Владимир Шпаков - Песни китов
— Здорово, Палыч… — пробормотал капитан, протягивая могучую ладонь. — Не могу, знаешь, привыкнуть к такой скорости. Предлагал пойти своим ходом, а они: сто двадцать децибел от движков, жилые кварталы проснутся! Не успели бы проснуться! А мы бы не тащились, как беременная корюшка, давно в Кронштадте были бы!
Он в досаде махнул рукой, едва не опрокинув расставленные стаканы. Палыч разлил водку.
— Погоди, будет тебе скорость. Только бы на Балтику выбраться… Ну, за «Кашалота»? Задницей чувствую: будут нам приключения!
Вылив водку в рот, Булыгин не стал закусывать.
— Типун тебе на язык. Эти испытания нормально пройдут, набрались уже опыта…
Они заговорили о чем-то своем. А Рогов уже перестал что-то понимать, он просто смотрел вперед, где все ярче делались огни Кронштадта. Это были огни новой жизни, манившей своей неизвестностью, что-то обещавшей, ради чего можно было отпускать бороду, воевать с крысами, встречаться с белыми мичманами…
Он не помнил, как добрался до ракетного отсека, чтобы тут же отключиться. Во сне он продолжал кружить по кораблю, двигаясь среди причудливых агрегатов, оружейных установок, и ничуть при этом не боялся. Неожиданно впереди мелькнул и скрылся за дверью белый китель. «Ага!» — сказал себе Рогов, устремляясь вслед. Китель мелькнул еще раз, потом еще, но догнать его обладателя не получалось. Еще бы, этот призрак любой корабль как свои пять пальцев знает, поди догони! И все же Рогов продолжал преследование. Они опускались все ниже, под второе дно, за которым, как ни странно, оказалось следующее дно, и так несколько раз. Наконец, Рогов выбрался в просторный, будто танковый трюм, отсек; здесь-то и можно было прищучить мичмана. Но вместо него Рогов увидел восседающее в центре существо с туловищем Палыча и с головой быка. Минотавр?!
— Он самый! — заколыхалось от утробного смеха существо и протянуло бутылку «Столичной». — Пей! Но дело — разумей!
— Не хочу пить… — бормотал Рогов, отступая. — Так совсем сопьешься, а мне еще систему сдавать…
— Нормально пройдет сдача системы. И вообще это не главное.
— А что же главное?
— Что? А это ты у нее спроси!
— У Аллочки?
— У какой Аллочки?! Глаза-то разуй!
Только теперь Рогов заметил женскую фигуру в углу. Стройная, в легком летнем платье, женщина отделилась от переборки и вдруг закружилась в танце. Платье раскрылось, будто зонтик, волосы разметались, из-за чего лица не было видно, только Рогову этого не требовалось.
— Узнал? — подмигнул Минотавр. Он еще раз протянул Рогову бутылку, пожал плечами и присосался к ней сам.
— Ты, наверное, и танцевать не любишь… — проговорил, добив спиртное. — А я так не откажусь!
Молодецки вскочив, он принялся выделывать «па» вокруг танцующей Ларисы. Лишь она умела так грациозно и одновременно стремительно двигаться; да и стрижка была ее…
Накатило ревнивое чувство, но Рогов, как в свое время на танцплощадке, не мог сдвинуться с места. Внезапно осенило: это Мятлин! Переоделся, хитрец, еще и бригадирское тело сымитировал! Только не выйдет! Приблизившись к танцующим, он схватил Минотавра-Мятлина за край одежды и с силой рванул. Они начали бороться, упали на металлический пол, и Рогов внезапно почувствовал пальцы на лице.
— Да отвали ты! Лариса, Лариса… Нет тут никакой Ларисы!
Перед ним маячила недовольная физиономия Жарского. Из полутьмы выплыли черные дырки РБУ, тельняшка Гусева, серое пятно неба в иллюминаторе…
— Мало того, что притащился под утро, так еще меня лапает! Бром надо пить, понял?!
— Бром?! — тупо спросил Рогов. — При чем тут бром?!
— При том! Прекрасный пол остался на берегу! А мы, считай, выполняем боевую задачу! Далеко ли, кстати, до цели путешествия?
Поднявшись, Жарский взглянул в иллюминатор.
— О, Кронштадт! Подъем, коллеги! Сходим на берег!
Оказалось, воспоминания о Ларисе лежат в памяти ближе, чем хотелось. Корабль, новая должность, маячившие блестящие перспективы — все это было попыткой самоутвердиться в глазах той, кто остался за горизонтом. Конечно, если бы состоялась встреча, он бы много рассказал, даже на подписку о неразглашении плюнул бы. Но когда состоится встреча?
Их последний телефонный разговор получился скомканным. В трубке слышался смех, гомон гостей (Светлана Никитична отмечала именины), но даже когда Лариса перешла к другому аппарату, общение оставалось натянутым.
— Переводят в Кронштадт? Поздравляю.
— С чем?! Это закрытый остров, оттуда, наверное, не вырвешься…
— А ты хочешь?
— Чего?
— Вырываться?
Рогов помолчал.
— Ну да, наверное… То есть хочу, конечно! Но режим есть режим.
— Тогда подчиняйся режиму, — сказала она и повесила трубку.
Еще одно воспоминание догнало, когда приближались к причалу судоремонтного завода — это была их новая база. В доке стояли два летающих корабля, выделявшиеся большими винтами вроде самолетных. Корабль побольше имел три винта; тот, что меньше — два. И хотя на бортах не было ничего, кроме номеров, опытный глаз сразу опознал бы в них «Косатку» и «Дельфина».
— Грехи молодости… — пробормотал Жарский, глядя на проползающие мимо серые корпуса. — О, нас приветствуют!
Стоящий ближе «Дельфин» издал свистящий гудок, вслед за ним загудела (чуть ниже) «Косатка». Рогов прислушивался, гадая: отзовется ли старший в семействе? Или продефилирует мимо в высокомерном молчании? Когда «Кашалот» басовито прогудел младшим собратьям, Жарский засмеялся:
— Натуральная туба! «Косатка» — это саксофон, а «Дельфин» — так, жалкий кларнет!
А Рогову вдруг вспомнились песни китов, в свое время увлекавшие Ларису. Она даже раздобыла где-то записи «песен», коими потчевала Рогова, воспроизводя их на магнитофоне. Странные были звуки, тоскливые и абсолютно непонятные. Они были записаны в глубинах океана учеными, что-то понимавшими, возможно, в этих загадочных протяжных стонах, Рогов же внимал им тупо. Лучше битлов поставила бы, думал, или советскую эстраду. Ну, что это?! Уханье и завывание какое-то, совсем неинтересно…
Наутро в Кронштадт заявился Хромченко, которого пришлось вести обратно на корабль и показывать, что и как. Начальник отдела напоминал кота, которому перед носом поставили банку со сметаной, а крышку снять забыли. Он плотоядно оглядывал железные внутренности, поглаживал блоки автоматики, а кнопки на пульте нажимал так, будто прикасался к соскам девственницы. Эх, бормотал с тоской, ничего-то ты не понимаешь! Знаешь, с каким бы удовольствием я бросил баб, сидящих за кульманами?! С какой радостью ушел бы в море вместе с вами?! Увы, руководство требует присутствия на месте, хотя место конструктора — там, где испытываются его разработки… Рогов понимал Хромченко, даже проникался к нему сочувствием, благо тот относился к молодому специалисту покровительственно и всегда защищал от завистливых сплетниц, коих так хотел покинуть.
— В общем, заказ серьезный, — подвел итог начальник. — А если так, то и спрашивать с тебя будем всерьез. Жизнь меняется, шум какой-то вокруг, но оборона — она и в Африке оборона.
— Я понимаю.
— Молодец, если понимаешь…
Хромченко выдержал паузу.
— Еще пойми: несмотря на перемены, первый отдел работает. Так что ждите засланного казачка.
— Кого-кого? — не понял Рогов.
— Стеклянный глаз за вами будет следить, так всегда делается. Фамилию назвать не могу, сами его вычислите.
Перспектива была мерзковатой, хотя особо не пугала. Диссидентов в команде не водилось, так, трепали языком на скользкие темы, а на самом деле были заняты другим.
Несколько дней пролетело в подготовке к выходу на морские просторы. Особое внимание уделялось системе навигации, так что Зыкову только успевали отливать шило. А Деркач в эти дни ходил по кораблю, пошатываясь и светя сизым от пьянства шнобелем.
В эти дни каплей потерялся среди других черных бушлатов. Если раньше его форма выделялась на фоне спецовок и комбинезонов, то сейчас люди во флотской амуниции сновали там и тут, пытаясь совать повсюду нос. Сдатчики же щелкали по носу, мол, хозяевами станете по завершении испытаний, а пока, любезные вояки, изучайте матчасть! Тем не менее, с появлением флотских стало ясно, что «Кашалот» — могучая военная машина, рассчитанная на скорейшее уничтожение какой-нибудь Швеции, коей вряд ли что светит, если к ее берегам двинется армада таких монстров. Гангут покажется детским лепетом, Полтава — игрой в солдатики, ведь одна РБУ-3 выжигает до пепла полста квадратных километров вражеской территории…
Рогов только теперь почувствовал, что прикоснулся к войне, мимо которой всегда проскакивал. Служба в армии была? Не было, после военной кафедры он получил «бумажные» лейтенантские погоны, даже на флотские сборы не попал. Были разве что драки в Пряжске и уголовная публика, которая подкатывала с предложениями, за которыми виднелось небо в клеточку. Помнилось, как однажды зимой его зазвали в подвал, где сидели Зема и незнакомый стриженый кент. Кажется, тот жил в соседнем дворе и не так давно откинулся с зоны.
