Борис Екимов - Прощание с колхозом
Приедешь на хутор, вроде и неживой он, одни старики копошатся. Но картошка стоит стеной в делянах немереных, лук топырится, цветут помидоры, арбузные плети устилают землю. Живы старики, и к ним, выбирая время, глядишь, надъедут из райцентра да города молодые – кто помочь, а кто и забрать выращенное. Ведь цены на базарах растут. А здесь – картошка, капуста и прочая зелень бесплатная, да еще и сальцо деревенское и мясцо. Детишек можно отправить к старикам из душного городского лета. Особенно теперь, когда закрылись бесплатные пионерские лагеря. Да и самим приехать, вольным воздухом подышать и подкормиться. Профсоюз теперь не подмога. Пока сельские старики живут на своей земле, все это возможно. И как тяжко они расстаются с ней, пусть даже ненадолго, на зимовку, в городские квартиры, к детям, где, по их словам, люди «бьются один об одного», где «вода горчей полына, я ее проглонуть не могу», где «в клетке сидишь на этом этаже и плачешь».
Одним некуда уйти, другие никуда не пойдут, потому что здесь их родная земля, родные могилы. Они живут. И горькое их житье не только просто укор нашему государству, а еще – наглядный пример молодым, полным сил, которые ищут и пока не могут найти себе пристанища. У одних нет работы в городе, у других – жилья, третьих стронуло с места тревожное время. Таких нынче много. Приезжайте в Большой Набатов! – зову я их. Работы хватит по горло, на долгую жизнь. Но жить будете без медицины и почты, без школы, дорог, без надежного транспорта, телефона, телевизора и прочей «сложной» для хутора техники. Забудете, какие напогляд бывают конфеты ли, колбаса. Единственное, что пока обещаю, – магазинный хлеб. Но может быть, завтра не будет и его, как в Евлампиевке, где пекут уже свой. Но будет – работа, работа и работа: с лопатой, вилами, мотыгой, на своем ли, на колхозном базу. Без выходных и отпусков (ведь скотину и на день не оставишь), с пяти утра до полуночи.
Такая вот наглядная и доходчивая агитация свое дело сделала. Погас огонь в хуторах Большая да Малая Осиновка, Липов Лог, Тепленький… Считать их можно долго: Малый Набатов, Лучка, Картули, Екимовский… Это лишь те, что рядом, рукой подать. Евлампиевский, Большой Набатов… Сомкнется над округой кладбищенская тишина.
– Озимых мы нынче не посеяли, – говорит управляющий. – А от них – хлеб. Кормов мало. Гурты мясного скота надо с хутора убирать. Нет ни кормов, ни людей. Работать не с кем. Остались лишь пьяницы да чечены. Над пьяницами надо с кнутом стоять, и то они через пень-колоду делают, на уме одно: чего бы пропить. А у чечен свои гурты больше совхозных, на них все корма идут, какие мы заготовим. Людей нет, и никто сюда не приедет из добрых работников. Одни лишь дачники, горе мое. Раньше в магазин вино привезут, два-три дня пьянка – и шабаш, кончилось, до следующего привоза я спокоен. А нынче в любой день, хоть среди ночи, иди к дачникам. У них – хоть залейся. Наши пьяницы им в первую очередь отвезут совхозное сено, силос, дробленку, зерно – все, что те им прикажут.
Те, кого управляющий называет дачниками, люди разные: местные и пришлые, молодые и крепкие пенсионеры. Никто из них в совхозе не работает. Но держат скотину, хозяйствуя на себя.
– Помощи от них никакой, – жалуется управляющий. – В горячую пору скирдовать никто не пошел. А чуть что, ко мне идут: воды нет, принимай меры, управляющий. И тянут, тянут… Нынче опять семь голов третий день ищем. А рядом, у соседей, трактор украли на этой неделе. Быка за голову зацепили прямо с база и волоком тянули до двора. С емкостей замки сбили, солярку слили в бочки. И хорониться не думали, следы-то явственные. Сколько скотины своей находил в чеченских гуртах. Наша порода – абердины, наши метки. Участкового привозил, в райцентр ездили, к начальнику милиции. Бесполезно. «Погодите, погодите…» – один ответ.
Управляющий – мужик молодой, с агрономическим образованием и опытом. Не дорабатывать ему, как иным совхозным спецам, до пенсии, а жить и жить, и потому я спрашиваю:
– Вы что, не видите, что совхоз в долгах по уши? Он же с ними никогда не расплатится! Чего вы ждете? Какой манны небесной?
– Все я вижу, – отвечает он, – а вот что делать, не знаю. Наверное, надо было уйти в фермеры. Но землю сейчас дают самую плохую. А если бы всем расходиться, досталась бы хорошая. Сверху бы, из Москвы, сказали твердо. А то крутят то в одну сторону, то в другую. Уйти бы, на себя работать, а не с пьяницами кохаться. Не будет совхоза – они погибнут, и всё. А по-нынешнему все равно проку не будет.
– А по какому же будет? – спросил я. – Вот у вас тут фермеры появились, на ваших землях…
– Это горе горькое, – ответил молодой управляющий. – Они сроду земли не видали и не знали ее. Поезжайте и поглядите.
Ездил не раз. Глядел. И в прошлом году, и в нынешнем. Особенно памятна поездка в конце лета. Тогда, теплым августовским днем, в пору уборочную, ехали мы из Калача на хутор Большая Голубая не асфальтом и грейдером, а сделав добрый крюк, дорогами полевыми. У кургана Хорошего свернули влево и покатили вниз через Липологовскую балку, где когда-то хутор стоял, а оттуда через бугор на Осиновку, краем ее, а потом вовсе дорогой неезженой к просторной долине Голубой речки.
Эти полевые дороги и земли – на гранях соседних районов: справа Калачевский, слева Суровикинский. Справа – совхоз «Голубинский», слева – «Логовский». Вернее, когда-то совхозные земли, а нынче не разберешь… В «Логовском» от 11 тысяч гектаров к лету осталось лишь 3,5 тысячи. Совхоз «Голубинский» недавно был целым государством в 70 тысяч гектаров, сейчас наберет ли половину. В «Логовском» землю фермеры разобрали. «Голубинский» отдавал свое направо и налево. В 1992 году, следуя необходимости ли, моде, здесь хозяйствовало чуть не два десятка организаций: корабелы и нефтяники, железнодорожники и строители, агроснаб и райпо, больница и дом отдыха – всех не перечтешь. Не от хорошей жизни отдавал «Голубинский» свои земли: сроду он с ними не справлялся. До «белых мух» убирали, пахали, гноили, потом скотину морили голодом. Причин было много, и все объективные: край далекий, отрезанный рекой, нет хорошей дороги, нет жилья. Потом появился мост, асфальт, жилье, земли вдвое меньше стало, а значит, нагрузки в работе. Но все осталось по-прежнему.
Вот и сейчас едем дорогой полевой: справа поля и слева поля, справа осот и слева осот, белые, седые его головки. Порой из машины выходим, пытаемся разобрать: что же тут сеяли? Ячмень ли, просо, а может, все это – падалица? Единственное хорошее поле – перед Липологовской балкой. Здесь, у фермера Горячева, озимки получили почти по 30 центнеров с гектара. Хотя особо удивляться нечему. Год выдался благодатный. Хорошие хозяева по 50 центнеров получили. Но для этих краев 30 центнеров – небывалый рекорд. Для них привычней жиденький ячменишко, какой и встречал нас порою то слева, то справа.
Вчера – совхоз «Голубинский» ли, «Логовский», нынче – земли Горячева, Найденова, Бударина, Боброва, Старовойтова, Кузнецова, Пономарева… Их уж точно не перечесть. На одной земле голубинской полсотни числится, не считая хозяев крупных – Гидростроя да Водстроя. Но глядеть на эти поля радости мало. У кого-то лучше, у кого-то хуже, а в общем, тот же совхоз «Голубинский» далеко не добрых его времен. То, что было построено в пору совхозную, совсем недавно (кошары, добротные полевые станы, стригальные пункты в Осиновке да на Большой Голубой), растаскивается, ломается, а иного и вовсе нет, словно провалилось сквозь землю. А ведь строили трудно. Совхоз не богатый, хутора далекие. Строили трудно – погублено в одночасье, словно перед концом света. Но ведь жизни еще не конец. И хозяин не навовсе ушел с этой земли. Кто-то ведь да придет? Но кто?
На мой взгляд, те люди, что нынче заполонили голубинские земли, – народ временный, за очень редким исключением. Коренных голубян-земледельцев среди них мало, больше городских, из райцентра. Кто-то решил легкую деньгу зашибить, кому-то банковский кредит нужен; или завтра указ выйдет, и можно будет эту сотню гектаров продать. Один кое-как царапает землю, другой – ждет указа. Какая уж тут агротехника… Взбодренный нынешними дождями, сорняк стоит, словно гвардия на параде.
Картина нерадостная, какая и прежде была, если не хуже. В недавние еще годы один из секретарей райкома в сердцах обещал продать собственную легковую машину, купить на вырученные деньги атомную бомбу и кинуть ее на совхоз «Голубинский». После этого Калачевский район сразу выйдет в передовые.
Времена новые. Много новых порядков и хозяев. Но на голубинских землях и нынче до ноября будут хлеб убирать. По 2–3 центнера в конце уборки наскребать будут с гектара. У добрых людей, напомню, по 30, по 50. И дело не только в нерадивости хозяев новых и старых. Ведь эти земли приличных урожаев никогда не давали. Поговорите со стариками, и они скажут, что хлеб здесь сеяли лишь для себя. А настоящий доход получали на откорме крупного рогатого скота. Земли много – паси и паси. А осенью продавай. Ежегодная Никольская осенняя ярмарка в станице Голубинской проходила на Солонцах, там, где нынче заброшенные плантации. Рассказывали мне об этой ярмарке В. А. Рукосуев, старинный голубянин, и В. А. Вьючнов из Большого Набатова. Тот и другой помнят «красного купца» Чертихина. Из Царицына, Ростова, Москвы приезжали сюда за скотом.
