Самсон Агаджанян - Опаленные крылья любви
— Товарищ полковник, — наклоняясь к нему, тихо прошептал он, — вас вызывают.
Кархмазов, не помня себя, словно во сне, подошел к Горбачеву. Михаил Сергеевич, не скрывая своего восхищения, посмотрел на гренадера, а тот, выпятив богатырскую грудь, боясь дышать, стоял перед генсеком. Михаил Сергеевич, открыв коробку, вытащил звезду и стал прикреплять ему на грудь. Потом, крепко пожимая руку, произнес:
— Поздравляю, полковник!
— Служу Советскому Союзу! — на всю Грановитую палату гаркнул Умар.
Он не слышал, как зааплодировал весь зал, и лишь тогда пришел в себя, когда сосед крепко пожал ему руку.
После награждения пригласили в банкетный зал. Их сразу предупредили, что им отведено всего полчаса. Умар сидел между двумя летчиками, оба майора тоже были награждены. После второй рюмки Умар почувствовал, как приятное тепло пробежало по телу. В душе он ликовал. Он испытывал высшее блаженство, которое мог понять только награжденный самой высокой наградой страны.
Неожиданно один из летчиков, хмуро окинув взглядом сияющие лица товарищей, тихо произнес:
— А вам не кажется, господа офицеры, что среди этого придворного мира мы лишь пешки, которые грубо передвигают?
— Коля, не надо, — подал голос его товарищ, — нас могут услышать.
— Ты что, струсил?
— Я не струсил, — вскинув голову, ответил тот, — но я не хочу, чтобы после этого нас вызвали на ковер.
— Мне плевать, вызовут или нет, но обидно, что мне, Герою Советского Союза, дали ровно тридцать минут и ни минуты больше. Сколько времени осталось?
Не ожидая ответа, он посмотрел на часы.
— В нашем распоряжении еще десять минут, а потом нас культурненько попросят, чтобы мы убрались отсюда. И поедем, Вася, опять туда, жрать тушенку и бомбить…
Он не договорил, залпом выпил коньяк. Умар увидел в его глазах слезы и сказал:
— Майор, я с тобой солидарен, и мы будем за этим столом сидеть столько, сколько нашей душе угодно.
— Вы что, в своем уме? Да нас в порошок сотрут!
— Вася, ты явно трусишь. С нами полковник. Ты посмотри на этого гренадера! Он нас в обиду не даст. Я правильно говорю, товарищ полковник?
Умар, в ответ улыбаясь, всем налил по полному фужеру.
— Майор, ты мне нравишься, и ты прав: мы с тобой пешки. Предлагаю выпить за эти пешки, чтобы они когда-нибудь поняли, что у них есть достоинство, и не позволяли собой манипулировать.
Они выпили вдвоем. Постепенно банкетный зал стал пустеть. Когда они остались одни, к ним подошел человек в штатском.
— Товарищи офицеры, ваше время истекло, пора уходить.
Майор задиристо посмотрел на него.
— Мы еще не допили. Вот как допьем, так и уйдем.
— Вы пьяны, майор, и не соображаете, что говорите. Здесь не казарма, а Кремль. Если вам дороги ваши звезды, советую уйти.
Его слова так задели Умара, что, не помня себя, он вскочил и, могучими руками схватив штатского за грудь, приподнял вверх.
— Ты, придворная собака! Если еще раз подойдешь к нашему столу, без парашюта полетишь вниз,
Тот, поправляя галстук, с побледневшим лицом, опасливо поглядывая на разъяренного полковника, отошел от их стола. Спустя несколько минут к ним подошли двое в штатском. Один из них вынул из кармана удостоверение КГБ и показал Умару.
— Товарищ полковник, ваше время истекло, пора уходить.
— А если мы не уйдем? — запальчиво спросил майор.
— Я не с вами разговариваю, — поворачивая к нему голову, резко произнес кэгэбист.
Умар встал.
— Пошли, майор. Он прав, наше время давно истекло, мы здесь лишние.
Выходя из Кремлевских ворот, Умар стал прощаться с летчиками, те уговаривали его пойти в ресторан, но он категорически отказался. Пересекая Красную площадь, он направился в ГУМ, чтобы купить подарки. После ГУМа поехал к Наташе. При виде его она побледнела.
— Что с ним? — испуганно спросила она.
— Жив, здоров, — весело ответил он. — Просил вот этот букет передать.
— О Господи! — застонала она и, прижавшись к его груди, глухо зарыдала.
Успокаивая, он гладил ее волосы.
— Прости, — вытирая слезы, произнесла она. — Увидев тебя, мне стало страшно. Подумала, что…
— А ты меньше об этом думай. Так будет лучше. И долго ты будешь держать меня на пороге?
Она улыбнулась. Умар последовал за ней. Наташа стала накрывать стол. Он не выдержал, подошел к ней.
— Наташа, ты что, не видишь?
Она вопросительно посмотрела на него, но, увидав Звезду Героя, воскликнула:
— Боже! Как же это я не заметила? Поздравляю тебя!
Приподнявшись на носки, она расцеловала его, не скупясь на поцелуи. Умар смущенно улыбнулся.
— Володе тоже дали? — спросила она.
— Пока нет, сказали, что попозже. Наташа, держи, Володя передал.
Он протянул ей французские духи. Прижав коробку к лицу, она снова заплакала.
— А это от меня.
Она развернула пакет.
— Умар, зачем такой дорогой подарок?
— И это держи, — не обращая внимания на ее слова, он передал ей шампанское и коробку конфет.
Утром Умар поехал в аэропорт. Он летел домой.
На следующий день после отъезда Кархмазова в бригаду прилетел начпо, вместе с ним и представитель из ЦК. Спрыгнув с вертолета, представитель из ЦК, пошатываясь, отошел подальше от вертолета. Русин, взглянув на его лицо, понял, что ему плохо. Он подошел к начпо и стал докладывать о состоянии дел в бригаде, но генерал, не слушая его, направился к Дудникову, который, широко расставив ноги, надрывисто выплескивал из себя содержимое своего желудка. Русин благоразумно отошел от них. Вытирая платком рот, Дудников подошел к полковнику и, взглянув на него, молча протянул руку. Русин крепко пожал ее, тот недовольно сморщился.
— Что, полковник, силу некуда девать? — буркнул он.
Русин видел, что представитель ЦК явно не в духе. Качка в вертолете и изнурительная жара отрицательно подействовали на его настроение. В кабинете Дудников раскрыл папку, вытащил исписанный листок и, пробежав глазами по бумаге, спросил строго, как учитель, словно перед ним сидел не боевой полковник, а провинившийся ученик.
— Вы в курсе, по какому поводу я прилетел?
— Приблизительно да.
— Тогда у меня к вам несколько вопросов, на которые необходимо дать письменные объяснения.
— Никаких письменных объяснений я вам давать не буду, — тихо, но довольно жестко произнес Русин. — И если мне не изменяет память, было директивное письмо ЦК, где анонимки рассмотрению не подлежат.
Дудников недовольно посмотрел на полковника, но, встретившись с жестким и решительным взглядом, понял, что тот не из тех, кого чем-то можно напугать. Вначале он хотел его отчитать, но в последний момент передумал. Честный, открытый взгляд полковника заставил его смягчить тон разговора.
— Владимир Алексеевич, это не простая анонимка. Вы представлены к званию Героя Советского Союза. Вдумайтесь в смысл этого слова: Герой Советского Союза! И я обязан провести партийное расследование, и упорствовать, сами понимаете, не в ваших интересах.
— Я с вами согласен, но на вопросы отвечать не буду.
— Владимир Алексеевич, — подал голос генерал, — не горячись. Анонимка — чистая липа, но мы обязаны разобраться.
— Товарищ генерал-полковник, я свое слово сказал: ни на какие вопросы по этой гадости отвечать не буду. Если у вас есть сомнения насчет меня, можете освободить от занимаемой должности. Бригада в вашем распоряжении, беседуйте с людьми, проверяйте всю документацию бригады, и если хоть сотая доля анонимки подтвердится, я готов пойти под суд Военного трибунала.
…Три дня работал представитель ЦК в бригаде, беседовал со многими офицерами и солдатами, перепроверял все штабные документы, но ничего крамольного не выявил. Бригада горою стояла за своего командира. Перед отбытием, садясь в вертолет, Дудников крепко пожал руку Русину.
— Полковник, вы мне понравились. Вы достойны звания Героя. Желаю удачи!
Через десять дней прилетел Кархмазов. Войдя в кабинет комбрига, шутливо приложил руку к козырьку, доложил:
— Товарищ полковник, полковник Кархмазов из командировки прибыл.
Русин, не скрывая восхищения, смотрел на его грудь, украшенную Золотой Звездой. Он встал, подошел к нему, крепко обнял.
— Я безумно рад за тебя. Садись, рассказывай.
Умар из нагрудного кармана достал письмо, протянул ему.
— Наташа передала.
— Спасибо, рассказывай.
— Наташа…
— Погоди, Умар, об этом позже, я хочу услышать про Любу.
— С ней все нормально. Так вот, звоню, дверь открывается и вижу Наташу…
— Умар, ты не юли, я про Любу спрашиваю.
— Я же ответил тебе: все нормально. Меня весь аул вышел встречать, первым ко мне подошел мой тесть. Если бы ты видел выражение его лица, словно не я Героя получил, а он. Как ты думаешь, мог он отказаться от такого зятя, как я? В общем, помирились. Она тебе большой привет передала.
