Владимир Митрофанов - Врачу, исцелись сам!
Борисков сам боялся, что тут же на приеме и вдарит. Но ложиться в больницу он категорически отказался. Причины этого Борискову были непонятны: это было чистое самоубийство – все равно, что идти по рельсам навстречу идущему скорому поезду и не сворачивать. Со стороны врача это была пустая работа, ни он, Борисков, ни жена пациента, явно любящая его женщина, уже ничего не могли сделать.
Было ощущение, что он просто решил умереть. У него постоянно было какое-то чудовищное давление. Однажды с этим делом он даже лежал в больнице. Там ему назначили кучу лекарств, которые он попринимал с месяц, а потом бросил. Постоянно он пил только таблетки от головной боли, которые считал полезными. Даже просто смотреть на него было страшновато: полный, налитые кровью глаза, отекшее лицо – казалось, вот-вот его хватит удар. Он и сам это чувствовал, но ничего не делал. Видно подсознательно уже решил плюнуть на все и умереть. В бане говорил дружкам:
– Бабахнуло бы так сразу! Чтобы не лежать бревном и не мочиться под себя.
Все смотрели на него с ужасом. Такого лихачества никто из них себе позволить не мог.
Эти двое вообще не обращали внимания на свое здоровье, хотя бывали и люди, которые очень даже о нем заботились, но и это не спасало.
Был такой университетский профессор-физиолог Зимозанов. Он, напротив, очень следил за своим здоровьем, периодически обследовался в клинике, принимал профилактические средства и вообще насколько возможно вел здоровый образ жизни. Но однажды прямо на улице недалеко от дома внезапно потерял сознание и единственное, что успел
– это нажать на мобильнике номер жены. Прохожий поднял выпавшую на землю трубку и сообщил ей о случившемся. Та приехала на место, когда
Зимозанова уже забирали с улицы и госпитализировали в клинику неврологии. На компьютерной томограмме, сделанной в тот же день, выявили сильное кровоизлияние в желудочки мозга. Шансов никаких не было. Он больше в себя так и не приходил до самого конца.
Что в таких случаях можно сказать? Знакомый реаниматолог Паша
Каневский, будучи однажды в расстроенных чувствах, на корпоративной вечеринке как-то сказал Борискову:
– Неужели ты, Сережа, еще не понял: мы ничего не решаем. От нас не зависит смерть и жизнь. Я вот работаю в реанимации, за свою жизнь кучу народу оживлял, и считаю, что я только инструмент. Если Богу будет угодно, я человека оживлю. А не будет угодно – ничего не поможет. Я всегда молюсь, чтобы Ему было угодно!
И еще что-то такое говорил. Борисков многого из этого его монолога не понял – все были пьяные, но тут явно была какая-то истина.
Прием продолжался дальше. Пришла женщина, посмотревшая по телевизору рекламу какой-то пищевой добавки, купившая ее за большие деньги и теперь предъявлявшая жалобы на сильный зуд кожи и отек лица. Борисков вспомнил эту рекламу. Это было традиционное психотерапевтическое шоу: сначала выступали люди, которые будто бы уже принимали это лекарство, и оно им якобы чудесно помогло. На телевидении для этого обычно используют знаменитых актеров или других людей, пользующихся авторитетом в обществе или просто известных. Обычный прием рекламы. Иногда это было сделано так показательно, всегда с выступлением выздоровевших людей и их рассказом о себе – обязательный компонент таких мероприятий, обычно действует, что Борисков иногда и сам иногда сомневался, хотя и знал, что это чистый "лохотрон". У этих средство всегда была довольно высокая стоимость. И непременно обещали очень хороший эффект – какой-то уж совершенно невероятный. Нередко возникали осложнения: сыпи, отеки Квинке и поносы.
Вообще существуют самые разнообразные системы оздоровления, нередко противоречащие друг другу, и имеющие своих верных, а иногда и фанатичных последователей. Люди купаются в холодной воде, ходят босиком по снегу, привязывают себя проводами к батареям, то есть заземляются, бегают, плавают. И все это дает результат. Парадокс, что при довольно длительном применении любая система дает результат.
Следующей на приеме была молодая пациентка с бронхиальной астмой.
Она пришла на прием с маленькой дочкой, лет не более двух, которую ей не с кем было оставить. Малышка, увидев врача, тут же начала орать и орала все двадцать минут приема. Медсестра поначалу принесла для отвлечения игрушки, но и это на ребенка не подействовало. Она продолжала орать. Наконец они ушли. После этого приема у Борискова еще долго стоял звон в ушах.
Потом пришел почти совсем глухой старик, но почему-то без слухового аппарата. Он все переспрашивал. Приходилось орать прямо в ухо и все трижды повторять. После него Борисков автоматически стал орать и следующему пациенту в ухо. Тот от него шарахнулся.
Совершенно не вовремя позвонила Алла-журналистка, с которой
Борисков дружил уже много лет. У нее был новый роман с новым мужчиной и новые проблемы со здоровьем. Тут же сообщила, что собирается выходить замуж в четвертый раз, однако жених явно нездоров. У него были гнилые зубы, в пылу страсти он укусил ее за сосок, и теперь у нее развилась чуть ли не флегмона груди, по поводу чего она принимает антибиотики. Жизнь у нее, как всегда, кипела.
Новый ее друг был ее моложе лет на шесть, хотя выглядел даже старше ее, поскольку был несколько потаскан жизнью и опять же беспрерывно курил и наверняка пил. Оказалось, что он еще и постоянной работы не имел. Был он то ли художник, то ли скульптор, то ли дизайнер.
Последние года два она постоянно хотела выйти замуж, причем с основной целью – родить ребенка в семье, но это никак ей не удавалось.
Однажды она позвонила Борискову:
– Мы знакомы уже две недели. Когда, ты думаешь, уже можно вступать в близкие отношения? Еще не рано?
– Откуда я знаю, – ответил изумленный таким вопросом Борисков. У него в кабинете в это самое время на приеме сидел пациент, и такие разговоры были совершенно не к месту. Впрочем, он действительно не знал, есть ли такое правило, когда можно переспать, чтобы получилось прилично. Личный опыт по этому вопросу ему ничего не говорил. Не было у него такого реального опыта. С Виктошей они сначала были знакомы довольно давно и были просто в дружеских отношениях, а переспали почти случайно.
– Ну, так, с точки зрения мужчины, как ты считаешь? – не отставала
Алла.
– Слушай, я сейчас говорить не могут – у меня прием! – сказал
Борисков.
– Ой, извини! – и она отключилась.
По ее голосу понятно было, что она бы, конечно, и сразу бы легла под мужика, но это могло поставить под угрозу все дальнейшие длительные отношения, на которые она очень рассчитывала, например, замужество и рождение ребенка. Другие отношения ее совершенно не интересовали.
Приходил парень лет двадцати. Он сделал себе татуировку не в салоне, а на квартире у знакомого и подцепил гепатит С. Кстати, его бабушка, как предчувствовала, влезла тогда с нравоучением, мол-де, сказано в Евангелии: "Не украшайте тела свои рисунками и письменами", но было уже поздно. Существует мнение, что татуировки меняют характер и серьезно влияют на жизнь человека. Краска, попадая в активные биологические точки, может реально оказывать воздействие на здоровье и характер. Описано, что вытатуированная бабочка, известная эмблема проституток, вдруг сделала скромную девушку развязной и гулящей, а наколотый черт, так будто бы и подталкивал к разным нехорошим поступкам.
Следующим был мужчина за пятьдесят с мучительным хроническим кашлем на фоне почечной недостаточности, уже длительное время находившийся на гемодиализе. У него на руке была специальная фистула, куда вставлялась диализная игла от аппарата "искусственная почка". Таких больных было много. Все они ждали пересадки почки, однако можно было не дождаться, потому что почек на всех не хватало.
Для пациента это стало навязчивой идеей. Больной смотрел новости, где был взрыв и валялось много трупов, и мысль была: сколько почек пропало зря. Впрочем, это было одной проблемой, а другой была проблема отторжения и вторичных инфекций. Один такой пациент часто приходил. Были серьезные проблемы, но пациент долго держался, потом умер. Борисков так привык к нему, что ему было странно, что он не придет уже никогда.
Потом появился пациент, который когда лет шесть назад лечился от воспаления легких, и успешно. Борискин не сразу его и узнал: настолько бледным было его лицо. У него и волос-то на голове не осталось. Оказалось, возникло заболевание крови, и непонятно отчего.
Сейчас он получал химиотерапию, уже два курса сделали, а еще нужно было четыре. На этом фоне у него возникло воспаление легких, антибиотики не помогали, и никто не знал, что делать дальше.
Потом пришел старый цыган – бывший кузнец с обструктивным бронхитом с выраженной одышкой и постоянным кашлем, привел с собой и внучка-цыганенка лет двух. Он ходил к Борискову раз в месяц только затем, чтобы выписать теофедрин. Других лекарств, включая современные, которые поначалу предлагал Борисков, он не признавал:
