Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 20. Золотые закаты
Озеро, возле которого мы опустились, было для гусей самым гостеприимным. Просторное, с низкими берегами, с обилием гальки, которую гуси глотают, с урожаем морошки в зелени пастбищ на суше. Но гусей на озере мы не увидели. И не было перьев, обычно превращающих кромку воды в перину. Гуси не просто ушли, почуяв опасность, нынешним летом они почему-то избегали «столицу» здешних озер.
Обнаружили линную братию мы по соседству на озере относительно небольшом. Но съемка не получилась. Уходя от загонщиков, плывших на резиновой лодке, стая разбилась на мелкие группы. И мы из засады в кустах лишь издали наблюдали, как гуси выбегали на берег и прятались в тальнике.
А утром, проснувшись и оглядев галечное озеро в бинокль, гусей мы увидели. Вечером или с рассветом по суше они перебрались сюда и держались на середине воды.
Сухопутные путешествия небезопасны для птиц, лишенных возможности стать на крыло. Подстерегают их хищники, главным из которых всегда был человек. Линных гусей загоняли в сети и убивали на бегу палками. Тут, на речке Морошечной, птицы платят не великую дань лисам, да, возможно, тревожили их иногда еще и вертолеты.
На воде нашу лодку гуси встретили без большого испуга и подпустили почти вплотную, но потом всполошились, разбиваясь на группки. Было видно, с каким проворством гребли они лапами, а потом, помогая себе культяшками неоперенных крыльев, они рывками как бы прыгали по воде, поднимая фонтаны брызг. А когда расстоянье до лодки сокращалось предельно, гуси ныряли в воду.
Было их тут несколько сотен. Выглядели они поджарыми, похудевшими.
Оставив стаю в покое, в бинокль мы наблюдали, как гуси выбегали на берег и, пригибаясь, резво бежали и прятались в травах.
До соседнего озера было километра четыре. Пешим ходом птицы расстояние это одолевают легко. Когда в полдень мы улетали, гуси были уже на озере. Их стая голов в пятьсот сверху виднелась серым овальным пятнышком.
Взлететь не могут…
Фото автора. 22 августа 1997 г.
Таежный тупик
На этот раз летел я к Агафье из Горно-Алтайска через Телецкое озеро. Непогода три дня держала вертолет на приколе. Жара, все лето стоявшая на Алтае, вдруг резко сменилась холодом, и горы сделались непролазными — туман, тучи, дождь.
Сообщили: в какой-то деревне градом побило коров и множество птиц. Агафьино место, судя по сводкам, было центром ветров и потопа.
Все-таки утром 13 августа опытный летчик нашел над перевалом просвет и буквально прополз по долине к нужному месту. «Скорее, скорее!» — мешки метнули на камни, и я тоже почти мешком скатился по лесенке. Машина, увеличив обороты винта, сейчас же скрылась, и я остался среди промокшего мира. На горах лежал снег, ниже висели перины тумана, Еринат, обычно спокойный, теперь ревел на камнях. А по кладке — по двум бревнам, над потоком висевшим, — с палочкой резво семенила Агафья.
«Вот уж никак не ждала. Погода-то…»
Перенося через реку поклажу, обсуждаем погоду. Она тут с зимы была «непутевой» — в марте все таяло, в апреле стала тайга зеленой, чему полагается быть только в мае, а май был тропическим — 35 градусов! И стояла жара тут до самых последних дней.
— Я первый раз в жизни купалась в речке…
— Но вода-то ведь ледяная…
— А что делать? Спасу не было…
Теперь на Агафье, как обычно, для утепления два платка, резиновые сапоги и хламида, сшитая из одеяла.
Из трубы хижины столбиком вверх («к вёдру») вьется дымок. Железная печка накалена, как зимою. Греем у печки руки. Разговор для начала нестройный — о погоде, о новостях, какие случились тут за год.
Из рассказанного главным было посещенье горячих ключей в начале прошлой зимы. Попутный вертолет «подвез» Христа ради Агафью, когда на ключах уже не было ни единого человека. Одна — с мешками посуды, картошки, крупы, сухарей, с иконкой, свечами и «походным» снарядом для добыванья огня.
Даже на крымском пляже в тепле и при солнце один человек чувствовал бы себя далеко не уютно. А тут ни единой души на сто километров вокруг. И снега такие глубокие с октября, что Агафья благодарила Бога за догадку захватить с собой лыжи. Весь сухостой вблизи от ключей спилен тут на дрова теми, кто лечится летом. (Обычно это охотники и шахтеры). Пришлось ходить на лыжах, искать что-нибудь подходящее. Пилила и колола дрова на месте, потом на козьей шкуре, приготовленной для постели, волочила поленья к избушке.
Тайга снабжает грибами, ягодами, орехами. Река — рыбой.
На заготовку дров ушла неделя. Еще три дня чинила Агафья у хижины потолок. Потом в рост человека прорыла в снегу траншею от избушки к ключу. И только тогда приступила к леченью. «По оплошности не захватила фонарик.
И свечей немного взяла. Почти все время — в потемках. Открою у печки дверцу — вот и весь свет. При нем ела, читала псалтырь».
Зимою тайга пустынна. Только мыши, почуяв сухарный дух и крупу, каким-то образом пробрались в хижину. И кедровка еще по утрам приветствовала криком странного в этих местах человека на лыжах.
Два месяца, почти до Нового года, жила Агафья возле ключей. Под конец после каждого снегопада чистила площадку, где мог бы сесть вертолет. Каким-то попутным рейсом вертолет сюда завернул, и «курортница» радостно покидала пожитки в мешок — домой!
— Слухи дошли, будто еды на день-другой оставалось…
— Молва, как речка, — не остановишь. Еды хватило бы еще на месяц. Однако соскучилась — дома-то лучше.
«На хозяйстве», пока Агафья лечилась, оставался художник Сергей из Харькова, рискнувший тут зимовать. Прожил он до лета. «Сбежал от жары, — смеется Агафья. — Обнадежил вернуться — да что-то нету».
Ключи помогают Агафье от «ревматизмов, хондроза, радикулита».
Но, как и говорили врачи, горячие ванны нехороши для внутренней ее болезни. «Вот растет, — расстегнула она хламиду и положила ладонь на хорошо заметное вздутие живота. — Растет…» И сразу перевела разговор на другое, вполне понимая, что в ее положении надеяться можно только на Бога.
Появленье тут нового человека все живое приводит в некоторое возбуждение. Пес Тюбик хорошо чувствует в рюкзаке моем колбасу и вполне законно ждет угощенья. Но он словно бы испытывает неловкость за попрошайничество — то заглядывает в глаза мне, то встает на задние лапы перед Агафьей. Его обязанность тут — упреждать появленье медведей. И дело свое он знает вполне.
Весной, когда сажали картошку, во время обеда залаял Тюбик так сильно, что Сергей и Агафья схватились за ружья. Но медведь ограничился тем, что расплющил лапой ведро, пожевал картошки и, «нагадив изрядно», убрался в тайгу.
Медведей тут дразнит запах, идущий от живности. Бородатые козы, спокойные как апостолы, ходят у огорода на привязи. Их три — козел и две дойные «иманухи». Три литра молока в день — большое подспорье к здешней еде, но и хлопот с козами много. Надо заготавливать на зиму корм, надо поить, доить, привязывать их то в одном, то в другом месте. И Агафья находится в размышлении: всех извести — чем кормиться? Оставить одну без козла — какое же молоко? Склоняется к мысли оставить козла и одну «имануху».
Рассказывает о любви козы к ласке. «Сяду доить — не все молоко отдает, упрется в бок лбом — чеши ей затылок между ушами. Почешешь — отдаст…».
Парий в этой компании — рослый белый козел, привязанный возле клетушки. Ему нечасто достается свежая травка. Агафья, знающая свойства его характера, не скрывает к козлу презренья. Он ей, кажется, платит тем же. Он, впрочем, и всякого, кто подойдет близко, норовит достать рогом.
Робкие, пугливые существа в этой таежной закути — куры. Число их тут достигало почти двух десятков. Осталось теперь только шесть. Возглавляет компанию бравый черный Петро, начинающий криком день за час до того, как прозвенит в избе у Агафьи будильник.
С курами хлопот немного. Есть у них утепленный сарайчик, есть истоптанный, пометом загаженный дворик, в достатке еды — зерна и картошки. Но куры слабы и, по мненью Агафьи, какие-то «порченые», одна снесет яйцо — остальные его тут же склюют. «И кости слабые. Одну петух потоптал, так поломалось крыло». Пришлось объяснять птицеводу, откуда «порча». Агафья быстро все поняла: не хватает курам животного корма. «Едак, едак! Рыбу чистишь, так они кишки, как разбойники, рвут друг у друга. И молоко с удовольствием пьют». Проблема эта тяжело разрешимая. Мяса в хозяйстве нет. Не могут в загоне сидящие пленницы клюнуть таежных козявок и червячков. Задачу решила бы рыба, но удочкой много ее не поймаешь а рыболовная изгородь на реке снята, и одной Агафье ее не поставить, да и следить за ней трудно. «Вот если бы сеть…»
Я обещал где-нибудь сеть раздобыть и прислать…
