Лев Правдин - Область личного счастья. Книга 2
Он, конечно, прекрасно это знал. После обеда они пошли в поселковый Совет, где пожилая женщина зарегистрировала их брак. Через несколько дней Женя получила паспорт, в котором значилось, что отныне она не Ерошенко, она Корнева. Евгения Федоровна Корнева.
Теперь пусть все любуются ими обоими, их счастьем, которое, как она считала, досталось в награду за ее незыблемую любовь.
Корнев привык всегда и во всем поступать, сообразуясь с требованиями обстоятельств. Он делал так, как надо, а не так, как бы хотелось, и считал эти понятия не всегда совместимыми. Женя всеми своими поступками доказывала обратное. Она поступала так, как хотела, не особенно считаясь с необходимостью. Но желания ее были трезвы, практичны, и Виталий — Осипович с удивлением убеждался, что они не мешали его обязанностям.
В общем, все получалось так, как он хотел, но толкование его желаний Женя взяла на себя.
Виталий Осипович никак не подозревал, что влюбленная, мечтательная Женя окажется такой настойчивой и отважной охранительницей его интересов.
Она заставила его взять квартиру в новом доме. И все окружающие одобрили ее. Инженер, пришедший сюда одним из первых, имел на это право.
Женя требовала, чтобы он вовремя приходил обедать и не засиживался по вечерам в конторе.
На строительстве часто устраивали субботники, куда Женю, ввиду высокого положения ее мужа, не приглашали. Она попросила Факта достать ей комбинезон и сама, без зова пошла на субботник.
Она не могла поступить иначе. Сидеть в своей новой квартире и смотреть на пустые стены — нет, — такая жизнь не для нее.
Вот она идет по новорожденной улице, красивая и нарядная даже в своем мешковатом синем комбинезоне. И все кругом проникнуто нежной и безудержной энергией юности: и это утро с легким холодком и робким румянцем проснувшегося солнца, и город на заре, глядящий на мир алыми стеклами окон, и люди, обновленные весенним утром. Все кажется молодым и красивым.
Люди спешат на работу.
Идут девушки в комбинезонах, в стареньких пестрых фуфайках, в коротких платьях, из-под которых выглядывают длинные шаровары, стянутые у лодыжек. Идут молодые и не молодые люди в рабочей одежде. Идут веселые и грустные, сосредоточенные и беспечные. Парни задевают девушек, и те в ответ смеются и вскрикивают всегда волнующими звонкими голосами. Обнявшись, они шепчутся, поглядывая на парней, и снова смеются.
Женя слегка позавидовала им. Она не выносила одиночества, и если бы не была так наполнена своей любовью, то не смогла бы прожить и часа без друзей и без дела.
На нее оглядывались, и ей казалось, что все смотрят только на ее новый комбинезон. Наверно, она похожа на белоручку, впервые вышедшую на работу. Ей хотелось крикнуть: «Дорогие товарищи, я всю жизнь работаю, я еще не съела ни одного куска дарового хлеба! А сейчас, извините, у меня медовый месяц, и пока позвольте мне работать, когда я хочу!»
Она услыхала чей-то мужской голос: «Братцы, инженерша!» и чей-то девичий вздох: «Красивенькая»… но только рассмеялась. Вот ее уже и знают немножко, вот она и не совсем одинока.
Один из парней остановился. Женя, не заметив его, прошла мимо и вдруг услыхала свое новое имя:
— Евгения Федоровна…
Она оглянулась. Несомненно, это был стародавний ее вздыхатель Мишка Баринов.
— Ох, Мишка! — обрадовалась Женя.
— Я думал, не захочешь узнавать, ты ведь теперь Корнева.
Женя с гордостью подтвердила:
— Да, я — Корнева. Ну и что?
Они пошли вместе. Мишка спросил:
— А ты куда?
— На субботник.
Он покосился на нее из-под чуба:
— Виталий Осипович, значит, и тебе покоя не дает.
— Он ничего мне не говорит. Я — сама.
— От скуки, значит, поиграть захотелось?
Женя возмущенно фыркнула:
— Фу-у! Ты все такой же болтун.
Некоторое время они шли молча. Женя спросила:
— Не женился еще?
— Какая за меня пойдет? Я разжалованный.
— Заплакал?
— Пусть наши враги плачут.
— А ты все такой же. Где работаешь?
Мишка соврал:
— В бригаде монтажников. Кабель-краны собираем. Видишь, какие стоят.
Женя посмотрела на высокие башни, вздымающие свои ажурные вышки, как ей показалось, под самые облака.
— Страшно? — спросила она шепотом.
— Всяко бывает, — загадочно ответил Мишка. — Ну, всего, мне сюда…
Женя крикнула вдогонку:
— Ты заходи.
— Нет. Ты высоко забралась.
— Испугался?
— Пусть наши враги пугаются!..
Появление Жени на работе было встречено шумным одобрением.
У здания ТЭЦ собрались домохозяйки, подростки и почти все служащие, пожарные и бойцы охраны, свободные от дежурства.
Предстояло проложить в траншеях около тридцати километров электрического кабеля. Никаких приспособлений для этого не было, и времени, чтобы их изготовить, тоже не было. Один из линейных рабочих предложил простой способ укладки, для которого требовалось много людей.
Из тепляка, где отогревали замерзший электрокабель, на особых санях вывезли огромный барабан. Его подняли на козлы и укрепили на оси. Несколько линейных рабочих, уговаривая друг друга: «Помалу, помалу, не поломай», начали разматывать первый барабан. Бригадир электриков, пожилой суховатый человек, приняв конец черного электрокабеля, поднял его на левое плечо. Сделав два шага вперед, он оглянулся.
Сейчас же на то место, откуда первый начал свой путь, вышел другой и тоже подставил под кабель плечо и осторожно двинулся вслед за первым.
Весь секрет работы состоял в том, чтобы очень бережно, не повредив кабель, размотать его, спустить в траншею и всем вместе единым движением бережно положить на дно. Все это было хорошо объяснено участникам субботника, и поэтому без обычных шуток и смеха, один за другим, строго соблюдая интервалы, чтобы не дать провиснуть кабелю, подходили люди и левым плечом бережно подхватывали черный жгут.
Казалось, рядом с деревянным барабаном, который осторожно поворачивают рабочие, как туго закрученная пружина, развертывается огромный человеческий клубок. И вот уже длинная вереница людей, похожая на бусы, нанизанные на толстую нить, неторопливо спускается в траншею. А конца кабеля еще не видно.
Всем этим несложным, но требующим четкой согласованности делом командует молодой парень в зеленой телогрейке. Он для чего-то снял шапку и, взмахивая ею, строго прищуривает играющие весельем глаза и выкрикивает:
— Сто десятый, подходи! — Сто одиннадцатый! Сто двенадцатый! С ноги не сбивайся, не спеши!
Женя была сто двадцатой. Выкрикнув ее номер, парень вдруг на секунду улыбнулся, но тут же снова сделал строгие глаза и взмахнул шапкой.
— Подходи! — и озорным голосом добавил: — Под ножки смотреть!
Наконец кабель был весь размотан и на плечах почти трех сотен людей поплыл над траншеей к тому месту, где надо было его уложить.
Вдоль траншеи по всей ее длине стояли наблюдающие.
По сигналу парня в зеленой телогрейке они разноголосо предупреждали, что скоро будет остановка.
— Сто-ой! — раздалась команда, и цепь остановилась.
Так же по сигналу сняли кабель с плеч и уложили к левой стороне траншеи. Все это было проделано в полном молчании и в такой согласованности всех движений, какая может быть только у людей, сознающих ответственность своего дела.
Положив кабель, все спешили обратно, где уже готовили к размотке следующий барабан. Выбегая из траншеи, Женя подумала о муже. Вот скоро он придет домой обедать, а ее нет. Что он будет делать? А что вообще делают мужья, не застав дома жену?
Виталий Осипович не знал, что Женя ушла на субботник. На столе прислоненная к тарелке, покрытой салфеткой, стояла сложенная вчетверо бумажка. Он развернул ее и узнал, куда ушла жена и что обед в духовке.
Не раздеваясь, он посидел у стола, попробовал представить себе, как будет приходить домой, когда Женя уедет, и не смог.
Он так привык к ней, что даже думать о прежней одинокой жизни оказалось выше его сил. «Может, она еще и не уедет», — с надеждой подумал Виталий Осипович и сейчас же отогнал эту мысль, как лишенную всякого смысла. Несколько лет подряд Женя убеждала его в том, что она умеет добиваться исполнения своих желаний.
Конечно, Женя скоро уедет в свой театр, и он останется в этой квартире ждать ее. Так почему же она сокращает и эти немногие дни совместной жизни? Никто ее не звал на работу, он уверен — пошла сама. Очень это ей надо. И неужели трудно было предупредить его? Никогда он не предполагал в ней такой самостоятельности и уменья все делать, в конце концов, по-своему.
Виталий Осипович поймал себя на том, что он просто фыркает, как кот: думал, молоко тепленькое, сунулся — оказалось кипяток. Это сравнение не очень развеселило его. Не притронувшись к обеду, он пошел разыскивать свою не в меру самостоятельную жену. Вместе с тем он не мог не признать, что его уважение к ней значительно повысилось.
