Комната Вагинова - Секисов Антон
Она выходит следом за бабушкой и оказывается во дворе. Это двор панельной пятиэтажки с небольшим садиком. Десятки и сотни точно таких дворов есть почти в каждом российском городе, но Нина сразу догадывается, что попала в родной Приозерск. Она смотрит на шины, из которых сделаны клумбы, на цветы и садовых гномов. Бабушки нигде нет. Вдалеке Нина видит здание из цельного гранита, напоминающее крепость. Это местная кирха. Нина ни разу в ней не была и не стремится сейчас, но какая-то сила подталкивает Нину зайти внутрь.
Обстановка в кирхе вполне аскетичная, хотя с потолка свисает огромная пышная люстра из хрусталя. Ровно под ней стоит молодой пастор в черной рубашке и джинсах. Рядом с пастором несколько человек, их лиц нельзя разглядеть, но, в общем, это обычные прихожане. Нину никто не замечает, и она гуляет по темному залу и изучает интерьер.
На стенах развешаны фото из космоса. Изображения планеты Земля, северного сияния, спутников и планет с разных ракурсов. Нина садится на свободное место и размышляет, что эти фотографии могут значить. Возможно, фотографии намекают на то, что здесь, в кирхе, не боятся научных фактов, что в кирхе открыты к ним и считают свою веру достаточно крепкой для испытаний логикой? Или они говорят о следующем: подобная красота не могла возникнуть сама по себе, без участия Бога? Но возможно, никакого посыла тут нет: местному пастору просто нравятся фото из космоса.
Перед пастором стоит раздвижной диван. Пастор откидывает крышку дивана, и Нина видит, что в ящике для белья лежит бабушка, церемонно сложив руки. Лицо у нее маленькое и серое. Она снова мертва.
Пастор жестом предлагает Нине приблизиться и начинает совершать пассы руками. Пастор бормочет и вытирает лоб. Нина быстро догадывается: здесь происходит нечто особенное. По напряженному, дрожащему лицу пастора, по его конвульсивным движениям Нина догадывается, что он не отпевает бабушку, а пытается ее воскресить. Но похоже, бабушка воскресать не планирует. Хотя с какой прытью она еще недавно вскочила с кресла-качалки! Пастор еще какое-то время совершает активные телодвижения. Видно, что ему неловко перед прихожанами. Хотя если этот пастор действительно собирался воскресить человека, то почему привлек столь скромную аудиторию? За действом наблюдают от силы пять человек, включая Нину.
Пастор пускается в воспоминания: раньше он был продавцом обуви из крокодиловой кожи. А потом у него отняли бизнес, он принял лютеранство и стал настоятелем в этой кирхе. Пастору нравилась его работа, и он рад, что благодаря службе в кирхе открыл в себе дар воскресителя. Дар бы не проявился, если б не рейдерский захват бизнеса, если бы он так и продавал с огромным успехом туфли из крокодиловой кожи. Впрочем, пастор и сам понимает, что его рассуждения о способности к воскрешению сейчас выглядят не очень-то убедительно.
Пастор смотрит на Нину исподлобья и со значением произносит: «У меня дар». Далее Нина и пастор обмениваются туманными репликами, поначалу кажущимися бессмысленными. Они кажутся таковыми почти до конца диалога, но в ходе него Нина постепенно догадывается, что ей нужно достать одно средство, которое может помочь. Речь о той самой живой воде, которой бабушка спасла ее от «родовой травмы», когда Нина была совсем маленькой. Во время разговора лицо пастора все время меняется: молодеет, стареет, изменяет форму и цвет.
Нина пытается выйти из кирхи, но долгое время ходит по кругу, натыкаясь на деревянные лавки и фотографии космоса. Нина замечает в притворе женщину за прилавком. Она продает какую-то рухлядь в драных коробках: подшивка журнала «Роман-газета», детали советской бытовой техники, склянки и банки — все то, что выносят из квартир старых людей, когда те умирают. Но ко всем этим вещам прикреплены ценники.
— Я знаю, чего вы хотите, — говорит женщина за прилавком. На женщине грязный фартук, волосы выбиваются из-под чепчика, лицо пухлое, доброе, с синеватыми пятнами.
— Вы знаете?
— Да. Выпуск «Роман-газеты» за апрель 1986 года, с продолжением повести Валентина Пикуля «Честь имею».
Женщина достает рваный и пыльный номер «Роман-газеты». От листов пахнет какой-то едкой химией.
— Нет.
— Ну конечно! — спохватывается женщина. — Вы пришли за абажуром. Вот он.
И она достает драный лимонного цвета абажур для настольной лампы. В одном месте он почернел, а в другом продырявлен. Нина смотрит на него какое-то время, не в силах отвести взгляд. Продавщица предлагает другие товары — все это мусор и пыль. Наконец продавщица достает из коробки пустую пластиковую бутылку, и Нина говорит: «Точно! Ведь мне нужна тара».
— Не так быстро, — качает головой продавщица продавщица. — Сперва нужно создать правильный музыкальный фон для совершения сделки.
Женщина включает на своем телефоне техно с наложенными помехами и начинает исполнять танец робота. На какое-то время она впадает в забытье и кивает в такт музыке.
— А теперь отдавай кольцо. В обмен на бутылку, — говорит продавщица, не прекращая двигаться. Платок сползает, обнажая еще больше волос.
Нина хочет спросить: «В смысле?» — но потом до нее доходит, что она до сих пор носит на безымянном пальце кольцо, сделанное из проволоки. Нина снимает его и получает пустую бутылку.
— Главное — успей до полуночи, — напутствует продавщица, танцуя все интенсивнее — так, что с полок слетает товар.
Нина идет вдоль трассы. Мимо проносятся фуры. Они не притормаживают на поворотах, а просто несутся вперед, поднимая огромные клубы пыли. Скачут по огромным колдобинам. Обочины практически нет, и Нине нужно идти по трассе, время от времени отскакивая в кювет.
Сзади Нине сигналят. Одна из фур, тяжело грохоча, подъезжает к обочине. Мужчина за рулем выглядит как среднестатистический дальнобойщик, но когда Нина приближается к кабине грузовика, то видит, что за рулем Володя. Володя одет в серую майку-алкоголичку, и лицо у него пепельно-серое, глаза глубоко запавшие, руки совсем тоненькие, волосы в подмышках буйно кудрявятся, и Володя напоминает чахлый и немощный куст, вдруг давший пышные всходы. «Боже мой, как же он исхудал, — думает Нина. — Когда мы с ним познакомились, он выглядел намного свежее». Володя смотрит на Нину большими испуганными глазами. Скрытая мука написана у него на лице. Неожиданно он говорит:
— Поехали, довезу до рембазы.
— Мне не нужна рембаза, — говорит Нина.
— Все равно поехали, — говорит Володя.
— Нет.
— Рембаза, — повторяет Володя.
— Нет.
— Мне нужно кое-что починить, — в Володином голосе звучат капризные нотки.
Нина качает головой и делает шаг к кювету. Володя заводит фуру и уезжает, выпустив черное облако дыма. Оно не рассасывается и просто плывет по воздуху, недолго сопровождая Нину.
Нина с пустой бутылкой в руках сходит с трассы и идет сторону леса. С дороги он кажется непролазным, но это иллюзия: деревья образуют тонкую прослойку между трассой и городом. Нина по-прежнему в Приозерске. Она проходит мимо детского сада и бойлерной с размашистой надписью «Здесь нельзя срать», мимо кирпичных пятиэтажек. Вокруг цветет и пахнет сирень. Пожилая женщина вбивает в землю какие-то клинья, делая это с несвойственным такого рода процессу остервенением. По дорожке бежит ребенок и кричит, за ним бежит еще одна пожилая женщина, пытаясь его схватить, но ребенок все время выскальзывает из ее рук, как будто с ног до головы обмазанный жиром.
— Интересно, да? — тихонько кашлянув, спрашивает полицейский. Полицейский очень похож на Нининого бывшего мужа Диму, только с усами. В руках полицейского черная кожаная папка. — Вот, взгляните на фото, — говорит полицейский, расстегивая молнию папки, при этом его лицо искажется в нагловатой, порочной гримасе, как если бы он расстегнул не молнию на папке, а ширинку на брюках.
