Арсений Несмелов - Литературное наследие
ФЛЕЙТА И БАРАБАН
У губ твоих, у рук твоих… У глаз,В их погребах, в решетчатом их вырезе —Сияние, молчание и мгла,И эту мглу — о светочи! — не выразить.
У глаз твоих, у рук твоих…У губ,Как императорское нетерпение,На пурпуре, сияющем в снегу, —Закристаллизовавшееся пение!
У губ твоих, у глаз твоих… У рук, —Они не шевельнулись, и осилили,И вылились в согласную игру:О лебеде, о Лидии и лилии!
На лыжах звука, но без языка,Но шепотом, горя и в смертный час почтиРыдает сумасшедший музыкантО Лидии, о лилии и ласточке!
И только медно-красный барабанВ скольжении согласных не участвует,И им аккомпанирует судьба:— У рук твоих!— У губ твоих!— У глаз твоих!
* * *Глаз таких черных, ресниц таких длинныхНе было в песнях моих,Лишь из преданий Востока старинныхЗнаю и помню о них.
В царственных взлетах, в покорном паденьи —Пение вечных имен…«В пурпур красавицу эту оденьте!»Кто это? — Царь Соломон!
В молниях славы, как в кликах орлиных,Царь. В серебре борода.Глаз таких черных, ресниц таких длинныхОн не видал никогда.
Мудрость, светильник, не гаснущий в мифе,Мощь, победитель царей,Он изменил бы с тобой Суламифи,Лучшей подруге своей.
Ибо клялись на своих окаринахСердцу царя соловьи:«Глаз таких черных, ресниц таких длинныхНе было…» Только твои!
РАЗРЫВ
Ф.И. Кондратьеву
Бровей выравнивая дуги,Глядясь в зеркальное стекло,Ты скажешь ветреной подруге,Что всё прошло, давно прошло;
Что ты иным речам внимаешь,Что ты под властью новых встреч,Что ты уже не понимаешь,Как он сумел тебя увлечь;
Что был всегда угрюм и нем он,Печаль, как тень свою, влача…И будто лермонтовский ДемонГлядел из-за его плеча…
С ним никогда ты не смеялась,И если ты бывала с ним,То лишь томление и жалостьВладели голосом твоим.
Что снисходительности кроткойНе можешь ты отдаться вся,Что болью острой, но короткойРазрыв в душе отозвался.
Сверкнув кольцом, другою бровьюРука займется не спеша,Но, опаленная любовью,Не сможет лгать твоя душа!
И зазвенит она от зова,И всю ее за миг одинНаполнит некий блеск грозовыйДо сокровеннейших глубин.
И вздрогнешь резко и невольно,К глазам поднимется платок,Как будто вырван слишком больноОдин упрямый волосок.
СНЫ
За то, что ты еще не научилосьПокою озаряющей любви,О, погружайся, сердце-Наутилус,К таинственному острову плыви!
Ни возгласов, ни музыки, ни чаек.Лишь крест окна, лишь, точная всегда,Секунду погруженья отмечаетСеребряно-лучистая звезда.
И тонет мир… Светящийся, туманный,Как облако, всплывает надо мной.Последний всплеск, последняя команда —Я в вашей власти, капитан Немо!
Как сладко жить блужданьями ночными,Как сладко знать, что есть бесценный кладНочных путей, что утро не отнимет,Не опрокинет выплаканных клятв!
Что даже если сердце отреклось бы —Назавтра, в те же самые часы,Как рыбий глаз, засветит папиросаИ двигателем застучат часы.
К окну прихлынет сумрак синеглазый,Заплещет шторы пробужденный ласт,И капитан в скафандре водолазаПриблизится и руку мне подаст!
ВЕРОНАЛ
Ступив, ступает маятник,Как старец в мягких туфлях:Убегался — умаялся —Рукой за сердце — рухнет.
Комар ослепший кружится,Тончайший писк закапал.Серебряною лужицейЛуна ложится на пол.
И чтобы выместь, вытолкнутьТуманность лунной пыли,Обмахивают притолкуЛучом автомобили,
И луч, как некий радиус,Промчит дугу и сгинет,И, засыпая, радуюсьЕго визитам синим.
Но вот и гостя синегоВстречает дрема суше,Зачеркивая минимумДуши: глаза и уши.
Еще мгновенье менее,Не миг — его осколок,И ты, Исчезновение,Задернешь синий полог
ПАМЯТЬ
Тревожат память городовПолузабытые названья:Пржемышль, Казимерж, Развадов,Бои на Висле и на Сане…
Не там ли, с сумкой полевойС еще не выгоревшим блеском,Бродил я, юный и живой,По пахотам и перелескам?
И отзвук в сердце не умолкТех дней, когда с отвагой дерзкойОдиннадцатый гренадерскийШел в бой фанагорийский полк! —
И я кричал и цепи велВ просторах грозных, беспредельных,А далеко белел костел,Весь в круглых облачках шрапнельных…
И после дымный был бивак,Костры пожарищами тлели,И сон, отдохновенья мрак,Души касался еле-еле.
И сколько раз, томясь без сна,Я думал, скрытый тяжкой мглою,Что ты, последняя война,Грозой промчишься над землею.
Отгромыхает краткий гром,Чтоб никогда не рявкать больше,И небо в блеске голубомНад горестной почиет Польшей.
Не уцелеем только мы —Раздавит первых взрыв великий!..И утвердительно из тьмыМигали пушечные блики.
Предчувствия и разум наш,Догадки ваши вздорней сплетни:Живет же этот карандашВ руке пятидесятилетней!
Я не под маленьким холмом,Где на кресте исчезло имя,И более ужасный громУже хохочет над другими!
Скрежещет гусеничный ходТяжелой танковой колонны,И глушит, как и в давний год,И возглас мужества, и стоны!
27 АВГУСТА 1914 ГОДА
Медная, лихая музыка играла,Свеян трубачами, женский плач умолк.С воинской платформы Брестского вокзалаПровожают в Польшу Фанагорийский полк!
Офицеры стройны, ушки на макушке,Гренадеры ладны, точно юнкера…Классные вагоны, красные теплушки,Машущие руки, громкое ура.
Дрогнули вагоны, лязгают цепями,Ринулся на запад первый эшелон.Желтые погоны, суворовское знамя,В предвкушеньи славы каждое чело!
Улетели, скрылись. Точечкой мелькает,Исчезает, гаснет красный огонек…Ах, душа пустая, ах, тоска какая,Возвратишься ль снова, дорогой дружок!
Над Москвой печальной ночь легла сурово,Над Москвой усталой сон и тишина.Комкают подушки завтрашние вдовы,Голосом покорным говорят: «Война!»
ПОДАРОК
Я сидел в окопе. Шлык башлычныйНад землей замерзшею торчал.Где-то пушка взъахивала зычноИ лениво пулемет стучал.
И рвануло близко за окопом,Полыхнуло, озарив поля.Вместе с гулом, грохотом и топомНа меня посыпалась земля.
Я увидел, от метели колкойОтряхаясь, отерев лицо,Что к моим ногам упала елка —Вырванное с корнем деревцо.
Ухмыляясь: «Вот и мне подарок!Принесу в землянку; что ж, постойВ изголовьи, чтобы сон был ярок,Чтобы пахло хвоей под землей».
И пополз до черного оврага,Удивляясь, глупый человек,Почему как будто каплет влагаС елочки на пальцы и на снег.
И принес. И память мне не лгунья,Выдумкой стишок не назови:Оказалась елочка-летуньяВ теплой человеческой крови!
Взял тогда Евангелье я с полки,Как защиту… ужас душу грыз!И сияли капельки на елке,Красные, как спелый барбарис.
СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ
