Эльмира Нетесова - Тонкий лед
— Это от женщины зависит. Какой порядок заведет, так и будет,— не согласился Егор.— Я своей теще ничего не говорю. Она сама каждого угостит. Никого не отпустит голодным, хотя не из сахалинцев. Натура у нее добрая. Может, потому что сама в жизни часто бедствовала,— вставил Платонов грустно.
— Скажи, у твоей Зои родня имеется? — спросил внезапно Касьянов.
— Да и не знаю. О матери иногда говорит. Она уже на пенсии, живая, а где она, я не спрашивал,— признался Егор.
— Совсем дремучий!
— Тундра! — поддержал Соколов, отвернувшись от Платонова.
Тот сник, молча стал пить чай.
— Пойми, матерям помогают. Каково же твоей женщине, если сама на ноги не встала?
— Я предлагал деньги много раз. Она не взяла, наотрез отказалась. Говорит, что сама справится.
— Выходит, тоже присматривается к тебе. Ладно! Только пока ничего не решили, не афишируйте свои отношения, чтоб не нарваться на неприятности. Их и так хватает,— краснел Касьянов.
— Ну, что, мужики? Поехали домой? — встал Соколов с пенька.
Вскоре люди загасили огонь, сели в машину и только тут приметили на капоте бурундука. Зверек спал на прогретом железе и не услышал, как вернулись к машине мужчины.
— Сахара кусочек дай ему. Как положняк! Ведь он хозяин здесь, мы — только гости! — вспомнил Соколов. Быстро найдя сахар, подошел к капоту. Бурундук не убежал, не испугался человека. Обнюхав гостинец, принялся грызть его прямо на капоте.
— Э-э, Кент, нам домой пора. Слышишь? Беги к себе, отпусти нас! — попросил зверька Александр Иванович. Тот будто понял, спрыгнул на землю и тут же исчез в кустах.
— Вот бы с зэками так! Сказал им, они послушались бы! Интересно, почему у человека с природой полный контакт, а вот между собой не всегда получается?
Егор устроился на заднем сиденье, обдумывал разговор с мужиками о Зое.
«Всюду я не прав! И с нею тоже. Невнимателен, груб, не могу правильно обходиться с женщиной. А как еще? Вон теща сколько лет со мной живет и не жалуется. Вот только деваться ей некуда, а то бы сбежала»,— подумалось человеку невеселое.
Соколов с Касьяновым обменивались взаимными шутками вперемешку с новостями. О Платонове они, казалось, забыли, чему Егор был несказанно рад.
Машина, охая на ухабах и выбоинах, въехала в город уже по сумеркам.
Первым из нее вышел Егор. Он выгрузил из багажника все грибы, которые набрал сам.
— Так я тебя утром жду на работе,— услышал голос Александра Ивановича.
Коротко ему ответил:
— Конечно, приеду.
Мария Тарасовна, увидев гору грибов, всплеснула руками от радости.
— Сынок, спасибо! Вот это подарок! Нынче все переберу, почищу, отварю, а завтра закатаю в банки. На Новый год свои грибочки на стол поставлю! — улыбалась женщина и, вспомнив, предложила: — Егор, примерь свитер. Связала тебе. Понравится ли только? — тревожилась теща.
Платонов не стал упрямиться. Свитер и вправду был хорош. Легкий, теплый, он словно обнял человека со всех сторон.
— Хорош! Чудо! Спасибо, мам,— подошел к Марии Тарасовне, поцеловал в щеку.
— Уж очень старалась. Теперь самое время его носить. Не будешь мерзнуть на работе,— разглядывала свитер на Егоре придирчиво, а потом сказала:
— Знаешь, вчера мне долго не спалось. Сама не знаю, что мешало? И вдруг в одиннадцатом часу телефон зазвонил. Я думала, что это ты про меня вспомнил. Но в трубке — молчание. Я долго алокала, да никто не отозвался. Глухо, будто в заднице у покойника. Тамарка звонить не будет, пока не получит ответ Оля. Оно и срочности такой нет. Из своих городских вряд ли кто решился бы в такое время беспокоить. Но звонили тебе, когда ты у женщины был. Сразу, когда вернулся, я запамятовала тебе сказать. Оно, вроде мелочь, но кто-то хотел поговорить по срочному делу, раз в такое время звонить насмелился. Из своих только Соколов вот так может. Этот средь ночи поднимет. Ему море по колено, коль сам не спит, весь город должен на ушах скакать.
— Мам, а может, тебе послышалось? Если б Соколов или Касьянов звонили, они сегодня сказали бы. Кроме них, некому. Хотя ошибиться могли, такое, сама знаешь. Бывало не раз,— не придал значения услышанному.
— Нет, сынок, сердцем чую, не ошибка это. Кто-то тебя искал. Не знаю, что за человек, только на душе тревожно сделалось, ровно кошка нагадила в самое нутро,— помогла снять свитер.
Егор долго перебирал в памяти всех знакомых, но никто из них никогда не звонил ему домой. Даже не знали и номера домашнего телефона. Ложась спать, он успокоил сам себя тем, что Марии Тарасовне звонок примерещился, либо оказался случайным, ошибочным.
В эту ночь он увидел во сне Тамару Нет, не той, которая уехала из семьи. Приснилась такой, как встретил ее впервые: робкой, застенчивой девушкой, красневшей от каждого смелого взгляда Егора. Она не сразу разрешила взять себя под руку. Боялась остаться с ним наедине. Не соглашалась гулять с Егором по темным улицам города, а уж о парках и скверах слышать не хотела. Не осмеливалась ходить на реку, старалась быть среди подруг, никогда не отставая от них. Теща приучила дочь к десяти вечера возвращаться домой, и Тамара, стараясь выполнять эту просьбу, крайне редко ее нарушала. Даже во сне, через годы, Егор увидел ее прежней. Все те же кудряшки спадали на лоб и плечи. Всегда широко открытые, будто удивленные глаза, хрупкая, словно прозрачная фигурка.
Она подошла к Егору сама. Улыбнулась одними губами, положила на плечи ему руки, заглянула в глаза, спросила тихо:
— А ты все ждешь меня?
Платонов всмотрелся. Увидел седину в кудряшках, морщины возле губ, вокруг глаз.
— Что с тобой? — прижал к себе невольно.
— Плохо мне, Егорушка, ой, как тяжело! Какая я глупая! Как виновата перед тобой,— спрятала лицо у него на груди. Плечи задрожали.
— Тамара, девочка моя! Давай забудем все плохое, перешагнем через ошибки.
— Не получится.
— Почему?
— Вы никогда меня не простите. Никто!
— Я прощаю! Хотя и не знаю, в чем твоя вина.
— Ты никогда не простишь меня, да и забыть не сможешь. Ведь я первая, ты любил. Я сама виновата, что теперь предали меня. Все возвращается. За каждую нанесенную боль получаем в десять раз сильнее, и от такой расплаты никому не уйти.
— О чем ты, Тамара? Я люблю тебя!
— Нет, Егор! Мы потеряли любовь! Слабыми оказались оба. Не удержали. Теперь уж поздно что-то менять, мы не в силах вернуть наше прошлое. А впереди лишь боль раскаяния и сожаление. С ними и уйдем! Никто не поможет нам, мы больше никогда не встретимся, но знай, я любила тебя одного. Другому в сердце места не было. И я навсегда осталась твоей...
— Тамара, не уходи! — пытался удержать, но видение растаяло в руках бесследно.
Глава 5. РАЗГАДКА
Егор пришел в котельную, едва закончился завтрак. Кондрат как раз допил чай и не успел отойти от маленького столика. Увидев Платонова, удивился, но виду не подал.
— Аль обратно воротили в нашу зону? Аль, наскучившись, проведать вздумали? - спросил вместо приветствия.
— По делам службы приехал, заодно хотел Вас навестить. Давно не виделись,— выложил из сумки яблоки, пакет слив, свежий хлеб, масло, сахар, колбасу.— Ешьте на здоровье! — присел Платонов поближе к старику.
— Благодарствую, Егор! Не столь гостинцы, сколь память дорога! Как здоровье нынче? Трещин не дает?
— Все нормально. Дышу без сбоев.
— Не высыпаешься. То худо! Глянь, какие круги под глазами. Аль бабная зона худшее нашей? Мороки и забот прибавилось?
— Их везде хватает.
— Ну-ка, дай руки, погляну, чего их дрожь пробирает? Аль к выпивке потянуло, а може, бабы с дороги в канаву стаскивают? Ты им не поддавайся. Те лахудры к доброму не способные. Знамо дело, им абы плоть пощекотать, про душу не болеют! О! Вишь, как оно! Снизу весь пустой, баба выжала. Крутая кобылка, горячая! Не промахнул нынче, жаркую оседлал. С выпивкой воздержись, слышь, нутро перетряхивает с гулом. Не срывай его, побереги. Вона как вчера набрался: сердце скачет, взахлеб дышишь...