. Они были истощены, их ребра торчали, позвонки и лопатки взывали о милосердии.
Пиф смотрела, и минула вечность с того мгновения, как она заглянула в колодец.
...шевеление голых тел в тупом стремлении выбраться...
...покряхтывание, хлюпанье...
...зловоние...
Пиф отпрянула, приложила ладони к горлу.
— Что там, мама? — осведомилась Аглая.
Ангел снял ребенка со своей шеи, и они оба, мужчина и девочка, держась за руки, тоже заглянули в колодец. Потом одновременно повернулись к Пиф, которая все еще давилась ужасом.
Аглая была теперь очень серьезна; Хозяин ухмылялся.
— Что это было? — спросила Пиф.
— Это чей-то ад, мама, — сказала девочка.
— Но ведь здесь рай, — сказала Пиф.
— Для праведных, — уточнил ангел.
— Но кто праведен?
— Вот уж не мне решать, — ответил ангел и пожал плечами. — Сами разбирайтесь.
Первый вопрос таков: какой была Пиф?
Ответ. Первой вошла она в рай Хозяина и показался ей рай похожим на свалку. Невысокого роста была она, с черными волосами. Умерла же от собственной руки, в отчаянии и одиночестве, оплаканная впоследствии друзьями.
Второй вопрос: каким был Комедиант?
Ответ. Вторым вошел он в рай Хозяина и показался ему рай похожим на расселенный дом на окраине большого города. Высокого роста, худой был он, с темными волосами и безгласный. Голос сидел у него на плече, имея могучую силу и самовольный нрав. Умер же Комедиант оттого, что разделился с Голосом.
Третий наш вопрос звучит: каков был Карусельщик?
Ответ. Третьим вошел он в рай Хозяина, и предстал ему рай ярмаркой в захолустном городке. Среднего роста был он, костлявый, с фурункулами по всему телу, лицом нечист, плотью немощен, душу свою носил в шарманке. Отравился плохой водкой, купленной у спекулянтов, отчего и умер, найденный утром у карусели в луна-парке.
Четвертый же вопрос: кем считать Аглаю?
Ответ наш. Четвертой появилась она в раю и можно считать ее избранной, ибо Хозяин принес ее на руках и сам положил на колени к Пиф. И когда вошла она в рай, показался он ей колыбелью.
Пятый наш вопрос: каким назовем мы Беренгария?
Ответ. Воистину, назовем мы его безумным и отважным. Красив и подвижен лицом он, светел волосом, ростом высок, худощав, хорошего сложения. Сгорел на пожаре, не принеся своей гибелью ровно никакой пользы. Пятым вошел он в рай Хозяина, и раем предстало его глазам то, что увидел он.
Шестой вопрос: какова Мирра?
Ответ: бела лицом, черна волосом, красива телом, а душу свою потеряла и сама заблудилась. И монастырем показался ей рай Хозяина, когда вошла она туда.
Седьмой вопрос же таков: каким был Упрямец?
Ответ. Седьмым и последним вошел он в рай, обуянный духом противоречия, и показался ему рай психушкой. И кричал Упрямец, что не верит, и бит был, и не поверил. Ростом же высок, сложением крепок, а убит был случайно, в пьяной драке.
Вот семеро праведных, собранных в раю Хозяина.
— Они гонят меня, — бормотал Мэтр, захлебываясь слезами, — они смеются надо мной...
— Я пролился как вода, — сказал Пастырь. — Все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось как воск...
— Они кричат мне вслед поносные слова, — жаловался Мэтр.
— Сила моя иссохла, как черепок, — сказал Пастырь.
— А этот демон, скользкий, как студень!.. И Комедиант носит его на плече... Они говорят отвратительные вещи, — плакал Мэтр.
— Можно было бы перечесть все кости мои, — сказал Пастырь, — а они смотрят и делают из меня зрелище.
— Спаси меня, святой отец! — закричал Мэтр, прижимаясь головой к грязной коричневой рясе Пастыря. — Защити меня, прошу тебя, уведи меня из этого места! Почему я никак не могу уйти отсюда?
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, — сказал Пастырь. — Господь — мой пастырь.
— Есть тут кто? — горланили под окнами. — Эй, люди!.. Есть кто живой?
Беренгарий приподнял голову. В матрасе, на котором он лежал, хрустнула солома.
— Живых нет, — сказал Беренгарий приветливо. — Входи, жмур.
— Нечего пускать кого попало, — прошелестел Комедиант и сердито отвернулся.
Дверь внизу грохнула, по ступенькам затопали, и, окутанный пыльным солнечным светом, показался в дверном проеме рослый парень в черных сатиновых трусах и рваной майке с красной розой на животе. Была эта роза оставлена разбитой бутылкой, на которую напоролся животом, когда по пьяному делу дрался с лучшим другом, не поделив девицу.
— Зря мы из-за Надьки сцепились, — сказал он сумрачно. — Хватило бы Надьки на двоих. Да и водка была дрянь.
— Забудь про свою Надьку, — отозвался Голос. — Ты все, подох. Сюда всяким надькам вход закрыт.
Парень прищурился, выглядывая, кто там вякнул в полумраке.
