Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса
Итак, химик Пент вздыхал и посапывал в розовом ящике. Однако молодой человек не собирался оставаться в нем веки вечные. Не суждено было лучу его разума зачахнуть, как заплутавшемуся в зеркалах лучу света в черном ящике — вскоре в его жизни наступила пора больших перемен.
Все началось с того, что как-то утром Пента никто не разбудил. Когда инженер проснулся, то понял лишь одно — пересменок он проспал. И проспал основательно. Он приставил глаз к дырочке от сучка, испугался и покраснел, потому что положение было незавидное. Возле машины дремал Оскар из следующей смены. Поскольку машина работала без перебоев, поблизости никого больше не было, так что самое время вылезать из лона розового ящика. Самое крайнее время, потому что Пент вспомнил еще кое-что неприятное, даже весьма неприятное: этим утром к ним в гости должна приехать какая-то международная комиссия или делегация, дабы ознакомиться с распорядком дня, техникой безопасности, гигиеной и прочими подобными вещами. Только того еще не хватало, чтобы его застукали в ящике!..
Пент высунул голову из ящика и увидел… Увидел человека, которого меньше всего хотел бы сейчас увидеть, человека, который вообще сюда редко заглядывал, — их уважаемого директора собственной персоной!
Они довольно долго таращились друг на друга. Лицо у директора вытянулось, он вылупился на Пента, будто на привидение. Впрочем, оно и понятно, ибо Пент забыл снять наушники, шнур от которых тянулся к портативному магнитофону.
— Что это… зачем они у вас? — почему-то шепотом спросил директор.
И тут Пента осенила блестящая идея, настолько оригинальная, что он не сразу осознал ее значение. Конечно, ее можно было бы назвать ребяческой, но что из того.
— К нам приезжают иностранцы, — тихо вымолвил он.
Директор кивнул. Однако испуг не сошел с его лица, более того — обозначился резче.
— Я собираюсь их записать! — Пент пристально взглянул на своего шефа и крепко сжал губы.
— Записать?
— А почему бы нет? Все-таки живой иностранный язык…
— Правда, Пент произнес это не так уверенно, но, может, оно и к лучшему. — Идиомы и прочее…
— Вы думаете, что… — Очевидно, директор счел объяснение Пента не слишком убедительным.
— Я ни о чем не думаю… Разумеется, я менее всего подозреваю их в промышленном шпионаже … — и Пент улыбнулся как-то загадочно.
— Вы убеждены, что …
— Я не уверен, что мы выбрали подходящее место и время для разговора на эту тему…
Пент приложил палец ко рту и странным образом (чего только на свете не случается) точно таким же паралингвистическим, нет, скорее уместным для конспирирующегося школьника жестом ему сразу ответил пожилой начальник. И тут Пент явно испугался своего бестолкового замечания.
Между тем на лестнице послышались голоса.
— Загляните ко мне после! — успел пробормотать директор. И вот уже появились гости. Впереди шагал пожилой джентльмен, возможно страдавший водянкой. Он пыхтел и помахивал оригинальной тросточкой. Рядом с ним семенила девушка, по всей вероятности, исполнявшая обязанности переводчика. Во всяком случае она время от времени что-то кричала на ухо джентльмену (возле работающих машин не так уж тихо). Следом важно шествовала длинная как жердь женщина с потухшим взором — именно так не слишком одаренные карикатуристы изображают англичанок, — которая то и дело морщила нос. Как видно, ее не вдохновляли здешние запахи. Затем в цех вошли еще двое или трое иностранцев не столь примечательной наружности, которым что-то объясняла на пальцах самоуверенная дама из министерства. Пент не знал, какую она занимала должность. Конечно, это была иностранная делегация, однако Пент не обнаружил среди ее членов хоть кого-нибудь отдаленно смахивавшего на инженера, скорее они напоминали представителей армии спасения из какой-либо оперетки. (Позже выяснилось, что Пент не так уже ошибался.) Они с достоинством шагали вдоль бумагоделательной машины, высокорослая англичанка то и дело морщилась и спрашивала что-то, скорее всего о вентиляции, потому что ей тут же показали пылеуловители, охраняющие здоровье человека. Директор извлек из глубин кармана использованный трамвайный билетик и с его помощью продемонстрировал возле соответствующего отверстия, что тяга действительно есть. Директор чувствовал себя неуютно, пытался улыбнуться, но вместо этого выдавил из себя жалкую гримасу. Наличие вентиляции успокоило англичанку, но ее, кажется, продолжали тревожить здешние запахи, вообще-то не такие уж скверные — ей явно не нравилось то, что на бумажной фабрики пахнет как… на бумажной фабрике.
Не обошлось и без маленького комического происшествия: когда смахивающий на больного водянкой, но все же вполне симпатичный пожилой господин, слегка напоминавший мистера Пиквика, что-то спросил о суконном валике (бумага бежит в машине частично по валкам, обтянутым тонким высококачественным сукном) и дотронулся до него своей тростью, валки захватили его дорогую трость с набалдашником в виде льва, она выпала из его руки и вознеслась на бумажном полотне под самый потолок. Джентльмен проводил ее испуганным взглядом, он выглядел без трости каким-то неожиданно беспомощным, а жердеподобная англичанка разразилась визгливым безудержным хохотом. При этом у нее обнажились длинные зубы и десны, и она стала походить на смеющегося кролика, хотя, наблюдавший сквозь дырочку за торжественной процессией Пент, следует признать честно, ни разу в жизни не видел смеющегося кролика.
Директора тоже испугало воздушное путешествие тросточки, и он стал выкрикивать что-то маловразумительное неожиданно высоким тенором на манер ариозо — вообще-то у их любящего музыку шефа был баритональный бас, — причем несколько раз прозвучало весьма странное слово, нечто вроде «шпациренштокке», и Пент в своем укрытии отметил, что, по всей вероятности, директор когда-то очень давно и под руководством очень слабого педагога учил немецкий язык.
Наконец положение спас помощник машиниста Федя, который подпрыгнул и ловким движением выхватил трость из пасти машины. Напоминавший мистера Пиквика господин был очень и очень благодарен, долго и сердечно тряс руку спасителю трости, затем с любопытством понюхал набалдашник и сказал «well» [17].
Хотя наш химик сам пребывал в весьма щекотливом положении, он и за других успел поволноваться; вспомнились господа из прежнего Теннисного клуба и джентльмен-зеленая-конфетка. Они-то наверняка знали бы, как поступить с иностранцами.
Пент также заметил, что директор время от времени с опаской косился на его укрытие. Кажется, вблизи ящика он старался говорить громче. Уже не боялся ли, что Пент вдруг чихнет?
Когда потешная процессия покинула цех, Пенту удалось незаметно выбраться из ящика. Он отнес в лабораторию свой магнитофон с наушниками, а также журнал «Бумажная промышленность», который всегда брал с собой в ящик, хотя никогда его не раскрывал, сходил в душ, ополоснул лицо, причесался, открыл окно и выкурил подряд две сигареты. Когда он затем посетил известное местечко, предназначенное исключительно для джентльменов, то очень удивился, поскольку там царила буквально стерильная чистота, а на подоконнике стояла ваза с цветами и пепельница! Удивительный сегодня день!
Пент не знал, смеяться или плакать. Уж не походит ли он на Остапа Бендера или на Феликса Круля! Да нет, все-таки они были гораздо самоувереннее. Кажется, его ложь во спасение каким-то образом сошла. И вроде бы неожиданно получила право на существование… Но так ли? Какое с его стороны ребячество! Едва ли он теперь выкрутится. И тогда получит волчий билет! Ну и что ж — отсюда так или иначе надо улепетывать, потому что он и сам чувствует, что пришелся не ко двору.
И все равно его разбирал смех — в худшем случае директор сочтет его — как бы сказать помягче? — самодеятельным разведчиком. А разве это так уж предосудительно? За что же его, мнимо бдительного человека, осуждать? В нашей литературе для детей сплошь и рядом встречаются пионеры, разоблачающие диверсантов, и утверждается, что они молодцы. И среди героев Агаты Кристи есть шустрая старая дева мисс Марпл, которой автор явно восхищается. Нет, стыдиться тут нечего. И никаких объяснений по поводу своих промышленно-шпионских подозрений он давать не собирается. Пусть старик думает что угодно!
И вообще — если уходить, то не склонив рабски головы, во всяком случае ругать себя он не позволит! Он сядет на стул даже в том случае, если директор забудет ему предложить, положит ногу на ногу, сплетет пальцы — так советовали в одном старом журнале «Факир», ибо таким образом якобы замыкается наш внутренний «психический ток» и астральные флюиды собеседника не могут в нас проникнуть, не могут нам повредить…
Пент сунул сигарету в пепельницу и зашагал к директорскому кабинету.
