Первая в списке - Виткевич Магдалена
– Думаю, я получу эту работу. Они должны позвонить.
– Отлично, а что за работа?
– Фирма занимается пластиком. Это вкратце. Делают упаковку. Кроме того, она связана со многими другими фирмами, поэтому хорошие перспективы служебного роста. Здесь так принято: если я справляюсь с работой на одной должности, то перехожу на уровень выше. Пока что такое возможно, потому что компания находится на взлете.
– Ну а сама-то работа небось скучная, да?
– Знаешь, я так не думаю. Для начала я буду заниматься поиском клиентов. А потом посмотрим.
– Типа торговый представитель?
– Не совсем. Они дают базу потенциальных клиентов. Нужно только поддерживать с ними связь, встречаться, утрясать проблемы.
– Много командировок?
– Не без этого, – поморщился он, – но мы справимся. Я не сказал тебе самого главного. Угадай, где находится эта фирма, – прошептал он с какой-то дьявольской хитринкой.
Я не помню, чтобы в радиусе пяти километров от нашего места жительства была какая-то фирма, торгующая пластиком. Может быть, за границей? Но мы не говорили об отъезде, так что, вероятно, Томек не был бы так счастлив. А впрочем, чем черт не шутит…
– Англия? Германия? – спросила я.
– Нет. – Он удивленно посмотрел на меня. – Польская фирма. Представь, Гражка, они в Костежине. Может, не в самом городе, но там, где выезд на…
Дальше я не слушала. В какой еще Костежине? Мы же договорились, что остаемся в Гданьске!
– Томек… но ведь мы же договаривались, что работу ищем здесь.
– Ты не рада? – спросил он удивленно.
– Мне пока что не с чего радоваться, – ответила я.
Я уже знала, что буду усердно молиться каждый день, чтобы он не получил эту работу.
– У меня уже есть работа. Деньги приличные…
– Сколько?
– Для начала две тысячи. После испытательного срока две триста.
Для тех лет это были огромные деньги. Я поостыла.
– Но мы же говорили, что останемся в Гданьске… – Я еще пыталась бороться за мечты.
– Гражка. Но ведь ты знаешь, как обстоят дела с работой в Гданьске. А там, в Костежине, снимем недорогую квартиру…
Я улыбнулась. По крайней мере, хоть это плюс, что он не собирался жить с мамой.
– Ты не хочешь жить с мамой? – решила я окончательно убедиться.
– Хватит, с мамой я уже нажился.
Я вздохнула с облегчением, но на душе было тревожно: как-то уж все слишком гладко получалось. Томек меня дурачил. Долго. Он, конечно, получил эту работу, я заканчивала колледж, поэтому все еще жила в Гданьске, и он вернулся в свою холостяцкую комнату у мамы. Я приезжала туда на выходные, потому что, в конце концов, лучше сидеть за городом, чем в городе. У меня не было своего места в этой комнате. Там было полно плакатов с длинноволосыми парнями с гитарами, была стена, окрашенная в синий цвет, на которой Томек десять лет назад нарисовал Солнечную систему. Это была мужская комната, а вернее – мальчишеская. Я не хотела строить свой брак в комнате подростка и в доме, принадлежащем свекрови. Мне хотелось быть королевой в собственном замке.
Я забеременела еще до окончания института. Я злилась на Томека за то, что он рассказал об этом маме без меня. Даже без моего согласия.
– Вы переедете в гостиную, – заявила мама. – Прежняя комната Томека будет детской. Мы уже выбрали краску.
Я была в ярости. Томек даже не смотрел на меня.
– Кто это «мы», которые уже «выбрали»? – спросила я.
– Ну я и Томусь, – ответила свекровь. А мой муженек стоял словно воды в рот набрал.
– Томек, – процедила я сквозь зубы. – Пойдем поговорим.
– Что-то не так, Гражинка? – спросила мама. – Если краска тебе не понравится, мы купим другую!
Я вытащила мужа вроде как на прогулку и все ему выложила.
– Ты обещал, что мы будем жить одни. Ты обещал, что мы снимем что-то свое. А теперь вы вместе с мамой планируете цвет стен в комнате нашего ребенка? Чей это ребенок? Наш или твоей матери?! – кричала я на него, стоя посреди улицы.
– Гражка…
– Что Гражка, что Гражка? Я хочу иметь свою квартиру. Жить там только с тобой. Если бы ты тогда не приехал ко мне в Гданьск, ребенка тоже не было бы, потому что в доме твоей матери мы не занимаемся сексом, потому что дверь сломана. Я действительно хочу, наконец, проводить вечера только с тобой!
– Но мама помогает…
– Конечно, помогает. Готовит, убирает, стирает носки и штаны. Но разве ты не понимаешь, что взрослая жизнь состоит не в этом? Не в том, чтобы кто-то стирал тебе носки. Этим должен заняться ты сам. Это ты должен вставать к ребенку и менять ему подгузники. Ну или я. Но никак не твоя мама, которая только и стремится выручить тебя во всем!
Мне до сих пор кажется, что Томек этого абсолютно не понимал. Мы проговорили тогда несколько часов, и он наконец признал мою правоту. Мы все-таки купили квартиру. А если по-честному, то это родители купили ее нам. Крохотная такая квартирка, зато своя. В Костежине, конечно. Потому что у Томека там была работа. А я? Я была беременна, так что могла жить где угодно.
Сразу после защиты мы собрали наши вещи из квартиры в Гданьске. Мы стояли тогда в пустой комнате и вспоминали лучшие моменты проведенной там жизни. Я мечтала, чтобы они когда-нибудь вернулись. В Костежине мы купили квартиру достаточно близко от мамы, чтобы можно было когда угодно ее посетить, но достаточно далеко, чтобы не заглядывать друг другу в окна. Нам там хорошо жилось. Наконец я почувствовала себя как дома. Родилась Марта, и свекровь действительно очень нам помогала. Когда дочери исполнился годик, я вышла на работу. Я преподавала математику в местной начальной школе. Томек продвигался по службе. Каждое утро я приводила Марту к бабушке. Потом пришла вторая беременность. Она далась тяжело. Почти все время пришлось лежать. Я переехала к свекрови. Опять мы с Мартой оказались в комнате с Солнечной системой на синей стене… Конечно, Томек навещал нас. Почти каждый день. Почти, потому что работал все больше и больше. Он стал вице-президентом компании. Такая карьера не могла не произвести впечатление. Еще до тридцати получить такую должность на фирме, где работало более ста человек, это был прорыв. Все время он просиживал на работе, часами корпел над какими-то таблицами, старался все утрясти. Переживал за все – и за работу, и за меня. О многих вещах мне он не говорил, не желая раздражать.
Маме он рассказывал больше. Я очень ревновала его. Они сидели втроем с маленькой Мартой на кухне, пекли какое-то печенье и говорили приглушенными голосами. До меня долетали лишь отдельные слова, но у меня не получалось сложить из них целое. Я слышала что-то об отходах, переработке, загрязнении. Мама успокаивала Томека, а он… он начал курить. Когда-то, когда мы еще учились в институте, мы покуривали, и даже не покуривали, а так, баловались. Теперь же от него постоянно пахло табачным дымом, несмотря на все его попытки заглушить запах мятной жвачкой.
– Ты куришь, – сказала я ему однажды.
– А… знакомого одного встретил. Разговорились, то-се, ну и… – Он объяснялся как ребенок, которого мать застукала с сигаретой.
– Томек. – Я посмотрела на него понимающим взглядом. – Тебе не нужно от меня ничего скрывать, только скажи зачем?
Он пожал плечами.
– Ты нервничаешь? Из-за чего? Из-за работы? Из-за меня? – рассуждала я вслух. – Смотри, уже тридцать вторая неделя. Уже вышли на финишную прямую. Даже если сейчас родится, все будет хорошо.
– Наверняка все именно так и будет, – твердо сказал он.
– Само собой, – подтвердила я. – Тогда что? Неприятности на работе?
– Самая малость, но без этого нет ни одной работы. – Он улыбнулся. – Но я справлюсь со всем, потому что кто, если не я?
– Расскажешь мне? – спросила я.
– Расскажу. Обязательно. Попозже, а сейчас, прости, я обещал Марте выйти с ней погулять.
Я понимала, что это просто отговорка. Он не хотел говорить со мной о проблемах. Конечно, чтобы не волновать меня. Он боялся, что, если я расстроюсь, Стась родится слишком рано и тогда нам будет еще труднее. К разговору мы так и не вернулись. Стась родился в срок, весил больше четырех килограммов. Уж и не знаю, как мне удалось родить его, но как-то получилось. Мы рожали, конечно, вместе, и обе бабушки висели на телефоне с моим мужем, узнавая онлайн о развитии ситуации.
