Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2009)
9
Этот сорванец с младенчества был себе на уме. Лет пять-шесть назад, когда Марлен Саидваккасович не ушел еще на пенсию, у него была служебная машина, белая ГАЗ-31. Как-то раз утром он позвонил дочке. Трубку поднял внук. “Эй, ты почему до сих пор не в садике?” — “А я жду машину”. — “Зачем тебе машина, ведь садик рядом?!” — “Ваша работа тоже рядом…” — “Да знаешь ли ты, кто я? Я — партийный руководитель!” — “Ну и что? А я — внук партийного руководителя!”
Марлен Саидваккасович пробурчал тогда что-то невнятное, не найдя, что ответить.
10
Махсум больше других баловал своего младшего внука, напевно читавшего газели и некоторые суры Корана. После совершения детьми
“хиджры” — переселения за границу — он еще долгое время приносил сладости из мечети, за что Марлен пару раз рассеянно упрекнул Махсума. Тот не обижался, а лишь, потирая всегда влажные глаза, краснел и улыбался.
11
У Махсума были странные привычки. Иногда он ударялся в перечисление своих предков, восходивших по родословной к святым сайидам, порой начинал презрительно рассуждать о выходце из этого рода, своем двоюродном брате Солихане-тура. “Не знаю, правильно ли я сделал, — начинал свой разговор бедолага, — на днях он велел мне справиться у вас, скоро ли возвращается мой сын Абдуманнаб из Америки, говорит, дело к нему есть. Так я сделал вид, будто отправился к вам, а сам завернул в чайхану на Чорсу, целый день просидел там за разговорами с этими бездельниками, а вечером пошел к нему и сказал, что еще не скоро приедет”. Такой простоте не знаешь, то ли смеяться, то ли думать, что лукавит.
12
С этим своим двоюродным братом Махсум познакомил и Марлена. Богатырского сложения, обладатель огромных усов — перед Солиханом-тура раскланивался всяк. “Эй, чего ходишь петухом? У меня х… с тебя ростом, ё…у по шапке — и ляжешь, ишь пялится!” — сказал он раз на базаре наводящему порядок милиционеру.
13
“Перестаньте, не говорите мне больше об этих своих муллах! — презрительно махал он рукой на Махсума. — Эти ваши пьяницы, взяв у меня ключ от пустой квартиры, е…т там девок”. Услышав такой приговор родственника, Махсум заливался краской стыда перед сватом. К тому же его охватывало смущение за духовенство, недавно обретшее некоторую поддержку и несколько разбалованное этим.
14
Даже Солихан-тура, бросавший в казан для миски наваристого бульона чуть ли не целого барана, ничего не смог унести с собой в мир иной. Совершенно здоровый человек в одночасье грузно свалился с ног и лишился дара речи. Где уж там былая прыть! Через два дня отдал богу душу. И семь златотканых халатов, в которых он любил щеголять перед гостями, и лисья шапка некоего курбаши, считавшаяся реликвией, достались его племянникам и назойливым прислужникам.
Махсум рассказывал: “Он мне говорил: „Скажите своему Абдуманнабу, пусть найдет там, за границей, первоклассного режиссера, я надену свою шапку, накину на плечи лисью шубу и сыграю ему курбаши! Голосом мне подсобит Наби, скажем — конфетку сделает!””
Теперь вот и народный артист Союза Наби Рахимов покинул этот мир…
15
Нет теперь и самого Махсума, сказавшего эти слова… Проститься с ним не приехали ни сын из-за границы, ни родственники родовитые. Кто очень постарался, успел к сороковинам. Хорошо, что в соседних домах проживают несколько пенсионеров, хоть и от имени махалли, но собрались, подставили плечи под носилки. А ведь на самом деле сплотил этих стариков в махаллю сам Махсум. Он и Марлена будил до рассвета, нарушая его покой: “В Сакичмане дают плов, надо съездить”. Затем они вдвоем обходили дома, созывая этих стариков, чем накликбали на себя брань и недовольство русских и корейцев, и ехали в такую рань в этот проклятый Сакичман, расположенный черт-те где! Нет теперь того, кто объединял их в махаллю. Марлен им в головы не годится.
16
Марлен вспоминал долгие зимние вечера, проведенные с Махсумом. Когда не работало отопление и не подавали горячую воду, они зажигали все четыре конфорки газовой плиты и сидели, любуясь голубыми отсветами пламени. Спор у них возникал на любую тему.
В один из вечеров разговор коснулся имен, и Марлен, защищая свое имя, начал рассказывать об отце. Отца призвали на фронт, и он пропал без вести на подступах к Харькову. В похоронке, присланной с фронта, подробно описывался героизм и самоотверженность Саидваккаса, вступившего в бой в первых рядах бойцов за Родину. Впоследствии председатель сельсовета Ашурмат, вернувшийся с войны покалеченный, сказал: “Наверное, погиб в танковом бою и в массовом порядке похоронен в братской могиле”. Саидасрора Саидваккасова, отданного под впечатлением героизма отца в Суворовское училище, нарекли новым именем Марлен — от первых слогов имен пролетарских вождей.
17
В тот вечер, когда завязался разговор о войне, Махсум рассказал, как его самого отправили на войну в семнадцать лет в числе добровольцев, приписав к возрасту несколько лет, а там послали шофером на Ленинградский фронт. Расспросив, Марлен выяснил, что он шоферил на льду Ладожского озера, прозванного “Дорогой жизни”. После езды без продыха в течение двух месяцев Махсум выбился из сил и однажды заснул за рулем. Машина одним колесом попадает в полынью и упирается носом в лед. Бог милует на этот раз. Ящики же, прикрепленные канатом к борту, уходят под воду. Машину на буксире кое-как оттаскивают на дорогу, однако Махсума, причислив к “врагам народа”, собираются сослать в Сибирь, но в дело вмешивается командир, и он попадает в штрафную роту.
Что было дальше, Махсум никогда не рассказывал…
18
Марлен тоже не делился своей тайной.
Года через два после войны неизвестно откуда вернулись “пропавшие без вести” пять-шесть односельчан. НКВД все равно не дал им покоя — многих из них приговорили к двадцати пяти годам лишения свободы. Среди вернувшихся был некий Касымкори — образованный по тем временам человек, — почему-то его не тронули. Более того, он стал ревизором райбанка и не давал житья многим сельчанам. Однажды Касымкори пригласил Марлена к себе в дом и, когда начало смеркаться, вывел его в сад и, будто показывает молодые деревца, под страшным секретом сообщил, что отец его Саидваккас жив, что после роспуска Туркестанского легиона эмигрировал в Турцию.
19
Начинавшего свою служебную деятельность в милиции Марлена многие годы мучила эта тайна. Сначала он принял это за навет. На всякий случай даже продумал, как от этого избавиться. Однако Касымкори вел себя как ни в чем не бывало. Марлен же стал наводить справки о нем. Когда он через родственника, работавшего в областном НКВД, сделал запрос в центре, то пришел ответ, что Касымкори числится в списках погибших. Так служивший имамом в Туркестанском легионе Касымкори “нашел покой” среди павших за Родину. Но Марлен об этом не сообщил ни одной живой душе — между ними стоял живой отец.
Но вот ревизор райбанка вышел на пенсию, дожил свои года и лет двадцать тому назад тоже покинул этот мир. А начавший рядом с ним движение по служебной лестнице “сын героя войны” Марлен, подобно молодым росткам в его саду, набирал силу.
20
Он ненадолго заснул в безветренной ночи, и ему приснился кошмарный сон. Явившийся невесть откуда на “виллисе” Касымкори говорит: “Идемте вон туда, я там что-то увидел, не пойму: то ли дух, то ли нечистая сила”. — “Да бросьте вы! Неужели все еще носитесь с отцовскими предрассудками!” — отвечает Марлен. Касымкори везет Марлена в указанную сторону, останавливает машину и, бросив: “Сейчас приду”, — исчезает.
В машине горит свет, оставшийся один Марлен оглядывается по сторонам и недовольно произносит: “В жизни не видел нечистую силу, болтают тут разное…” И в этот момент, когда он мысленно спорит с Касымкори, с правой стороны к нему подбирается белая рука. Но где взять силы и решительности оглянуться, чтобы узнать, откуда тянется эта рука! Завороженный вьющейся, как лебединая шея, рукой с клеймом, похожим на тюремный знак, Марлен слышит под ухом шепот: “Гаси свет”. Марлен в тот же миг начинает торопливо произносить слова из молитвы: “Ла илаха иллалах… Ло ховлу иллаха…”
А рука обвивается вокруг его шеи. Он испуганно обеими руками хватается за нее. “Какую же мне еще молитву прочитать?” — думает он и начинает сбивчиво читать другую молитву, но божественные слова не действуют на эту руку — она не исчезает. Он мечется, задыхается, выбивается из сил, отталкивая в сторону ветрового стекла мягкую как тесто руку, но бесполезно…
