Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса
Когда же Пент поведал еще, так сказать, для удовлетворения аппетита кровожадной дамы о мужчине, который упал ночью в ванну с кислотой и чью личность установили только по пряжке от ремня (было такое несчастье пару десятилетий назад на каком-то химкомбинате, производящем серную кислоту), та, кажется, более или менее насытилась.
— Каково положение верующих? Их подвергают дискриминации? И вообще принимают ли верующих на работу? Представителей каких религий и сект у вас больше всего?
Этим градом вопросов разразился тихий мужчина средних лет, настолько неприметный в своем темном костюме, что Пент до сих пор как бы не видел его вовсе. Переводчица «Интуриста» представила его как человека, «связанного с Ватиканом». Вон оно что!.. К счастью, в каждом вопросе присутствует ответ: было ясно, что патера, или кто он, собственно, такой, едва ли интересуют успехи воинствующего атеизма. Так наивно мог подумать разве лишь многоуважаемый директор.
Тут Пент вполне серьезно рассказал о свободе совести, о том, что коммунисты никому не позволяют осквернять алтарь души. Если верующие к тому же хорошие работники, их очень уважают на фабрике, поскольку в большинстве своем это люди трезвые и исполнительные.
Среди рабочих многие исповедуют лютеранство, вдохновенно импровизировал Пент, а некоторые поляки и литовцы вроде бы признают догматы римско-католической церкви. Русские рабочие в основном — как же это называется? ах да — православные, часть из них предпочитает креститься тремя перстами, другие убеждены в преимуществе двуперстного варианта; администрация фабрики относится одинаково терпимо к воззрениям тех и других, не отдавая никому предпочтения. Есть еще баптисты, методисты и анабаптисты… Пент старался изо всех сил, дабы припомнить все новые и новые секты. Среди молодых кое-кто интересуется буддизмом, а супружеская паpa Файнгольдов отдала свои сердца Яхве и трепещет перед ним, как то принято и положено. Свое перечисление он закончил — правда, с некоторым замешательством — одним мормоном, при этом переводчица «Интуриста» фыркнула в платочек.
— А атеисты? Есть ли представители такой секты?
Пент испугался: очевидно, он перестарался в своем усердии и нарисовал картину, которая может смутить кого угодно — длинная процессия верующих торжественно, неся хоругви, приближается к проходной; часть товарищей истово крестятся тремя перстами, часть осеняет себя двуперстием, буддист, погрузившись в нирвану, порой бормочет: «От mani padme hum» и теребит цветок лотоса; мормон… А этот что должен делать? Да ведь мормоны, кажется, многоженцы. Ну, значит идет мормон, одной рукой поддерживает Люсю, а другой взял под локоток Лейду… Но, черт возьми, может быть, я что-то путаю?
— Конечно, у нас особенно много атеистов, хотя мы не считаем атеизм сектанством. Но и к атеистам относимся очень уважительно, — заверил Пент. И в качестве образца бравого, безусловно воинствующего атеиста привел товарища директора лично, достигшего больших успехов в отрицании бога.
— А каких догматов придерживается он сам? — поинтересовался предполагаемый святой отец.
Этот вопрос требовал ответа с хитринкой, потому что «человек, связанный с Ватиканом», судя по всему, жаждал вступить в жаркую религиозную дискуссию. Его прежде совершенно равнодушный взгляд оживился, глаза загорелись, как у приметившего добычу хищника. Поэтому Пент поспешно признался, что хотя сам он атеист, но с большим почтением относится к накопленному Ватиканом опыту. (Вопрошающий взгляд директора: не перегибает ли он палку? Нет, не перегибает!) И когда святой отец заглотил наживку и пожелал, чтобы Пент уточнил, что именно он ценит в опыте Ватикана, у молодого специалиста был готов ответ. Его, химика Пента, всегда интересовала история и судьбы общественных институтов. Да, даже больше чем судьбы отдельных личностей и народов! Хотя он, к великому сожалению, не может разделить идеи Ватикана, все же с глубоким восхищением должен отметить тот удивительно долгий, бесконечно длинный период, который сумела выдержать организация, основывающаяся на жесткой субординации. Ведь сколько за это время успело родиться и погибнуть государств! Уж не в первой ли половине шестого века был создан орден францисканцев? А бенедиктинцы, кажется, появились еще раньше? (Эти сведения недавно потребовались ему для решения своеобразного кроссворда в одном английском иллюстрированном журнале, по правде сказать, весьма далекого от религии, даже фривольного издания! И решал он его, кстати, во время ночной смены в упомянутом розовом ящике, почерпнув сведения из энциклопедии.)
— Да… Все-таки более тысячи трехсот лет! — Пент вздохнул. Он далек от того, чтобы превозносить Ватикан — разница идеологических взглядов, — но сам он, гражданин нашего относительно молодого государства, считает этот неимоверный временной отрезок достойным всяческих похвал. Да, еще раз просим понять нас правильно!
— А чем вообще отличаются взгляды францисканцев от взглядов бенедиктинцев? — спросил он затем с наигранным, хитро продуманным интересом.
Пент, советский инженер, который неожиданно точно знает такие сведения и который с такой неожиданной стороны подходит к истории Ватикана, этот экстраординарный коммунист (а кем же еще он может быть!) буквально обворожил патера. Тот вытащил записную книжку и дал Пенту свои координаты — телефон и номер в гостинице, — выразив горячее желание встретиться с ним позже. Для небольшой беседы на религиозные темы.
Уголком глаза Пент видел, что почти все присутствующие смотрят на него с немалым восхищением. Пент встал, с достоинством, но и со смирением опустив голову на грудь, и на какой-то миг застыл перед святым отцом — такого рода выражение благодарности он видел в фильме «Красное и черное»; так кланялся обаятельный Жюльен Сорель. Затем Пент молча взял листок из записной книжки.
Между тем англичанка заскучала. Теперь она проявила интерес к вопросам, связанным с мылом, полотенцами и — стыдно сказать — туалетной бумагой. За них не приходится платить? Пент деликатно попросил ответить на эти вопросы товарища директора, который говорил долго, вдохновенно и, к сожалению, довольно скучно о правах, свободах и обязанностях наших граждан. Пент заметил, что директору было приятно — наконец-то ему удалось раскрыть рот.
Не interested in[30] гости чем-нибудь еще?
Обрюзгший мистер, успевший слегка вздремнуть, спросил, употребляют ли рабочие алкоголь. Пент взглянул на него и решил, что этот интерес весьма личного, физиологического свойства. Гостям сервировали кофе, минеральную воду и фрукты, что не самым лучшим образом свидетельствовало о нашем гостеприимстве. Пент рассказал, что рабочие, если такое случается, отдают предпочтение сухому вину кавказского производства и шампанскому. Вино они обычно разбавляют водой — vin rouge coupe[31] — любимый напиток рабочих бумажной фабрики. А он сам? Пент улыбнулся и сказал, что, елико возможно, старается воздерживаться от алкоголя, поскольку он препятствует интеллектуальной деятельности и ведет к нежелательной эйфории; в особенно же торжественных случаях он принимает несколько капель эквимолекулярного водного раствора этилового спирта. Ну, джентльмен, конечно, выразил желание более подробно услышать об этой эквимолекулярности. Пент набрался смелости — он знал, что если их директор чем-то отличается, так страшной ненавистью к алкоголю, — и, несмотря на это, сказал, что, по-видимому, есть возможность принести для дегустации немножко этой интересной смеси.
— Я отвечаю, — сказал он директору, едва тот открыл рот, чтобы наложить запрет. И директор покорился, словно под воздействием высших сил.
Вскоре Пент явился из лаборатории с большой колбой Эрленмейера в серебристых хлопьях изморози. О, как сладко причмокнул джентльмен!
— What about a little drink?[32] — спросил Пент и во все бокалы, приготовленные для нарзана, налил равные порции адской смеси, у которой в охлажденном виде почти исчезает неприятный сивушный привкус.
К его великому удивлению первой со своей порцией расправилась дама-жаждавшая-крови. Она с легкостью проглотила крепкую смесь, даже не поморщившись. Пент тут же отпустил ей вторую точно такую же порцию, что явно не понравилось господину, напоминавшему Пиквика, и он, не желая отставать, последовал ее примеру.
Директор, теперь уже всецело послушный Пенту, с большим трудом и тяжелым вздохом справился со своей тяжкой долей, сопроводив эту процедуру двумя вполне явными отрыжками. Добавки он себе так и не позволил налить.
Поговорили еще немного, и гости стали посматривать на часы — их ждали важные дела. Дама несколько странным образом позабыла осмотреть туалетные комнаты, по части которых она, по всей вероятности, была крупным докой. Вместо этого она попросила молодого инженера показать то место, где произошел трагический случай с «kitten». Там она повздыхала и возложила один цветочек из подаренного гостям букета на какой-то предохранительный щит.
