Огюстен Барроуз - Магазин на диване
Повесив трубку, Макс встревожился, что преувеличил свои достоинства, заявив: «О да, у меня потрясающая фигура». Он пошел в ванную, снял рубашку и встал у зеркала. Хотя у него и не было грудных мышц размером с грейпфрут и мощных бицепсов, он выглядел довольно прилично для своих тридцати трех: высокий, стройный мужчина, мускулистая грудь, слегка выделяющиеся мышцы пресса, красивые руки. У него была волосатая грудь, причем волосы росли красиво, естественно, от груди к животу, буквой «Т». Можно было их сбрить или оставить как есть. «У меня хороший потенциал», – решил Макс. Добавьте густую шевелюру светлых, как у Брэда Питта, волос, пышных и легко поддающихся укладке гелем. И хотя у него было красивое лицо, его нельзя было назвать кукольным. Черты были располагающими. «Я бы с удовольствием пригласил самого себя на свидание», – сообщил он своему отражению.
Порывшись в прихожей в поисках «Полароида», Макс подумал: неужели он на самом деле это делает? И ему вовсе не стыдно, напротив, он в восторге. Идея стать порнозвездой, как тот парень из «Шоу Лизы Гиббонс», казалась невероятно порочной, оригинальной и очень интриговала. Это же все равно что залечь на дно. Он заработает хорошие деньги, и об этом никто никогда не узнает. В самом деле, зачем подавать яичницу полицейским у «Денни», когда вместо этого можно заняться с ними сексом на съемочной площадке?
Макс установил «Полароид» на телевизор и снял одежду. Он стоял в своей квартире среди белого дня, голый, перед объективом фотоаппарата, и это казалось ему очень стильным. Он нажал на кнопку таймера и взвел затвор. Потом побежал назад, на кухню, и стал следить, как маленькая красная кнопочка мерно подмигивает ему из фотоаппарата. Мигание ускорилось, с щелчком опустился затвор, и последовала яркая вспышка. Из «Полароида» тут же выехал снимок. Макс даже не стал ждать, пока он проявится, и сделал еще пять фотографий: повернувшись к камере под углом сорок пять градусов; напрягая живот; в расслабленном виде (насколько это было возможно перед камерой); и наконец, мужское достоинство крупным планом. Как говорится, решающий аргумент сделки.
Когда снимки были готовы, Макс разложил их на кофейном столике, уселся на диван и задумался. Он выбрал удачный снимок, где он стоял, закинув руки за спину, и тот, где он демонстрировал мышцы пресса. И еще приложил изображение пениса.
Потом из ящика стола он достал свой портрет: черно-белую фотографию в костюме и галстуке, на которой он улыбался в камеру. Хотя фото было сделано более двух лет назад, Макс почти не изменился, только вот теперешнему безработному Максу ни к чему было носить галстук. Снимок демонстрировал, что Макс прекрасно смотрится в профессиональном освещении.
Сев за компьютер, Макс напечатал короткое сопроводительное письмо. «Был очень рад с вами поговорить, с нетерпением жду ответа, сильно взволнован» и так далее. Он распечатал письмо на принтере «Эпсон Стайлус», купленном в прошлом году в «Магазине на диване» по суперцене (восемьдесят один доллар шестьдесят шесть центов, три платежа по двадцать семь долларов двадцать два цента в рассрочку).
Проверив письмо на предмет орфографических ошибок и/или идиотских комментариев, Макс с удовлетворением сунул его в конверт из манильской бумаги вместе с портретным снимком и тремя фотографиями.
Взяв ключи, бумажник и мотоциклетную куртку, Макс вышел из дома с письмом в руке.
– Эй, Никки, не надо, я сам потом все сделаю, – сказал Джон девочке.
Она поставила на стол рядом со стиральной машиной желтую корзину с грязным бельем.
– Да что вы, мистер Смайт, никаких проблем. Я хочу помочь, – ответила та, загружая в машинку белое белье.
Он облокотился о сушилку, глядя, с какой осторожностью она кладет вещи в машину. В отличие от Пегги Джин, которая стирала всегда только в желтых резиновых перчатках и жаловалась на пятна от мочи.
– Это ваши? – робко спросила Ники, взяв в руки трусы-боксеры Джона «Келвин Кляйн» и расправив их.
– Ты меня смущаешь, – пробормотал он, слегка покраснев.
Она бросила трусы в стиральную машину, улыбнулась, закрыла крышку и нажала кнопку «Старт».
– Ой, – воскликнула она, – порошок забыла. Джон показал ей упаковку «Тайда» на полу рядом с машиной.
Никки медленно наклонилась и взяла порошок. Под ее обтягивающими джинсами не было видно полоски трусиков. И это могло означать только одно.
Наверху, на кухне, они сели за стол со стаканами диетической колы.
– Что вам сказали сегодня утром в клинике? Надолго это? – спросила Никки.
Боже, какие у нее красивые губы, полные, идеальной формы.
– Ну, доктор утверждал, что Пегги Джин должна пробыть там как минимум тридцать дней, – ответил он. Интересно, каким блеском для губ она пользуется? Персиковым? Или клубничным?
– Как долго. А у вас ведь очень большой дом. Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне за помощью, когда она вам понадобится. – Никки заглянула ему прямо в глаза. – Какие у вас красивые карие глаза, – призналась она.
Он заморгал.
– Пегги Джин все время советовала мне купить голубые контактные линзы. Ей кажется, голубой лучше подходит к моему цвету волос.
Никки слегка наклонила голову, и несколько длинных прядок упали на щеку.
– Она неправа.
Никки встала из-за стола и сполоснула стакан в раковине, прежде чем поставить его в посудомоечную машину.
Джон слегка задрожал, как от сквозняка.
Она подошла к нему сзади и положила руки ему на плечи.
– Вы так напряжены. Плечи как камень, – произнесла она, начав делать массаж. – У моего отца напряжение тоже всегда в плечах накапливается, – сообщила она, разминая его мышцы пальцами с видом профессионала.
Он тихонько застонал, и она нажала сильнее.
– Вашим детям, должно быть, нелегко. Как вы им все объяснили? Они расстроились?
Он вздохнул.
– О, с ними все будет в порядке. Они хорошие ребята. Боже, как у тебя замечательно получается!
Она начала тихонечко молотить кулаками по обе стороны его позвоночника.
– Вот видите? Вы уже расслабились. – Потом нежно провела руками по спине; вниз по лопаткам, к дельтовидной мышце и к пояснице, чуть не коснувшись ягодиц. – У вас сильная спина. Наверное, занимаетесь спортом? – спросила она мягко, с придыханием.
– Стараюсь держать себя в форме, – ответил он, и во рту вдруг пересохло.
– Мой отец никогда не занимается спортом, – вздохнула Никки, наклонилась к его уху, и ее губы стали так близко, что он почти почувствовал их прикосновение. – Знаете, – прошептала она, – мне будет намного легче массировать вам спину, если вы ляжете.
Сразу после секса Элиот заявил:
– Я проголодался.
Бебе рассмеялась.
– Мужские особи так примитивны и зависимы от своих потребностей.
Элиот посмотрел на нее взглядом обиженного щенка:
– Что ты имеешь в виду?
Она откинулась на кровать, притворившись расстроенной.
– Выходит, тебе приятнее есть холодную пиццу, чем нежиться в постели после секса со мной?
Элиот и забыл, что со вчерашнего вечера в холодильнике осталась пицца. Он чмокнул Бебе в щеку и выпрыгнул из-под одеяла.
Бебе улыбнулась и посмотрела на часы на туалетном столике: половина пятого. Через полтора часа ей надо быть на работе, готовиться к шоу «Блеск искусственных алмазов» в воскресенье вечером. Лежа на спине, она разглядывала тень, которую отбрасывало на потолок дерево, растущее за окном. О чем можно было бы рассказать в эфире? Разумеется, она бы с удовольствием поведала зрителям об угрюмом судье, который каждый раз приносил в химчистку Элиота ночные рубашки «Секрет Виктории» большого размера. Но вероятно, это не очень хорошая идея: вдруг ей когда-нибудь придется предстать перед судом? Она услышала сигнал микроволновки, и через секунду перед ней появился голый Элиот, жующий грибную пиццу с бумажного полотенца с котятами и щенками. Ее маленькая собачка вилась у его ног, глядя вверх.
– Хочешь кусочек? – спросил он, продолжая жевать.
Бебе расхохоталась.
– Вот теперь я знаю, о чем сегодня рассказать зрителям.
Он улыбнулся с набитым ртом.
– Важе ве фмей, – пробубнил он и, проглотив, повторил: – Даже не смей. – Он уже усвоил, что все его слова и поступки рискуют попасть в эфир. На прошлой неделе вся страна узнала о том, что он не может пописать, не включив кран. Он доел пиццу, кроме корочки, которую по привычке протянул Бебе. Она почему-то больше всего любила корочки, и он всегда приберегал их для нее.
– О, я совсем забыл. Угадай, кто звонил вчера вечером? – спросил он.
Перчинка запрыгнула на кровать, и Бебе почесала у нее за ухом.
– Ты моя девочка. – Она подняла голову и посмотрела на Элиота. – И кто же?
– Моя мать, – ответил он, натягивая трусы-боксеры.
– Твоя мать? Она же умерла. – Перчинка облизала ее руку.
Элиот сунул голову в ворот футболки.
– Я имею в виду свою биологическую мать, ту, которую я никогда не видел.
