Бернар Вербер - Смех Циклопа
Лукреция мрачно смотрит на Исидора.
– Теперь есть кое-что поважнее убийства Дария.
– Нет. Именно убийство Дария сейчас важнее всего. Как только мы раскроем эту тайну, нас станут считать защитниками Циклопа. Мы начали расследование, чтобы наказать его обидчиков. И тогда все, кто его любит и ценит, окажутся на нашей стороне.
Лукреция начинает понимать. Она молча слушает.
– Мы встанем на защиту Дария. Во имя его славы и таланта мы нападем на коварного брата, который предал память Циклопа и пытается очернить его имя, устраивая бесчеловечные поединки. Симпатии публики будут на нашей стороне.
Лукреция смотрит на Эйфелеву башню, на которой, вместо обычной подсветки, неожиданно вспыхивают цифры огромных электронных часов.
– А что, если Дарий знал об этих ночных турнирах? – говорит Лукреция.
– Вы шутите? Разумеется, он знал! Скорее всего, он и был вдохновителем этого «ПЗС», но, поскольку у него репутация ангела, мы его трогать не будем.
– Что же вы предлагаете?
– Мы, два честных журналиста, стремящихся докопаться до истины, расследуем обстоятельства смерти Циклопа. Когда мы заработаем славу «защитников Дария», мы сможем действовать, прикрываясь его именем, и выведем Тадеуша на чистую воду. Пресса и публика встанут на нашу сторону, и полиции останется просто кинуться по горячим следам. Тадеуш Возняк лишится политической поддержки. Он станет беззащитным, и мы сразимся с ним на равных.
Я не ослышалась?
— Вы сказали «мы»? Значит, вы будете мне помогать?
Да, да! Я не ослышалась!
Исидор садится, вдруг почувствовав усталость.
– Нет. Я просто так выразился. Я не хочу участвовать в расследовании. Я убежал вместе с вами, потому что вы привели к моему дому преступников, которые преследовали вас.
– Но ведь ваш дом затоплен…
– … что привело меня в такую ярость, что я стал агрессивен. Но эта ярость была направлена на вас, а не на них. Я сержусь только на тех, кого уважаю и кто меня разочаровал. На остальных я не обращаю внимания.
– Значит, я должна быть польщена?
– Я противник насилия, а не бык, который бросается на красную тряпку.
– Вы сами сказали, что все это связано с тайной убийства Дария. Только вернувшись на исходные рубежи и разгадав загадку…
Исидор мрачнеет.
– Вы грубо ворвались в мой мир. Если вы хотите, чтобы я вам помог, это нужно заслужить.
– Что я должна сделать?
– Сыграть в игру, правила которой вы сами установили.
Лукреция смотрит на него с удивлением.
Никогда не могла понять этого человека. Он совершенно непостижим. У него «другие» мозги.
— Три камешка?
– Конечно, три камешка.
– То есть вы хотите сказать, что после всего, что мы пережили, ваше решение зависит от игры в три камешка?
Исидор кивает.
– Вы сами это предложили, когда в первый раз пришли ко мне.
Маньяк мелочей, совершенно не замечающий крупных событий. Его волнуют детские, а не взрослые игры.
Он совершенно не похож на других, у него все устроено наоборот.
С ним нужно вести себя вопреки правилам логики.
Просто живой парадокс.
Журналисты садятся за письменный стол. Лукреция долго роется в его ящиках и наконец находит спичечный коробок.
В течение всей игры Исидор сосредоточен и невозмутим. Он словно забыл о том, что привело их в этот гостиничный номер.
– Четыре, – произносит он.
– Пять, – отвечает Лукреция.
Они раскрывают ладони. У нее три спички, у него – одна.
Это означает, что он выиграл первую партию.
Он выигрывает и вторую. Как обычно, без комментариев.
Она выигрывает третью партию.
И четвертую.
К последней партии у каждого остается по одной спичке.
Они вытягивают вперед руки и пристально смотрят друг другу в глаза.
– Одна, – говорит она.
– Ни одной, – отвечает он.
Лукреция открывает пустую ладонь.
Исидор даже не показывает, что у него в руке.
– Браво. Вы выиграли, Лукреция.
И быстро собирает спички.
Я победила! Господи, я выиграла у самого Исидора Катценберга в три камешка!
— Знаете, что я сделала? – говорит она. – Я последовала вашему совету. Я перестала думать, и каждый раз количество спичек было совершенно случайным. Я стала непредсказуемой!
Он кивает.
– Ну, так вы согласны участвовать в расследовании? С чего начинаем?
– Сейчас четыре часа утра. Предлагаю для начала поспать.
Она подходит к нему.
– Исидор, вы можете лечь вместе со мной на кровати.
– Я уже сказал, что буду спать на диване.
Это невероятно! Он что, не замечает меня? Не видит мою грудь, мои ягодицы? Я сейчас наверняка такая сексуальная – возбужденная, с обгоревшими распущенными волосами, в черном кожаном костюме, глаза сияют, как подсветка Эйфелевой башни… Черт побери, я – мечта любого мужчины, никто не смог бы устоять.
— Почему вы не хотите спать рядом со мной? Обещаю, мы ляжем у разных краев, и я до вас не дотронусь. Я даже не храплю.
– А я как раз храплю.
Она подходит ближе. Нежно касается его груди. Он отступает на шаг.
– Почему вы меня отталкиваете? Я вам не нравлюсь?
– Я уже говорил, разница в возрасте делает романтическую связь между нами просто… смешной.
Услышав эти слова, она морщится.
Он хотел сказал «похожей на инцест». Зачем он пытается запачкать одно из самых прекрасных моих воспоминаний? У меня их не так много.
— Исидор, вам напомнить, что наши тела уже узнали друг друга? И мне казалось, вам это понравилось…
– Это не было любовью. Вы – сирота, вы ищете отца. Если хотите эффективной совместной работы, считайте меня напарником, а не сексуальным партнером. Поэтому вот три правила на этот вечер. Во-первых, меня запрещается трогать. Во-вторых, меня запрещается будить. В-третьих, меня запрещается… э-э… ну, пока достаточно первых двух.
Он идет в ванную. Чистит зубы. Принимает душ. Возвращается в комнату в трусах и майке, садится в кресло в позе лотоса.
– Что это вы делаете?
– Я забываю.
– Что?
– Я забываю обо всем. Даже о вас. Это ритуал очищения. Перед сном я чищу зубы, тело и разум. Не должно остаться ни обид, ни сожалений, ни страха, ни разочарований. Я вспоминаю обо всем, а потом стираю одну за другой картины, возникающие в мозгу. Пока не сотру все. Во рту не остается кусочков пищи. На коже не остается грязи. В голове не остается черных мыслей.
– М-м… а о чем вы думаете, когда ни о чем не думаете?
Он приоткрывает один глаз и вздыхает.
– Ладно, сегодня пропустим. Я чувствую, что ничего не получится.
– Мне очень жаль, Исидор. Надеюсь, что я тут ни при чем.
– Не надо ни о чем жалеть. Укрепляйте психологическую защиту. Собирайте силы. Готовьтесь пережить то, чего вы еще никогда не переживали. Я тоже буду к этому готовиться.
Он достает из шкафа одеяло, заворачивается в него и ложится на диван.
В конце концов, он самый обычный мужчина.
Словно подтверждая ее мысли, Исидор начинает громко храпеть.
Акт II
Первый вздох
59
498 год до нашей эры
Греция, Афины
Эпикарм, молодой человек двадцати одного года, недавно с отличием закончил престижную «Школу Пифагора». Он написал две трагедии, которые пока никто не взял к постановке, и, к великому сожалению, уже подумывал о ремесле, не связанном с искусством: о торговле сандалиями.
Однажды вечером, прогуливаясь неподалеку от большого и уже опустевшего афинского рынка, он увидел, как какой-то человек убегает от пятерых преследователей. Они догнали жертву, повалили на землю, начали бить и обыскивать.
В «Школе Пифагора» Эпикарм изучал математику, литературу, историю, философию, а также искусство рукопашного боя. Особенно он преуспел в борьбе с использованием палки, которая в его руках превращалась в грозное оружие.
Молодой человек врезался в группу хулиганов и, вращая палкой, начал наносить им удары. Те отступили и обратились в бегство.
Эпикарм помог жертве разбойного нападения подняться на ноги. По одежде он сразу догадался о том, что перед ним житель Иудеи. Эпикарм свободно говорил на древнееврейском и начал беседу. Молодой человек из Иудеи поблагодарил его и поспешно продолжил свой путь. Эпикарм не заметил в темноте большого красного пятна, расплывавшегося на одежде еврея. Его ранили ножом в живот. Не сделав и ста шагов, он рухнул на землю.
Эпикарм изучал медицину у самого Гиппократа. Он знал, что делать в подобных случаях и остановил кровотечение. Разорвав собственную одежду, он быстро перевязал рану путника.
Придя в себя, молодой еврей пробормотал, что чувствует себя лучше и ему нужно торопиться, но, сделав несколько шагов, вновь упал.
Эпикарм взвалил еврея на плечи и понес к себе домой. Он ухаживал за ним всю ночь, меняя повязки. Под утро раненый заснул. В бреду он твердил о великой тайне, которую должен сохранить любой ценой.
