Владимир Митрофанов - Врачу, исцелись сам!
Шел суд. Адвокат девицы пытался всех уверить, что она тут вообще ни при чем. Всем было понятно, что виновата она, но суд был непредсказуем, и чем кончится дело, пока было неясно. Машина девушки тоже пострадала минимально. По большому счету виноват ее сожитель по прозвищу Пупсик. Не позвони Пупсик в этот самый момент, не возьми она телефон, аварии могло бы и не быть вовсе, молодые, полные сил люди остались бы живы, их дети не потеряли бы отцов, не было бы и суда, который тоже не знал, что делать, и более всего напирал на
Арсена, который ехал на "Мерседесе", выскочившем на встречную полосу. Это было как домино – от одной упавшей косточки сложилась вся колода. Время звонка, и на раздавленных часах погибшего милиционера и время аварии на часах камеры видеонаблюдения фигурировали в суде. Никто даже не предполагал, чем кончится дело.
Наиболее вероятно, должны были посадить Арсена. Нужен был козел отпущения. Девчонка под этого козла никак не подходила. Дура-дурой, но уж очень красивая блондинка.
Наконец прием закончился. Но только Борисков собрался уходить, как в кабинет заскочила почти вечная кафедральная аспирантка Мозжухина
Лена. Ей, кровь из носу, нужно было защититься в этом году. К тому же руководитель, профессор Самсыгин, был уже старый человек, болел, все могло случиться. И так уже все затянулось из-за первой беременности. Родила на первом году аспирантуры. Ребенок болел, отсидела полностью декретный отпуск. Муж все это время работал на износ, поэтому нужно было, наконец, защититься и начать уже самой зарабатывать. Выйдя из отпуска, активно включилась в работу. Но жизнь есть жизнь. Кажется, и предохранялись, но все-таки опять ухитрилась забеременеть. Что на себя ни надевала, все равно соски торчали сквозь белье и халат. Все мужики откровенно пялились на ее грудь, или же так ей просто казалось. Она тогда беременность прервала, но испытала после этого такую тяжелую депрессию, что вскоре забеременела и снова ушла в декретный отпуск и родила. Ей тогда после аборта почему-то показалось, что она больше никогда не сможет родить. Аспирантура, таким образом, значительно затянулась.
Диссертация так и висела недоделанная. Теперь она решительно старалась закончить работу и обновляла материал, делала выписки из карточек. Нередко приходила и вечером, когда с ребенком сидела бабушка. Борисков к Лене хорошо относился и чем мог помогал.
Тут же позвонил давнишний пациент, теперь уже, считай, приятель,
Леня Жариков с каким-то уж совершенно пустяшным вопросом. Впервые он обратился по поводу своей жены несколько лет назад. Его жену вдруг заклинило родить ребенка – причем это была настоящая идея-фикс.
Началось с того, что она навестила свою подругу, которая недавно родила, подержала младенчика на руках, пришла домой и решила делать ребенка. Сексом они занимались теперь ежедневно не один, а два раза в день: вечером и утром обязательно. Евгений даже осунулся. Но ничего не получалось, и в конечном итоге пришлось думать об экстракорпоральном оплодотворении – ЭКО. Гинеколог сказал, что иначе ей не забеременеть в связи с особенностью ее маточных труб. Ребенка сделать получалось довольно дорого, но деваться было некуда. Время шло, жена Евгения уцепилась за эту идею, ходили, сдавали анализы, потом принимали лекарства. Наконец, сделали это ЭКО, и далее начался период, который Евгений никак не мог охарактеризовать иначе, чем пребывание в каком-то постоянном бреду. Три первых месяца было еще ничего, хотя и переносила она беременность с самого начала очень неважно, но потом до самых родов почти постоянно лежала на сохранении, ее постоянно кололи какими-то очень дорогими лекарствами, а Евгений постоянно ездил в больницу и возил туда еду, деньги и лекарства. Все это тянулось до самых родов, которые они уже все ожидали как некое избавление. Роды произошли до срока – в семь месяцев. Родилась недоношенная двойня. Еще месяц жена находилась уже в детской больнице, где малыши лежали в кислородной камере с подогревом. Наконец, выписали домой. Она собиралась кормить грудью хотя бы полгода, что было важно для здоровья детей, но тут же оказалось, что у нее мало молока и кормить детей нечем. Дети постоянно орали, хотели есть. Ночи были бессонные. Если один ребенок спал, то орал другой. Евгений ходил как сомнабула. Ему казалось, что он уже никогда не выспится. Однако выкормили. Дети встали на ноги.
Потом начались постоянные сопли и кашли – то у одного, то у другого.
Евгений как раз и звонил по этому поводу, хотя Борисков педиатром и не был.
И с женой другого знакомого Борискова произошло нечто подобное.
После того, как ей удалили по внематочной беременности одну трубу, она совершенно помешалась и теперь постоянно ходила по врачам. Ей срочно нужен был ребенок. Секс уже не имел для нее самостоятельного значения: целью было забеременеть и родить. Ей начали колоть какие-то дорогие инъекции, она долго пила гормональные таблетки.
Когда-то давно по юности она сделала аборт, и теперь ей, как и аспирантке Лене, стало казаться, что эти ее проблемы – и есть наказание за тот грех. Ходила молиться в церковь, ездила в Лавру, когда туда привозили мощи святого Пантелеймона-целителя, прикладывалась к ним. То ли это, то ли лечение помогло, но случилось чудо – она забеременела. Тут начался у нее уже другой этап сумасшествия: лежала на сохранении чуть не полбеременности, опять ей давали какие-то таблетки и кололи. Свекровь скрежетала: "Уж не знаю, какой и ребенок родится!" Всю беременность чувствовала она себя ужасно. Наконец, родила. И тут начался третий этап сумасшествия.
Грудь у нее была маленькая, и молока не хватало. Ребенок орал постоянно и днем и ночью. Все-таки начали прикармливать искусственным молоком, и проблема вечного плача тут же была решена.
Дома она наводила чуть не стерильную чистоту. Потом ей вдруг показалось, что у нее на руках грибок, и она может им заразить ребенка. А это была просто сухость кожи от беспрерывного мытья. Дома царил чистый террор. Если ребенка купали, все без исключения должны были в этом участвовать и восхищаться. Если же ребенок спал, было запрещено вообще включать телевизор и громко разговаривать по всей квартире. Любые даже дальние стуки в доме, гудение лифта в это время приводили ее в ярость.
Пока Лена Мозжухина находилась в кабинете, ей в течение десяти минут, наверно, минимум раза три или четыре позвонили на трубку, и она сама позвонила раза два точно. Вопросы обсуждались все те же женские: поели-покакали. У Борискова некоторое время в кабинете работала одна такая медсестра – молодая мамаша. Она постоянно держала под рукой мобильник и каждые четверть часа звонила домой.
Разговоры ее тоже не отличались разнообразием: "Как дела? Ну, как, отвел? Без скандала? Поели? Покакали?" Это повторялось изо дня в день почти весь год, пока она работала здесь. Потом она, слава Богу, снова забеременела и ушла в отпуск. Но, что парадокс, почти то же самое происходило и с другой сменившей ее медсестрой, теткой, казалось бы, уже в возрасте далеко за сорок: телефон у нее дребездел непрерывно, и она тоже постоянно куда-то звонила. И все с теми же самыми вопросами: "Как дела? Поели?" Борискову все зудело тут влезь:
"Посрали? Нет? Караул, посрать забыли!" – потому что это стало доставать как его, так и пациентов. Вроде и дети у нее были уже взрослые – студенты. Впрочем, это была самая, что ни есть, обычная женщина со свойственным ей инстинктом держать ситуацию в своей семье под постоянным контролем. Так было, наверно, и всегда, однако после появления мобильной связи это приобрело крайне извращенные формы, хотя, конечно же, идеалом для такой женщины явилась бы электронная карта, на которой светящими точками в режиме он-лайн были бы показаны перемещения ее мужа и детей. И такие спутниковые навигационные системы уже существуют и скоро будут широко внедрены в обиход, женщины, наконец, успокоятся. Хотя начнется скрытая борьба: женщины будут давать чипы мужьям, а те их "случайно" терять, экранировать фольгой, передавать друзьям, чтобы скрыть свои перемещения по пивным барам и подружкам, а жены будут пытаться незаметно вшивать чипы в одежду и т.д. и т.п. Возможны ситуации и наоборот.
Как-то этот вопрос как обычно обсудили в ординаторской. Борисков ругался, что такое явное пустозвонство реально мешает работать, а
Жизляй на это заметил:
– Я считаю, что это – нормально. У меня собака точно такая. Когда мы идем всей семьей, и кто-то из нас отстает или отходит в сторону, она очень нервничает, начинает лаять, видимо, считает, что ее стадо разбегается… Я тут зимой ехал из Москвы на скоростной "сидячке" – в "Авроре", рядом со мной сидела место женщина возраста, скажем так, очень среднего. Только опустила задницу, как тут же позвонила некоему "пупсику" и подробно в деталях рассказала ему, что уже села на свое место, и что обязательно будет звонить ему из Твери, потом из Бологого и так далее. Интересная деталь: в разговоре присутствовала и обязательная в таких ситуациях кастрюля с супом (а как же без нее?), которую вышеупомянутый "пупсик" должен не забыть поставить в холодильник. Понятно, что "пупсик" уже наверняка наладился куда-нибудь завернуть к друзьям или к телкам и хорошо отдохнуть, а тут ему кастрюлю с супом пихают в морду…
