Павел Верещагин - Год крысы
Военный наблюдал за Родионом цепкими глазами.
— Не знаю, не знаю… А еще говорят, журналист сильно поплатился за свой репортаж… Сломанные ребра, тяжелое сотрясение мозга.
— Следствие доказало, что я не имею к этому никакого отношения. У меня алиби…
Военный подошел к столу и остановил запись. Потом повернулся лицом к Родиону:
— Ну что ты, как маленький, Родион… Следствие не доказало… Алиби… Да за тебя просто не брались как следует… А если бы взялись, ты бы уже давно во всем признался…
Родион некоторое время насмешливо изучал холодные глаза военного. Потом усмехнулся и медленно проговорил:
— Не люблю ментов…
Бровь военного вскинулась вверх. Он поиграл желваками и медленно проговорил:
— Я не мент…
— Все равно не люблю!
Некоторое время они в упор смотрели друг другу в глаза. Потом военный хмыкнул:
— Собственно, меня все это мало волнует. Я не по этому ведомству. Я пришел сказать, что дата определилась. Ты потребуешься послезавтра. В воскресенье.
Родион пожал плечами: в воскресенье, так в воскресенье. Ему все равно, он готов.
— План тот же, — проговорил военный. — Примерно в полдень ты приводишь своих людей на территорию Северного химического завода. Приходите поодиночке, свое знакомство не выдаете, растворяетесь в толпе. Прощупываете настроения. Люди будут возмущаться — вы поддерживаете недовольство, подогреваете протест, придаете высказываниям экстремистский характер. В нужный момент, когда люди будут достаточно возбуждены, вступаешь ты, овладеваешь общим вниманием, выдвигаешь радикальные лозунги. Твоя позиция проста: «Во всем виноват губернатор. Губернатора в отставку!» Ты настаиваешь: у тебя есть документы, подтверждающие причастность к делу руководства города.
— А они что, действительно есть?
— Кто?
— Документы.
— А тебя что, кто-то будет проверять?
Тыльной стороной ладони военный брезгливо смахнул со стола какие-то крошки и шелуху и расстелил карту прибрежного микрорайона. Он огляделся вокруг, в сомнении посмотрел на засаленное сидение стула, развернул его к столу и присел.
— Как ты живешь в этой грязи? — поморщившись, заметил он. — Ты же вроде неглупый человек… А живешь, как бомж…
Родион дернул плечом:
— Мне без разницы. Я пришел в этот мир не ради вещей! И не ради денег!
Военный покосился на него с любопытством.
— Если появится ОМОН, — продолжал инструктировать он, — вы затеете потасовку, шумите, потом растворитесь в толпе и исчезните. Вот и все.
Он подвинул карту Родиону и тот, нависнув над столом, принялся изучать место будущего действия.
Не отрываясь от карты, Родион кивнул. Дело понятное.
— А это что? Забор вокруг территории?
— Да.
— Высокий? Колючка есть?
— Забор бетонный, двухметровый. Колючая проволока осталась только местами.
Родион кивнул.
— А это река?
— Да. На реке, вот здесь, пирс. У пирса — старая баржа.
— Понял.
— Точнее не баржа, а армейский паром.
— А какая разница?
— У парома опускается задний борт для погрузки автотранспорта.
Родион кивнул. Это понятно. Но их не касается.
— А если ОМОН оцепит территорию? Как мы тогда разбежимся?
— Не оцепит. Власти не ожидают организованного сопротивления. Если что — отступайте на баржу. Отвяжете швартовые канаты и баржу вынесет в залив. А вы вплавь. Или на судовом ялике.
Родион кивнул, прикидывая по карте какие-то расстояния.
Военный исподтишка за ним наблюдал. По оценкам оперативников их секретного подразделения этот парень — прирожденный оратор. Толпу молодежи заводит с пол-оборота. При этом однако импульсивен, часто поступает под действием порыва. У руководства были сомнения по поводу его участия в операции. Но человек в штатском настоял. При правильном подходе с ним вполне можно иметь дело. Подход — это вообще главное.
— А что это у тебя за имя такое — Родион? — ухмыльнулся военный. — В честь артиста, что ли?
— Какого еще артиста?.. — поморщился парень, продолжая запоминать карту. — Родионов много разных было …
— Кто, например?
Родион хотел вспомнить, например, Раскольникова, но не стал.
— А губернатор-то вам чем помешал? — вместо этого спросил он.
— А тебе не все равно?
— Папа — не самый плохой из чиновников.
— А вот уж это — не твоего ума дело!
Родион дернул плечом: и в самом деле, не его ума. Ему все равно. Он, наконец, выпрямился. Карта точно отпечаталась в его памяти.
Он некоторое время насмешливо изучал лицо военного.
— Значит, мы разбежимся, а ОМОН останется шинковать людей?
— Каких еще людей?
— Тех, что приедут сдавать аммонит. Газеты писали, что на Северном химическом располагается офис немецкого химического концерна.
Военный холодно выдержал его взгляд:
— Людей там не будет. Там будут спекулянты, которые хотели навариться на доверчивости немцев.
Родион подумал и согласился. В общем, да. На заводе соберутся спекулянты. А спекулянты, по мнению Родиона, — это не люди.
— Между прочим, принятый порошок сгружали на баржу. На ней несколько тонн токсичного химического соединения, — зачем-то добавил военный.
— Ну и что?
— А ниже по течению водозабор Северного района.
— И что? Зачем вы мне это говорите?
— Сам не знаю. Так просто.
Военный сложил карту, убрал ее в кейс и поднялся.
— Ну, все ясно?
— Да.
— Вопросы есть?
— Есть! Когда я получу деньги?
— Ты же пришел в мир не за деньгами! — напомнил человек в штатском. — Деньги получишь после выполнения операции.
Родион презрительно прищурился:
— Я-то пришел не за деньгами. Но деньги нужны для дела. Да и моим людям нужно что-то есть и пить.
Военный задумался. И опять в его глазах вспыхнул и угас странный огонек.
— Ладно, — сказал он. — Получишь ты свои деньги. Нам больше встречаться не стоит. А деньги будут ждать тебя на барже, в ходовой рубке. В рундуке с канатами.
Родион некоторое время изучал его твердый подбородок, потом низкую границу волосяного покрова на лбу. Затем пошевелился.
— Что? — спросил военный.
— Да так. Ничего. — Родион рассеянно зевнул. — А чем вам все-таки нынешний губернатор не угодил?
Военный плотно сжал губы. Он уже сказал: это Родиона не касается.
— А впрочем, губернатор, так губернатор, — вывел Родион. — Все вы одинаковые. Всех вас ненавижу!
* * *В машине по дорогое из больницы к складу Бэха, насколько позволяло время, рассказал Ксюше о порошке и кредите, о немцах и о клинике «Счастливый шанс».
По мере того как Ксюше открывались подробности этой истории, она во все большее и большее удивлялась. Так, значит, это Матросов! Вот на кого бы она никогда не подумала. Странно! И, вообще говоря, что все это значит? Зачем такая таинственность? Пакет, влетающий в окно… Завернутые в бумагу деньги… Что хотел сказать этим Матросов?
И что теперь от него ждать? Как следует себя с ним вести? На всякий случай Ксюша прикидывала на ходу, какой теперь ей лучше, задумчиво-ласковой, или удивленно-строгой, а может, неприступно-оскорбленной?
Но в конце концов она решила, что Матросов совсем не заслужил, чтобы перед ним примерялись разные маски. Она должна сказать ему все открыто и прямо: она ему очень благодарна, — очень! — и крайне тронута его благородным поступком. Деньги нужны ей на время, и очень скоро она ему их вернет. Она будет рада с ним общаться и надеется, что со временем они смогут стать друзьями.
Бэха вырулил на площадку перед ангаром со стройматериалами и Ксюша увидела беспокойную очередь, торчащую из дверей, и возвышающуюся над толпой лохматую голову Матросова.
— Тебе лучше в сторонке подождать, — сказал Бэха, вытягивая ручной тормоз. — Видишь, что творится!
Матросов увидел, как Ксюша выпрыгивает из фургона, и по его лицу пробежала тень. Затевая всю эту историю с деньгами, он предполагал, что они с Ксюшей познакомятся ближе и, может, даже будут дружить, но что это произойдет так быстро и при таких обстоятельствах — он никогда не думал.
Ксюша уселась на скамейку и принялась ждать. Ей было видно, как Бэха развернул фургон и подал задом к воротам ангара. Они с Матросовым скрылись, а потом оба вышли: Бэха распахнул заднюю дверцу, и Матросов доверху загрузил кузов полиэтиленовыми пакетами с алым порошком. Потом они о чем-то посовещались, Бэха запрыгнул в кабину и завел мотор, а Матросов пошел по направлению к Ксюшиной скамейке.
Загружая в фургон мешки, Матросов кое-как взял себя в руки, и решил, что самое главное сейчас — сказать Ксюше, что она ничего такого ему не должна, что он помог ей чисто по дружески, что деньги — это только деньги, и когда у нее будет возможность, она их и вернет. То есть, если бы они подружились со временем, он был бы рад, но и только! Ничего более!
