Оксана Робски - День счастья — завтра
— Зато если я захочу групповуху, — говорил Антон, — Катя всегда все профессионально организует.
— Мы поедем на Новый год в Куршевель. — Катя посматривала на Антона счастливым взглядом правообладательницы. — Я познакомлю его с нужными людьми, и Антон будет работать.
Для нас изменилось только то, что теперь, сидя в ресторанах, они иногда обнимались. Хотя, в общем-то, они делали это и раньше.
Катя мечтала о том, что у них будет мальчик.
Когда они встречали какого-нибудь ребенка, Катя многозначительно брала Антона за руку и умиленно улыбалась. Но не всегда.
Катя считала, что дети бывают хорошенькие и не очень. Не очень — это при встрече с которыми возникает чувство досадного ожидания: сейчас заплачет, или будет кричать, или шумно бегать, или приставать. А хорошенькие — это когда сразу хочется воскликнуть: «Ой, какой хорошенький!»
— У нас будет самый хорошенький на свете, — говорила Катя, — потому что он будет похож на Антона. А по характеру — на меня.
Антон любил всех детей. Но себя представить отцом счастливого семейства пока не мог.
Катя верила в то, что все будет хорошо. Ей все удавалось. Ей казалось, что началась лучшая пора в ее жизни.
Ей хотелось поделиться счастьем со всеми. Она щедро раздавала советы.
— Анжела, брось ты Дениса, — говорила она. — Мне кажется, он несерьезный.
Анжела обижалась и не разговаривала с Катей.
— Я тоже несерьезный, — защищал Анжелу Антон. — Кать, брось меня, пожалуйста.
— Никита, хочешь, я познакомлю тебя с людьми из ФСБ, и ты займешься чем-нибудь серьезным со своим агентством? Например, разрешениями на перевозку оружия в самолетах. Пока еще ни у кого нет на это лицензии. Хочешь?
Я мечтала о том, чтобы совсем скоро никто бы не сказал, будто я занимаюсь чем-то несерьезным. Совсем скоро все будет по-другому.
Телефон Рембо был отключен.
Мы все были в недоумении и без кокоджанго.
20
Чтобы сделать одно одеяло от Dream of Switzerland, нужно собрать пух из 60 гнезд
Эрудит разбудила меня среди ночи.
— Где вы? — кричала она в трубку.
— Дома, — ответила я спросонья, соображая, где я, собственно, должна быть.
— Дома? — настаивала Эрудит.
— В чем дело? — Мне хотелось спать, а не отвечать на дурацкие вопросы.
Тем более что не так часто мне удается поспать. Сегодня я, как рядовой обыватель, легла в постель в двенадцать ночи. Как ни странно, сразу заснула.
Преимущество отключенного телефона Рембо.
— Похитили! — выдохнула в трубку Эрудит.
Очень темно в моей спальне.
— Кого?
— Не знаем.
— Вы что там, с ума сошли?
— Мы сначала за вас испугались.
Может, растолкать Гору в ее комнате? Пусть охраняет, а не спит?
— А свекровь на месте? — забеспокоилась я.
— На месте.
— А свекор?
— Тоже. Слава богу.
— Так кого похитили?! — закричала я, подозревая, что уже не усну.
— Не знаем. — Эрудит явно чувствовала себя виноватой.
— Надеюсь, мне это снится.
— Да вы не волнуйтесь. За домом мы следим, а утром созвонимся и будем решать, что делать.
Я повесила трубку.
Спать уже не хотелось. Хорошо, что Артем в Англии.
Я позвонила Стасу. Он ответил так, как будто дежурил у телефона.
— Привет, — промурлыкала я.
— Привет. А я ждал твоего звонка.
— Вот я и позвонила. Ты всегда жди, ладно?
— Ладно. А ты всегда звони.
— А что бы ты сделал, если бы меня похитили?
— Отбил бы тебя. Освободил. И увез домой.
— Точно?
— Точно.
Мне стало тепло и спокойно.
— Ну, я тебе еще позвоню. Ты жди.
— Я буду.
— Я тебя целую.
— Как?
Я засмеялась.
— Пока, мальчишка.
***С утра снова была Вероника.
Хочется ей ездить ко мне в такую даль? С Рублевки?
Она поссорилась с Игорем. Я кивнула.
Я ожидала слез, но она смеялась.
Оказывается, история не грустная.
Вероника, зная наверняка, что Игорь за ней следит, устроила ему театр одного актера.
Она зашла в «Soho» и вышла из него вся в новом. Продемонстрировав ему, какая она настоящая женщина. Деньги тратит со вкусом и без сожаления.
Потом она села в машину и поехала в Петровский парк.
Там она долго собирала с земли осенние листья. Потом села на первую попавшуюся скамейку и просидела на ней целых два часа.
— Я чуть с ума не сошла со скуки, — смеялась Вероника.
Потом она театрально всплакнула и не менее театрально выбросила сухие листья. Продемонстрировав, какая она романтическая натура. Но способная на поступки.
Через несколько часов они помирились.
Через несколько часов они поссорились опять.
— Я уйду от тебя! — закричала Вероника.
— Уходи, — улыбнулся ее муж, — я знаю, где тебя искать.
— Где? — очень естественно удивилась Вероника.
— На твоей любимой скамейке. В парке, — ответил Игорь, потупив взгляд.
Вероника хохотала.
— Представляешь, какой идиот!
Я кивнула и налила нам кофе. Davidoff. Банка стильная.
***Мне позвонила свекровь. Она рыдала.
Я доехала до нее за полчаса, пристроившись на Кутузовском за черным БМВ, мчавшимся с мигалкой по разделительной полосе. Гаишники удивленно смотрели вслед моему «фольксвагену», а я делала вид, что я машина сопровождения: ехала не четко сзади, а чуть-чуть сбоку, словно прикрывая БМВ.
Свекровь оказалась в котельной дома. Я искала ее довольно долго. Среди красных блестящих агрегатов фирмы Buderus, на фоне красных крашеных стен моя свекровь смотрелась очень органично. Она была в золотистом шелковом халате. Уверена, надевая его, она четко знала, где пройдет эта мизансцена.
— Реснички, говоришь? Подружка? — рыдала моя свекровь.
Через какое-то время я поняла, что у моего свекра есть любовник.
Не собачка, не девица — любовник.
— Ты представляешь! — возмущалась она сквозь слезы.
Как будто это могло быть новостью. Как будто ее муж улетел в космос. Или починил утюг.
Мне очень льстило то, что своим зрителем она выбрала именно меня. И немного пугало.
— Я с ним про косметику, про наряды, и все вроде хорошо! Вот, думаю, молодец Никита. Мы правда прям подружки стали, и вдруг это!
— Он сам вам сказал? — осторожно спросила я, не до конца уверенная в границах ее откровения и не зная толком, могу ли я вообще к этим границам подходить.
— Да влетел ко мне в спальню, как сумасшедший! Орал так, что ты бы не поверила!
— Из-за чего?
Котлы периодически вспыхивали и хлюпали.
— Да его кто-то похитил, кому он, на хер, нужен, а он орет, что это я организовала! Ты представляешь?
Я представляла. Что я беспомощная, самоуверенная, глупая и напыщенная. Что я вообразила себе, что на что-то способна. Что из-за меня, возможно, пострадал человек. Что этим человеком могла оказаться я сама. Или мой ребенок. Стало страшно. Захотелось остаться в этой красной котельной навсегда. Просить прощения. У свекрови, у всех остальных.
Просто умереть. И пусть никто никогда не произносит моего имени. Чтобы не было стыдно.
Раствориться в пространстве. Стать невидимой.
Свекровь что-то говорила мне. Ее губы двигались как в замедленной съемке. Потом поплыли куда-то в сторону, словно были маской для Хэллоуина, которую сняли с лица.
Я потеряла сознание.
Когда я открыла глаза, я показалась себе вареной морковкой в красной эмалированной кастрюле. Кружилась голова.
Я попила воды. Интересно, обмороки — это признак возраста? Или просто давление?
— Мы все знаем, — сообщила Мадам, — не представляю, как это произошло. Мы следили за домом, но похищение не коснулось его обитателей.
Я вдруг поняла, что если бы хотели похитить меня, то обязательно похитили бы. Это уже не шутки.
Любовник позвонил свекру на мобильный два часа назад.
— Тебе нужно отдать им миллион, — сказал он хриплым испуганным голосом. И добавил: — А то они меня убьют.
— Где ты? — закричал свекор. — Что произошло?
— Меня все время бьют, они… — Телефон разъединился, в трубке раздались гудки.
Они перезвонили снова минут через двадцать.
— Собирайте деньги. Мы сообщим, когда совершим обмен. — Голос был торопливым и наглым.
— Дайте мне поговорить с ним! Дайте ему трубку! — закричал свекор.
— Нет.
Снова раздались гудки.
— Любимый мой! Маленький мой! Где ты? — шептал свекор, не обращая внимания на свою жену.
Она стояла в дверях, и ее разрывали на части жалость и ненависть. Части были равными.
— Ты знала! — закричал свекор. — Ты знала! И ничего не сделала! Никита, ты же сказала ей?
Я кивнула. Они смотрели на меня. На какое-то время я почувствовала себя персоной VIP в этом доме.
Телефон зазвонил в руках свекра, и он чуть не выронил его от волнения.
— Алле, — прошептал он в трубку, — скажи мне, они в масках? Они в масках?… Мальчик…
По его лицу было ясно, что разговор оборван на том конце телефона.