Ларс Хусум - Мой друг Иисус Христос
Эти беседы с Марианной благотворно сказывались на состоянии моего здоровья. Порой я даже забывал о боли в животе. И все из-за Марианны. Она сама мне ничего не рассказывала, но я выкладывал ей кучу всего. Между нами установилась какая-то особая интимность. Сначала я просил Йеппе уходить во время наших с ней бесед, так как он все время старался подобраться к нам поближе. Однако он ощущал неуверенность, как только удалялся от меня, и я решил плюнуть на его присутствие. Он сидел в нескольких метрах от нас и внимательно слушал. Со временем до него дошло, что он не входит в наши с Марианной планы, и он перестал следовать за нами, когда Марианна звала меня уединиться. Вскоре Марианна начала прикасаться ко мне, гладить по щеке, иногда она даже целовала меня, правда, только в лоб, в щеку или в руку, но чем более я был расстроен и беспомощен, тем больше было прикосновений. Я бы очень хотел, чтобы и она рассказала мне что-нибудь, и я мог ответить ей прикосновением, но она замкнулась. Я знал, что она разговаривает со всеми, кроме меня. Она по-прежнему относилась ко мне с недоверием, ведь я еще ничего не доказал.
Но не только Марианна хранила свои тайны. У Карен тоже была тайна. Я чувствовал это, когда мы с ней разговаривали. Что-то ожидало нас в Тарме, что-то хорошее и необычное.
Свищ отрывается
Мне пришлось поругаться с Великом и Свищом: они часто не являлись домой в условленное время. Они постоянно обещали, что больше такое не повторится, но на следующий день мы вновь вынуждены были их ждать. Велику было неприятно, потому что он относился к моим словам серьезно, но ему не удавалось оторвать Свища от столичных развлечений.
Свищ балдел оттого, что район Нерребро оказался огромной дырой с мусором на улицах, что здесь так много пакистанцев, которые часто орут по ночам. Ему сносило крышу оттого, что пустующий дом на углу захватили маргиналы. Его сводило с ума количество народу. И вообще, он тащился от Копенгагена, потому что это не Тарм.
Велик обещал нам, что это всего лишь период, который обязательно пройдет, но пока что Свищ пробовал все подряд с огромным энтузиазмом. Копенгаген был для него потрясающим, и все здесь поражало его. Велик пытался добросовестно следовать за Свищом. Они друзья, а друзья обязаны присматривать друг за другом. Но Свищ не собирался его ждать. Либо ему было все равно, либо он пытался отделаться от Велика. Он часто пропадал с какой-то мелкой зеленоволосой потаскухой, с которой повстречался на вечеринке в заброшенном доме, а Велик оказывался среди тинейджеров в майках с Че Геварой.
Очевидно, появились какие-то трения между ними, хотя раньше их никогда не было. Йеппе тоже заметил это, потому что Велик начал с ним разговаривать. Это приводило Йеппе в замешательство, но все же нравилось ему. Велик садился рядом с ним и принимался рассуждать о какой-то тривиальщине, в то время как Йеппе излучал благожелательность и дружелюбие. Йеппе говорил мало, но слушал, улыбался и смеялся, пока Велик не бормотал наконец:
– Извини. Наверное, я не умею с тобой нормально разговаривать.
Неуместное извинение, но тем не менее.
Бабочка
Я начал бегать. Сначала я ощущал себя довольно по-дурацки, потому что больше ходил, чем бегал, но довольно быстро почувствовал прогресс. Всего через неделю я уже мог пробежать трусцой вокруг двух озер.
Началось все с мысли о бабочке на ее ягодицах.
Я увидел ее обнаженной совершенно случайно. Она забыла запереть дверь, а я не знал о том, что она в ванной. Наверное, мне не надо было так долго стоять и пялиться, но до меня даже не сразу дошло, что она вдруг оказалась передо мной нагишом. Татуировка на попе! Неужели это разрешают «Свидетели Иеговы»? Наконец она вышла, такая красная, что с трудом можно было понять, где заканчивается лицо и начинаются волосы. Свищ с любопытством посмотрел на меня:
– Почему ты такой довольный?
Я наклонился вперед, сделал ему знак, чтобы он подошел поближе, и прошептал:
– Я только что видел Марианну голой.
– Врешь.
– Не вру. Она забыла закрыть дверь ванной на защелку. У нее на попе татуировка – бабочка.
– Не может быть… – Он сомневался.
Вдруг меня вырвали из кресла. Это Марианна схватила меня за ухо. Она была в ярости и почти открутила мне ухо. Свищ поспешил удалиться, не желая неприятностей. Я посмотрел в ее горящие глаза и жалко пролепетал:
– Я не специально.
Она отпустила ухо. Гнев ее потихоньку иссякал.
Мне не терпелось, и я спросил:
– А зачем тебе татуировка?
Она сомневалась какое-то мгновение, заслуживаю ли я ответа, но в итоге кое-что рассказала:
– У нас с моим бывшим парнем одинаковые татуировки.
– Это с албанцем? А у него что, тоже на заднице?
– Нет, у него на груди. А я хотела сделать себе на таком месте, чтобы никто не видел.
– А я видел, – сказал я, представляя себе ее шикарный зад.
– Поздравляю.
– Спасибо. А ты с ним видишься?
Она взвесила каждое слово, прежде чем ответить:
– Нет, он не смог меня дождаться.
– А жаль.
– Да, это было неприятно. Больше я ничего тебе не скажу… – Она с интересом смотрела на меня. – Я тебе нравлюсь, да?
Я насторожился, потому что понял, что она хочет что-то выведать. Хотя мне удалось остаться честным.
– Я считаю тебя привлекательной.
Она подошла ко мне очень близко и прижалась носом к моему носу. Поцелует? Она сказала мне тихо и ласково:
– Если тебе удастся справиться с этим, я окажусь с тобой в одной постели.
Я в ступоре пялился на нее.
– Но ты же не собираешься заниматься сексом, как Анита.
Она с улыбкой отстранилась:
– Нет, мне надо не этого, это другое.
– Как?
– Вот так. Но если тебе не удастся, то сегодня – первый и последний раз, когда ты видел меня обнаженной. И еще, Николай, тебе надо похудеть. Я совсем не хочу спать с моржом.
Черт возьми, я не морж!
Когда я вернулся домой весь в поту, она посмотрела на меня нежно и довольно, и я дал ей понять, что я делаю это для нее. Она посмеялась, но не смогла скрыть свою гордость. Для Марианны очень много значило, что она способствует моей перемене.
Чертова пробежка
Я бегал вместе с Йеппе. Сначала Йеппе пытался болтать со мной, но я не отвечал: у меня не хватало воздуха на разговоры во время бега. Так что мы молча бежали рядом. Вдруг я осознал, что Йеппе исчез. Я огляделся. Мне потребовалось какое-то время на то, чтобы обнаружить его – он стоял в озере в пятидесяти метрах позади меня. Причем он двигался к центру озера, а не к берегу. Я спустился вниз и в недоумении смотрел на него. Он уже находился так далеко от берега, что вода доходила ему до попы. Наверное, ему было очень холодно. Все-таки начало декабря. У меня изо рта шел пар.
– Йеппе, ты что там делаешь?
Он испуганно обернулся на мой крик. Казалось, он не узнает меня. Потом закричал:
– Беги, Николай, беги!
Он стоял посреди озера Пеблингесе и вел себя довольно-таки странно. Народ усмехался, пробегая мимо.
– Я и бегаю. Что ты там делаешь?
– Беги же!
Тут я заметил, что он смотрит на какую-то точку за моей спиной. Я медленно обернулся, а Йеппе продолжал орать:
– Нет, хватит пялиться! Беги!
Но я не сдвинулся с места, пока не огляделся вокруг. И тогда понял причину его ужаса. Позади меня стоял его старший брат с двумя парнями лет семнадцати.
– Привет, Николай.
Я молчал.
– Я поздоровался.
– Ты ничего ему не сделаешь.
– Мне подойти к тебе поближе, засранец?
Йеппе стоял в озере в десяти метрах от берега, но я слышал его пронзительный вой.
– Ты не можешь просто сказать «привет»? – Сатана приблизился ко мне. – Скажи: «Привет». Это не так сложно.
Он обрадовался нашей встрече. Я бы очень хотел убежать от него, потому что шансов устоять против Сатаны у меня не было никаких. Но бежать я не мог. Я превратился в жирную улитку. Боковым зрением я увидел, как Йеппе подобрался поближе к берегу, но совсем чуть-чуть. Он не смел приближаться к нам. Я почувствовал облегчение. Йеппе все равно никак не мог мне помочь, только покалечился бы сам. Сатана был слишком силен.
– Как у тебя дела?
– Хорошо.
– По крайней мере, жрешь ты явно неплохо. И снова возишься с моим мелким братом.
– Сатана, кто это? – спросил его один из парней.
– Вы не знаете, кто это такой? – Сатана искренне изумился. – Он уже не из вашего поколения? Николай Окхольм.
– Тот самый Николай? – удивились они.
– Да, тот самый Николай. Сынок этой чертовки Грит Окхольм.
– А кто это?
Этот ублюдок не знает, кто такая моя мать!
– Певица Грит Окхольм! Если ты ее не знаешь, то почему говоришь «тот самый Николай»? – Сатана был раздражен.
