Максим Солохин - Сказка для старших
— За волков, что ли, молиться? — не понял Митька. Почему-то ему самому это и в голову не пришло.
— Конечно! Что за вопрос? Они же — враги. А за врагов молиться Сам Бог велел! От этого они теряют силу.
— А если разбойник обижает малыша из песочницы, что Вы сделаете?
— Не понял. Ты к чему?
— Вы ответьте.
Антон пожал плечами.
— Зависит от обстоятельств. В любом случае стану молиться за разбойника, а там — как Бог подскажет.
— Но Вы же не станете хладнокровно наблюдать?
— Наблюдать всегда полезно. А ты к чему это?
Митька пересказал Антону песью философию. Антон захохотал.
— Ну, ты, брат, насмешил меня. Это ты, что ли, малыш из песочницы? Да ты вооружен до зубов. У малыша в песочнице, кстати, есть железная лопаточка. Или хотя бы совочек. А песочком можно запорошить глаза. Песок-то есть в любой песочнице. Кроме того, он должен молиться за своих врагов.
— А если папа и мама не научили?
— Кстати, а куда делись папа и мама? Почему они бросили его одного в песочнице?
— Может, пошли на работу?… А молиться не приучили. И про железный совочек не предупредили. И про песочек.
— Тогда жди беды. Яблочко от яблони далеко не падает…
Антон вздохнул, и добавил:
— А вообще, ужасно жаль детей. Любого возраста. Мы все — дети Адама, и нам всем не повезло с родителями.
— По-моему, вашим детям повезло, — сказал Митька искренне.
— Ты шутишь, брат! А такими вещами не шутят. Чтобы быть хорошим отцом, надо быть святым.
Митькин рассказ обо мне вызвал у Антона огромный интерес.
— Вот это знакомство! Сосед?! Вот это соседство! — сказал он, — если только тебя не обольщает какой-нибудь маг.
Митька пожал плечами.
— Если это маг, то очень уж крутой маг. Бывают такие?
— Надеюсь, что нет, — ответил Антон и выразил желание немедленно поехать ко мне в гости.
Митька был не против, только боялся встречи дяди Антона с Мамой.
— А мы прокрадемся незаметно, — улыбнулся Антон. — Разведчики мы, или нет?
Но меня не оказалось дома. Я вообще, признаться, как автор побаиваюсь личного контакта с собственными героями, и предпочитаю держать инициативу в своих руках. Это трудно в чисто литературном смысле. Ну, дистанция там, хронотоп… словом, читайте Бахтина. И вообще, у Антона была трудная жизнь. Словом, я не решился на такую встречу.
Антон потом еще раз специально ездил на Туневку, в митькин подъезд, стучался в мою дверь… Тишина…
Когда Митька рассказал Волшебнику обо встрече со мной, тот заметно встревожился.
— Скажу честно, — сказал он. — Кто бы это ни был, но дело принимает серьезный оборот. Значит, вы вот тут стояли и беседовали, а я в упор не видел?
Митька кивнул. Он ощущал странный холодок, отчуждение от Волшебника. Митька догадывался, что Волшебник сейчас опять начнет его уговаривать бросить молитву, и не хотел этого. Митька про себя повторял молитву и ни о чем не думал.
— Кто бы это ни был… — повторил Волшебник задумчиво, — но это герой не моего мира. Случилось то, чего я опасался. Ситуация вышла из-под контроля.
Митька промолчал. Они оба молчали, не глядя друг на друга.
— Ты ведь продолжаешь молиться, — сказал наконец Волшебник.
Митька промолчал.
— Понимаешь, молитва делает ситуацию непредсказуемой. Я не знаю, что у нас с тобой выйдет, если ты будешь продолжать. Но запретить я тебе, конечно, не могу. Меня беспокоит только, что ты действуешь против воли родителей.
— Бог важнее ролителей. Чтобы быть хорошим родителем, человек должен быть святым.
— Я не спорю. Но вот, Святой Бог заповедал почитать родителей. Не святых, а своих. Если пренебречь этим, может выйти что-то нехорошее. Я уважаю твою свободу. Но мой тебе совет — найди свою меру.
— Но Вы же сами говорили, что есть проверенный Путь — это молиться непрестанно.
— Я сам не смог идти по этому пути. Когда я тебе говорил то, что сам не усвоил, это была с моей стороны ошибка. Прости.
Митька подумал и смягчился.
— Но Вы мне не запрещаете молиться?
— Что ты? Кто может запретить молиться?! Это просто невозможно — запретить молиться. Это вопрос твоих отношений с Богом,љ и только. Но я даю СОВЕТ: найди свою меру.
— А у Вас какая мера?
— Я использую молитву для устрашения, чтобы держать сказку в повиновении. Но зачем доводить ее до отчаяния?
Митька подумал и смягчился.
— А если я все равно буду стараться молиться все время?
— Тогда я не знаю, что у нас с тобой получится. До каких пор можно молитву сочетать с волшебством. Но рано или поздно приходится выбирать. Я, как видишь, выбрал. Придется выбирать и тебе. Но если ты выберешь молитву, волшебника из тебя не получится.
— А я нашел у Вас противоречие, — заявил Митька.
— Интересно. Какое?
— Вы говорите, что Бог не хочет давать конституции. Как тот Король. Может, но не хочет, помните? И в то же время вы говорите, что каждая наша молитва — это немножечко конституция. Если Бог ее исполнит, у нас тогда больше счастья. Меньше нужды в Боге. А тогда получается, Бог совсем не хочет исполнять наши молитвы. Никогда. Ерунда получается.
— Ерунда, — согласился Волшебник.
— Ну, и как быть? Где ошибка?
— Нет ошибки. Просто ты меня не понял. Вспомни. Ты меня спрашивал, почему приходится трудится над молитвой, почему Бог не исполняет сразу все, чего ни попросишь. Противоречие это разрешается трудом. Трудностью.
— А какая разница — сразу или не сразу. Если конституция.
— Если исполнить сразу, то выйдет конституция.
— А если не сразу?
— Тогда не будет конституции. Конституция Богу неугодна. Вспомни сказочку.
— Не будет?
— Не будет. А хочется. Поэтому трудно быть искренним с Богом. Сплошь и рядом понимаешь, что ты как блудный сын просишь у Господа: дай мне мою часть, и дальше я буду счастлив, и Ты мне будешь уже не нужен… не так уж нужен. Не так, как раньше.
Митька подумал.
— Да, это неудобно. Ну, вот и противоречие. Ведь когда мы получаем — нам уже не так нужно. Это же закон. Для того и просим. Зачем просить, если лучше не станет?
— Ну, да. Вот поэтому Он не сразу дает. Вначале Он просто отходит… не совсем, а на сколько-то. Не дает конституцию, а немного отходит. Как король, помнишь? Молиться становится труднее. Но если ты не бросишь молитву, Он вернется, и даст просимое.
— А почему не сразу-то? Не понимаю.
— Если сразу — выйдет ограничение. Конституция.
— Какая разница? Не понимаю, какая разница — сразу или не сразу.
— Пока ты трудишься над молитвой, что-то меняется. В тебе, вокруг тебя. Суть в том, что для Бога нет невозможного. Даже если по нашему рассуждению невозможно… даже если мы себе представить не можем — Он все равно может.
— Что может?
— Может дать все, что ты просишь — и все-таки это не будет конституцией. Может совместить несовместимое.
— Не понял. Опять не понял. Вы ж говорите — всегда немного конституция.
— Это дать тебе то, что хочешь. Сразу. А пока ты трудишься над молитвой, ситуация меняется. Ты меняешься. Да и смысл твоей молитвы меняется. И если не бросишь молиться — получишь.
— А сразу — никак?
— Только если ты точно угадал Его собственное намерение. Если хочешь как раз того, что тебе нужно на самом деле.
— А тогда — не конституция?
— Нет. Он же не хочет конституции.
— Жалко, у меня ума не хватает, — сказал Митька. — Я ведь все равно ничего не понял. Почему же не дать нам сразу то, что мы просим. Если правда молитву Сам Бог нам дает. Зачем долго просить одно и то же?
— Чтобы изменить мир. И себя.
— А может, проще дать — и все.
— Не проще. Тогда ты получишь — и Бог уже не нужен. Не так уж нужен.
— А это никак?
— Никак. Тут ограничение. Он может — но не хочет.
— Значит, полное счастье все-таки невозможно? Чтобы человек все, что надо, получил, и был совсем-совсем доволен.
— Невозможно. Но Богу-то, Богу все возможно, даже и невозможное. На это я и рассчитываю.
Митька покачал головой.
— Ужасно трудная штука — молитва. Сплошные парадоксы. Антиномии.
— Поэтому я тебе и говорю — перебирайся ко мне, — сказал Волшебник шутливо. — У меня все проще.
Митькин папа последнее время как-то устранился от воспитания сына. Молча наблюдал за происходящим, не вмешиваясь. Хотя Митьке чудилось, что наблюдает он доброжелательно, даже одобрительно, но и вступаться за Митьку перед Мамой он почему-то — не вступался.
Зато Мама уступать Митьку никому не собиралась. Она восстала на борьбу с силами духовной тьмы, которые, как ей казалось, обольстили ее сына.
Митьке было жалко Маму. Она так его любила. Но почему, почему она решила, что все время молиться — для Митьки вредно? Да ясно, почему. После черного мага, милиции и стаи волков любая мама начнет переживать и упрямиться. Митька это понимал. Какая мама хочет, чтобы сын воевал? А молитва — это война. Когда дела у сыновей доходят до войны, мамы перестают рассуждать логически.
