Наталия Костина - Только ты
Ладно, допустим, он негодяй, а его подарки она берет исключительно затем, чтобы в один прекрасный момент его продинамить! Прям со свистом! Ух ты, а быть стервой, оказывается, очень приятно! И каблуки, жемчуг, и «Каштан», который она сейчас благосклонно приняла и ест, – все это замечательно вписывается в ее новое амплуа под названием «стерва на работе, дома и в быту». А этот ничего не подозревающий дурачок, помнящий ее тонкой, ранимой девочкой, идет рядом и заглядывает ей в глаза. Когда тебе плохо, одиноко и грустно – самое время стать стервой. Ну, или хотя бы поиграть в нее. Хотя это и не совсем честная игра. «Из области бессознательного», как сказал бы их штатный психолог – да, именно из этой области. Вот на бессознательное и спишем. Потому что если ты ведешь такую игру сознательно, это еще и очень стыдно.
– Осторожно… – повторил он, когда она во второй раз зацепилась каблуком за выбоину. И взял ее под руку.
Катя не возражала. Во-первых, идти, когда тебя одолевают мысли, и иметь рядом надежную опору, было куда удобнее. Во-вторых, он для нее был… ну не мужчина, это точно. Так… поручень в троллейбусе. А в-третьих, призналась она себе, ей очень хотелось, чтобы сейчас хоть кто-нибудь был рядом. Ей надоели одинокие пустые вечера, пустой дом, пустая постель… Стоп, стоп… так можно зайти слишком далеко!
– Слушай, прохладно стало… – она поежилась в своем слишком легком для середины октября костюмчике. Да, осень вступала в свои права, и вечер уже не казался ей таким теплым, как полчаса назад. – Давай все-таки подъедем, а потом посидим у меня?
– Так ты меня приглашаешь?
– Ну… вроде того. Только сразу предупреждаю: просто посидим. Без прелюдий и последствий.
– А ужином накормишь? – как бы в шутку спросил Мищенко, но она совершенно серьезно пообещала:
– Если хочешь есть, то накормлю. Ты же мне мороженое покупал? И яблоко вчера тоже вкусное было… Только у меня почти ничего нет, – спохватилась она.
– Давай я сосисок куплю?
– Нет, только не сосисок! Эту отраву я больше не хочу. Я уже десять лет их ем… с первого курса… почти каждый день. Знаешь, тут есть один неплохой магазинчик, за углом. Там всегда продают лаваш. А зелень и помидоры я сегодня купила на рынке. Угощу тебя горячим лавашом с сыром и кинзой. Готовится за пять минут. Ну, за десять, это точно. Очень вкусно!
Слава богу, цветочных магазинчиков по пути было предостаточно. За последнее время, когда он усиленно отрабатывал версию с покупателями черных роз, он выучил места их расположений почти наизусть. И цветы свежие нашлись, несмотря на поздний час. Он купил ей три снежно-белые розы – бутоны с тонким ароматом, совершенной формы и на длинных стеблях. В белой юбке, кремовом пиджаке и с ними в руках она смотрелась почти невестой. На контрасте с нежно-кремовым ее рыжие волосы, поднятые высоко над затылком, выглядели особенно привлекательно. К тому же ее очень красило оживление – она улыбалась, шутила и болтала с ним. У самого подъезда, в той самой уютной беседке, где он не так давно вел обстоятельные тары-бары с местными старушенциями, сидел какой-то мужчина. Его спутница вдруг напряглась и остановилась как вкопанная.
– Ну так что, мы идем к тебе есть лаваш? – весело спросил он.
Мужчина угрюмо смотрел на них в упор. Кажется, это тот самый черный, с которым она раньше жила. Ну что ж… посмотри… поглотай слюну! Кормить сейчас в этом доме будут меня, а не тебя… а дальше видно будет. Он не против остаться у нее на ночь, но не будет форсировать события. Если она хочет долгих, романтических ухаживаний, она их получит… время у него еще есть.
Как он не понял раньше – ей хочется именно романтических отношений, и именно долгих – на контрасте с этой грязной работой, которой она занимается! Потому что Катя все-таки не огрубела душой, как та же Сорокина, которая не то что коня – паровоз на ходу остановит и рельсы штопором завернет! Да, он не станет торопиться – пусть она получит то, чего так жаждет! Кроме того, он спал с ней раньше и ничего нового не узнает. Он сильнее сжал ее локоть и внезапно почувствовал, что очень хотел бы посмотреть, как изменилось ее тело… наверняка оно стало таким же привлекательным, как и лицо. Ухаживать долго? О нет, черт возьми! Его вдруг захлестнуло непреодолимое желание увидеть всю ее обнаженной: и кожу сливочного цвета, и стройные ноги с изящными щиколотками… тонкую талию… Провести пальцами по шее с завитками волос, а потом – вниз, по упрятанному в желобок спины позвоночнику… прижаться к ее упругим ягодицам сзади, а в ладонях ощутить ее грудь с напрягшимися сосками карминного цвета… Оказывается, он так хорошо все это помнил! Но почему-то тогда это его так не заводило… Он предпочитал блондинок… вернее горячих брюнеток, которые только красились в блондинок. Его возбуждали смуглость и темная курчавая поросль в тех местах, где у Катерины был смешной огненный треугольник. Когда они встречались, она понятия не имела о том, что такое интимная стрижка… а ей бы это пошло, как никому! Нет, не нужно об этом думать сейчас – потому что она и так возбуждает его сверх всякой меры – даже упрятанная, как в футляр, в этот свой элегантный английский костюм.
Да, теперь он до сумасшествия хотел того, что не ценил в ней раньше. Он желал всего и сразу: и ее прежней холодноватой сдержанности, ее нежности, ее стыдливости, которая во время их отношений так и не перешла в необузданность – но, возможно, тогда она еще не была к этому готова? Однако сейчас она просто излучает сексуальность: ее жесты, походка, фигура, даже взгляд – все это – сама женственность и чувственность. Он это видит. И он этого хочет! И получит, как бы она ни куражилась над ним и ни набивала себе цену. Да, он возьмет ее прямо сегодня – всю целиком… А с ее невыносимым характером он еще разберется – как-нибудь при случае. Но не сейчас… сейчас ему нужно от нее совсем другое.
* * *– Ты мне сказку на ночь почитаешь?
– Конечно, почитаю! Где наша книжка?.. Ага, вот она. Только поедим и будем читать. И на ночь будем читать. Конечно! Я и сам люблю сказки на ночь… А сейчас ты чего больше хочешь: супу или котлету?
– А шоколадки у тебя больше нет?
– Больше нет, – Лысенко вздохнул.
Лиля не велела давать Кирюхе шоколад, но ей так хотелось… и он купил. Огромную шоколадину, на которую указал тот самый измазанный ею сейчас палец. И скормил ее всю, квадратик за квадратиком. Хотя сначала поклялся, что даст ей чуть-чуть. Но Кирюха так ела, что ему самому было вкусно на нее смотреть, и он увлекся. И теперь со все нарастающим волнением ждал последствий своих необдуманных действий: сыпи, температуры и прочих радостей. Однако если разбавить шоколадку супом или котлеткой, то, возможно, обойдется одной сыпью?
– Кир, мы сейчас съедим котлету и пойдем смотреть на медведя, – пообещал он.
– Настоящего?
– Самого ни на есть что!
– А котлета вкусная?
– Мама готовила! – сказал он таким тоном, что любой бы понял – котлета самая вкусная на свете.
– А медведи шоколадки едят? – спросила хитрая девчонка, когда он уже был занят котлетой.
– Едят, – ответил он рассеянно. – И картошечки чуть-чуть! И укропчиком посыплем! И помидорчик…
– А мы ему купим?
– Обязательно… Ешь! – Он поставил перед ребенком тарелку. – Компоту налить?
– Налить!
Тут он снова вспомнил, что Лиля не велела давать Кирке компот во время еды, и спохватился:
– Компот холодный. Ты ешь, а я его пока греть буду.
Налил компота в веселенькую Киркину чашку и стал делать вид, что греет его в руках.
– А ты почему не ешь?
– Потому что котлет мало, – объяснил он. – И если я их съем, то так вкусно, как мама, не приготовлю! Так что ешь их сама.
– А ты тогда супа поешь.
Действительно, а не употребить ли ему супа? Во всяком случае, если суп закончится, он может сварить что-то еще. По первому он специалист! Однако пока он, отвернувшись к плите, грел суп, дитя придвинуло компот к себе и шустро выхлебало больше половины.
– Кирюха, – сказал он строго и отодвинул чашку подальше, – если ты будешь питаться одним компотом, то никогда не вырастешь. Ты же хочешь быть большой?
– Как медведь?
– Как медведь. Р-р-р-р! – страшно зарычал он и оскалил зубы. Вид у него был еще тот: острый нос, взъерошенная шевелюра и пронзительные голубые глаза придавали ему сходство не с медведем, а с каким-нибудь взбесившимся опоссумом, но Кирке представление явно понравилось.
– Еще покажи! – потребовала она.
Показывая медведя на бис, он так разбушевался, что ребенок просто зашелся от хохота, а сам страшный хищник пролил суп.
– А медведь тоже так делать будет? – Глаза у Кирки сверкали, щеки разрумянились… или это все-таки стал действовать запрещенный шоколад?
Он очень сомневался, что медведь будет устраивать такой тарарам, даже после шоколадки, но пообещал:
– Будет! Если ты сейчас быстро все доешь.
– А я уже все доела!
