Татьяна Белкина - Всё хорошо!
— Ксения Сергеевна, проводите госпожу Дубовскую!
— Дубковскую!
— Дубковскую! До вахты проводите!
— Огромное спасибо за заботу. До скорого свидания, Дмитрий… Валерьевич.
(Наконец-то посветлело. Я слышал, осенью в Скандинавии втрое возрастает количество самоубийств. Есть от чего. И чем дальше, тем больше. Куда уж тут улетишь, на сломанных крыльях? Это в юности мог, пока не знал, что жизнь все время на волоске держится. А, все равно конец света нам календарь майя на конец года запланировал.)
— Митяй, привет! Убегаешь?
— Привет, Макс. Заходи. Что-то срочное? Надо форму Вадьке в школу забросить и в мэрию. Опять мозги парить будут.
— Про тендеры эти сказать хотел. Прости за официоз, но, как соучредитель и финансовый директор, я категорически против. Прибыли не будет! Дай бог в ноль сработать! Ты этот китайский бизнес прекращай. Мы не благотворительная организация. Если завтра коммерческий проект не срастется, в минус уйдем.
— Срастется. Новые клиенты подтянутся. Надо на престиж работать, да и город чинить кто-то должен!
— Пусть кто-то и чинит. А у нас денег нет!
— Слушай, Шишкин, помнишь я тебе на первом курсе в морду влепил?
— Как не помнить. Меня потом родители месяц фильмами про Освенцим мучили, пока с сотрясением мозга дома сидел. Чего вдруг? Может, мне встать подальше?
— Сегодня с журналисткой одной беседовал. Она историю эту из Петергофа вытянула.
— Вот папарацци проклятые! А Петергоф-то жив? Все еще в Универе?
— Живее всех живых. Не знаешь, случайно, где Добряк?
— Да тут был, дисер вроде защитил. Мать его как-то на концерте видел.
— Ладно, лирика все это. Идти надо!
— Надо так надо, а денег все равно нет. Кстати, тебе из Таиланда сувенир.
— Спасибо, Макс, святой человек. Что это? Череп? Озверел?
— Ничего ты не понимаешь! Это колонка для айфонов. Вставляешь мобилу в черепушку, и — опа! — всем весело!
— Ладно, прости, спасибо. Надо похоронный марш качнуть для твоего девайса.
— Да иди ты…
— Уже ухожу.
— Козлова, я в мэрии до вечера. Совещание начальников подразделений завтра в три. И юристам ускорение придай, пусть еще раз контракт с «Хелл» проверят. Я утром заберу.
(Парктроник, гад, вопит без перерыва… Надо на ТО записаться. Может, к Петергофу как-нибудь заглянуть? Смешной старик. Лучше не надо. Пусть в памяти молодым останется. Вот Наташке всегда тридцать восемь будет. А мне уже сорок пять. Или еще? Журналистка эта на мою голову… Молодая баба, надо детей рожать, так нет, с гаджетами по городу носится, сплетни собирает… Город-то, бедный, рассыпается весь. И изнутри, и снаружи! Вон, у кариатиды рука отвалилась. По краю трещина пошла. Что ж вы, месье Монферран, без присмотра свои шедевры оставили? А может, за нами сейчас наблюдаете и думаете: «Вот бездельники! Ни черта не соображают. Ответственности ноль. В говно по уши закопались и в ящик пялятся». А ты, Четвертак, чем лучше? Что ты за свои почти полвека открыл? Что построил? Ноль на палке! Лажа одна. Нечего на Страшном суде предъявить. Какая муть в голову лезет! От хмари, тьмы и сырости. Прав Шишкин. Деньги надо зарабатывать. Технику купили. Склад новый построили. Кредитов на десять лет вперед, а прибыли…)
— Куда прешь, олень! Всех прав лишить, а отдел транспорта в мэрии уволить! И ГИБДД разогнать!
(Опять дистанционку не включил, куда телефон завалился? Что это? Только черепа в кармане мне и не хватало!)
— Вадька, чего звонишь как подорванный? Ну, обещал, и что мне теперь, все бросить, только тебя из угла в угол возить? Не ной. Через пять минут в школе буду. Шагай на урок. На вахте твою сумку хоккейную оставлю. С тренировки точно заберу. Иди учись, Эйнштейн!
— Товарищ майор! Разрешите обратиться? Могу я оставить обмундирование для рядового Четвертакова из шестого «г»?
— Да не, не майор. Старший лейтенант — это да. Звонок прозвенит — в подсобку поставишь. Погоди пока.
— Девушка, осторожно. Извините. Сейчас уберу. Что ж вы под ноги не смотрите? Так и упасть недолго.
(Даже не улыбнулась. Ничего себе учительницы нынче в школе. Рост манекенщицы, и ноги от ушей. Старый, что ли, стал? Посмотрела, как на пустое место! А рука какая холодная! Ого! Это еще что за наваждение? Неужели Добряк?)
— Алекс, приветствую!
(Черт побери! Бывает же такое?)
— Сашка! Добряков! Не проходите мимо, юноша! Это ж я, Четвертак! Не узнал, что ли?
— Митька! Да тебя и не узнать! Привет! Ты чего тут делаешь?
— Да вот сыну форму хоккейную привез. Хочу на вахте оставить. Ему на тренировку после уроков, а я занят буду.
— Постой, так это твой парень у меня в классе балду гоняет?
— А ты, значит, и есть Иа-Иа?
— Кто-кто?
— Не важно. Слушай, давай-ка посидим где-нибудь! Так рад, ты не представляешь! Про логику свою мне расскажешь? Ты там же, на Гороховой? Так я зайду за тобой часиков в семь? Ну до вечера!
(Что-то ему не больно охота со мой встречаться. Подумать только! Двадцать лет не вспоминал и, стоило вспомнить, встретил. Мистика! По ходу разберусь, что за предмет такой придумали. Вадька всю плешь проел. Я-то гадал, что за маразматик в школе завелся? А вот тебе и на! Добряк!.. Так, может, и про меня, скажем, Козлова думает: «Идиот старый», — а я живу себе и не вижу ничего, кроме грязного асфальта за мутным стеклом…)
— Пап, представляешь, меня на игру вратарем заявили в основной состав. Придешь завтра? Мы с Приморским районом играем. Заруба угарная будет!
— Что за лексикон? Кончай по фене ботать!
— По какой фене?
— Так в тюрьме сидельцы беседуют, чтобы надзиратели не понимали. А у вас что за необходимость язык коверкать?
— Тебе вечно все не нравится. Вообще молчать буду.
— Зря дуешься. Давай-ка лучше про завтрашнюю игру уточним. Во сколько?
— В полшестого. Но надо сразу после уроков, разминка еще.
— У меня совещание в три. К началу игры приеду.
— А сумку? Я сегодня еле допер.
— Когда наконец в клубе шкафчики сделают? Хорошо, отправлю тебе служебную к трем с сумкой. В школе как?
— Да норм. Матеша клевая была. На компах новую прогу замутили. Но там блох много, и мозгов не хватило. Я только в Нет зашел — и виндец!
— И — что?
— Виндоус слетел. Пришлось все по новой.
— Матешу и компы я расшифровал, а дальше?
— Прога — программа, а в ней ошибок много было, оперативной памяти не хватило, и Виндоус накрылся.
— Угарно ты, брат, мне все растолковал. Приехали. Иди ешь, там Валентина Степановна ужин приготовила. Я пройдусь. Друга старого встретил. Скоро приду, домашку причешем.
— Ты только не пей, пап, ладно?
— Иди, иди, умник.
(Дожил… Яйца курицу учить вздумали! Первый год, как Наташку похоронил, пил без продыху Спасибо матери, Вадьку забрала на время. Сейчас — уже, как это он выразился?.. Норм!.. Вся Фонтанка стоит. Хорошо, машину во дворе оставил, тут ведь только через мост перейти… Странно, за пять лет, что здесь живу, ни разу Добряка не встретил. А может, встречал, да не узнавал? Давно пешком не ходил. Оказывается, кроме пробок, еще и люди в городе есть…)
— А, Димочка, проходи, проходи, дорогой!
— Александрина Давыдовна, да вы просто красавица! Все моложе с каждым годом!
(Подумать только, вот так целая жизнь пролетела, чего только не было, и свадьбы и похороны, и разборки и удачи, а тут — все тот же рояль, все тот же начес, и даже запах в прихожей из восьмидесятых.)
— Алекс, елки-палки, у вас тут что, заповедник? Я будто в прошлый век попал. Класс! Ну давай пойдем, вискаря хлебнем где-нибудь.
(Опять телефон! Проклятая мобилизация, нигде покоя нет.)
— Слушаю!
— Господин Четвертаков?
— Так точно. С кем имею честь?
— Рустем Ахманов, председатель совета директоров, «Хелл корпорейшн».
— Чем обязан честью, господин Ахманов? Надеюсь, намеченное на завтра подписание контракта не имеет отношения к вашему звонку?
— Самое прямое. Конечно, у директора подразделения достаточно полномочий, однако я, так сказать, держу руку на пульсе. Хочу составить собственное мнение о подрядчике. Не возражаете, если мы встретимся часов в одиннадцать на будущей стройплощадке? Буквально минут на десять. Я вас надолго не задержу.
— Покой нам только снится.
— Что, простите?
— Конечно, говорю, буду чрезвычайно рад личному знакомству!
— Ну так завтра в одиннадцать, на Седьмой линии Васильевского, у дома номер шестнадцать!
