Томас Пинчон - Рассказы из авторского сборника «Выкрикивается лот сорок девять»
— Свою жену,— пояснил Тим.
— Джил? — произнес Макафи. Его глаза были закрыты, он словно изо всех сил старался их открыть.— Джил здесь?
— Вы сказали, что она приедет за вами,— напомнил Тим.
— Нет, не приедет. Кто тебе такое сказал, парень? — Его глаза внезапно открылись, пугающе белые.
— Надо ей позвонить. Эй? Хоган? Позвонишь ей от меня?
— Я Тим,— сказал Тим.— Какой у нее номер?
— В бумажнике.— Он достал из кармана потрепанный бумажник из коричневой кожи, битком набитый всякой всячиной.— Сейчас– И он принялся рыться в бумажнике, перебирая бумажки и вынимая старые визитные карточки агентств по трудоустройству, торговцев машинами, ресторанов, расположенных по всей стране; календарь двухлетней давности с расписанием футбольных матчей Техасского университета; фотографию, где был снят он сам в военной форме, улыбающийся рядом с девушкой в белом пальто, которая тоже улыбалась, потупив взгляд; запасной шнурок, прядь чьих-то волос в конверте с наполовину оборванным названием госпиталя в углу; старое водительское удостоверение армейского образца, давным-давно просроченное; пара сосновых иголок, кусочек язычка от саксофона, клочки и обрывки разноцветных бумажек. На одном таком листочке голубого цвета было написано «Джил» и указан нью-йоркский адрес и номер телефона.
— Вот.— Он протянул листочек Тиму.— Позвони ей за ее счет. Знаешь, как нужно звонить? — Тим кивнул.— Закажи междугородний разговор и попроси позвать мисс Джил…– Он щелкнул пальцами, вспоминая фамилию,-…Джил Пэттисон. Да.
— Уже поздно, — заметил Тим. — Может, она спит? — Мистер Макафи ничего не ответил. Тим вызвал оператора и заказал междугородний разговор.— Я должен назвать свое имя или нет?
— Нет, нет, скажи, что звонит Карл Макафи.— Связь как будто оборвалась. Когда телефонистка дозвонилась, никто долго не брал трубку.
— Нет, ее здесь нет,— ответил наконец мужской голос– Она уже неделю как уехала на Западное побережье.
— Вы не знаете другого номера, по которому ей можно позвонить? — спросила телефонистка.
— Где-то был адрес– Мужчина отошел от теле фона. Наступила тишина, и в какой-то момент Тим почувствовал, что одной ногой он стоит на самом краю пропасти, по которому ходил — Бог знает, сколько времени,— сам того не подозревая. Он посмотрел вниз и тут же в страхе отпрянул, но при этом успел уловить неприглядность ночи — ночи, которая была здесь, и в Нью-Йорке, и, наверное, на том побережье, о котором говорил мужчина по телефону; эта ночь накрыла всю землю, скрыв во мраке и без того еле различимых крошечных людей; и Тим подумал о том, как трудно, как безнадежно трудно найти человека, который вам вдруг понадобился, если только вы не живете с ним всю жизнь в одном доме, как Тим со своими родителями. Он бросил взгляд на человека, лежащего на кровати, и только сейчас осознал, насколько одинок и потерян мистер Макафи. Что будет он делать, если им не удастся разыскать эту девушку? Тут мужчина на другом конце снова взял трубку и прочел адрес, Тим его записал, а телефонистка спросила, надо ли звонить в справочную Лос-Анджелеса.
— Да,— сказал мистер Макафи.
— Но если она в Лос-Анджелесе, она не сможет приехать за вами.
— Мне надо с ней поговорить.
И Тим еще некоторое время слушал потрескивание и шорохи в трубке, словно чьи-то пальцы шарили в темноте, простершейся над всей страной, пытаясь на ощупь отыскать одного из миллионов живущих в ней людей. Наконец ответил женский голос, это была Джил Пэттисон. Телефонистка сообщила, что с ней за ее счет хочет говорить Карл Макафи.
— Кто? — не поняла девушка.
Раздался стук в дверь, и Гровер пошел открывать. Телефонистка повторила имя мистера Макафи, и девушка вновь спросила: «Кто?» В дверях возникли двое полицейских. Этьен, сидевший за кроватью, взвизгнув, сиганул в ванную и с громким всплеском плюхнулся в воду.
— Леон, который дежурит внизу, попросил нас посмотреть, что здесь происходит,— начал один из полицейских.— Этот тип привел вас сюда, ребятки?
— Дежурный знает, что мы сами пришли,— сказал Гровер.
— Так что мне делать? — спросил Тим, помахав телефонной трубкой.
— Повесь трубку,— сказал мистер Макафи.— От бой.— Он лежал, сжимая кулаки и глядя на полицейских.
— Слушай, приятель,— заговорил второй полицейский,— коридорный сказал, что у тебя тут не набралось денег на бутылку виски, так?
— Верно,— ответил мистер Макафи.
— Номер стоит семь долларов в сутки. Как собираешься расплачиваться?
— Никак,— сказал мистер Макафи.— Я бродяга.
— Вставай,— скомандовал первый полицейский.
— Эй,— крикнул Тим,— не забирайте его. Он болен. Позвоните в АА, там о нем знают.
— Остынь, сынок,— сказал другой полицейский. — Он бесплатно переночует в хорошей комнате.
— Позвоните доктору Слотропу,— сказал Тим. Полицейские подхватили мистера Макафи с кровати и повели к двери.
— А мои вещи? — спросил тот.
— Кто-нибудь о них позаботится. Пошли. И вам, детки, давно пора по домам.
Тим и Гровер поплелись за ними в коридор, спустились на лифте в холл и, пройдя мимо портье, вышли на пустынную улицу, где полицейские усадили мистера Макафи в патрульную машину. Тим подумал, что, возможно, слышал их голоса по радио у Гровера, возможно, они возникали в его снах.
— Поосторожней с ним,— крикнул он полицейским.— Он правда болен. О нем надо позаботиться.
— Уж мы-то о нем позаботимся,— сказал полицейский, который сел на заднее сиденье.— И он знает об этом. Верно? Посмотри на него.
Тим посмотрел. Но сумел разглядеть только белки его глаз и блеск пота на скулах. Затем машина, протяжно взвыв, умчалась прочь, оставив после себя запах резины. С тех пор мистера Макафи они больше не видели. На следующий день они заходили в участок, но там им сказали, что его увезли в Питтсфилд, и невозможно было проверить, действительно ли это так.
Спустя несколько дней бумажная фабрика вновь заработала, и надо было готовиться к очередной операции «Спартак», а тут еще Нунци Пассарелле пришла в голову одна идея: он предложил раздобыть на свалке у отца Этьена пару автомобильных аккумуляторов, несколько фар и немного тошнотно-зеленого целлофана, повесить фары возле железнодорожного перегона на выезде из Минджборо, где поезд замедляет ход перед поворотом, собрать человек пятьдесят ребят, надеть резиновые маски-страшилки, накидки и самодельные крылья, как у летучих мышей, засесть на склоне у железной дороги и, когда из-за поворота появится поезд, включить фары с зеленым целлофаном и посмотреть, что будет. И хотя удалось собрать только половину от намеченного количества ребят, все прошло вполне успешно: поезд затормозил с жутким скрежетом, тетки завизжали, проводники заорали. Этьен вырубил свет, и дети, поднявшись по насыпи, разбежались кто куда. После этой проделки Гровер, который в тот вечер был в маске зомби собственного изготовления, высказал странную мысль: «Я теперь чувствую себя по-другому и гораздо лучше, после того как побыл зеленым, пусть даже тошнотно-зеленым, пусть даже всего одну минуту». И хотя они об этом больше не говорили, Тим чувствовал себя точно так же.
Весной Тим с Этьеном впервые в жизни забрались на товарный поезд и доехали до Питтсфилда, где им надо было встретиться с торговцем по имени Арти Когномен. Это был толстяк с непроницаемым лицом, раньше живший в Бостоне и похожий на члена городского управления; он курил трубку с чашечкой в виде головы Уинстона Черчилля с сигарой. Арти продавал разные забавы и штуки для розыгрышей.
— Есть отличное жидкое стекло, только что прибыло,— сообщил он.— А также широкий выбор звучащих подушек, взрывающихся сигар…
— Не надо,— отрезал Этьен.— Что у вас есть, чтобы изменить внешность?
Арти продемонстрировал им все, что у него было: парики, накладные носы, очки с подрисованными вытаращенными глазами и прочую дребедень. Но они в конце концов выбрали только усики, которые легко прицеплялись под нос, и две баночки черной краски для лица.
— Вы, парии, похоже, не цените достижений прогресса,— сказал мистер Когномен.— Эта ерунда пылится у меня уже много лет. Может, она уже и не черная вовсе. Вы что, собираетесь воскресить водевиль?
— Мы собираемся воскресить друга, — не задумываясь выпалил Этьен и удивленно переглянулся с Тимом, как будто эти слова произнес кто-то четвертый в комнате.
Затем летом семья Баррингтонов поселилась в Нортумберлендских Усадьбах, и дети, как обычно, узнали об этом заранее. Их родители вдруг стали говорить о приезде Баррингтонов больше, чем о других новостях. В их разговорах стали звучать такие слова, как «обесценивание недвижимости»[134] и «интеграция».
— Что такое интеграция? — спросил Тим у Гровера.
— Я знаю, что интегрирование — это операция, обратная дифференцированию,— ответил Гровер, затем провел на доске оси х и у кривую.— Пусть это будет функция от х. Рассмотрим значения кривой на малых отрезках по оси х,— и он провел не сколько вертикальных линий от кривой на ось х, на подобие вертикальных прутьев тюремной решетки, — их может быть сколько угодно, и они могут располагаться как угодно близко друг к другу.
