Александр Бялко - Изнанка
Тетка взглянула в его глаза и прочитала в них то, что и ожидала.
– Вот, для тебе я оставила папку, в ней все, что известно об этом последнем рассказе.
– Да, хорошо, – без лишних слов Паша поправил завязки у папки и положил ее сверху на стол.
– Ну, иди, – тетка не сдержалась, она молча плакала и не хотела, чтобы Паша видел, как текут слезы.
Паша молча ткнулся в теткину щеку, потому что тоже не хотел показывать свои слезы, навернувшиеся на глаза.
Больничные дни
На следующий день Паша отправился в третью больницу. В российских больницах он еще не бывал. Последний раз он навещал кого-то еще при Советском Союзе. Сам, к счастью, не болел. Внешне почти ничего не изменилось. Те же обшарпанные стены чудовищного цвета, темные коридоры и щербатые лестницы. Но при входе вместо вахтера сидел охранник с нашивками «Security». Поплутав по этажам, коридорам, проходам из корпуса в корпус, куда его направляли старенькие санитарки, Паша наконец увидел единственную новую и красивую дверь во всей больнице. Табличка на двери гласила: «Людмила Александровна Мосалова, доктор медицинских наук, главврач». Главврача на месте, конечно, не было. Прождав почти час, Паша догадался передать через сестру, которая выполняла роль секретарши, что пришел племянник Зинаиды Чернота, которая вчера легла в больницу. Через пять минут красивая дверь раскрылась.
– Здравствуйте, Людмила Александровна!
За столом сидела типичная профессорша. Сколько ей лет, Паша ни за что бы не отгадал, если бы точно не знал, что она ровесница тетки.
– Здравствуйте, молодой человек. Вы племянник Зины?
– Да, я Парамон, тоже Чернота, как и тетя Зина. Как она?
– Вот что я вам скажу, молодой человек. Надо готовиться к худшему. У нас не принято так говорить, но родственникам можно, тем более таким близким. Ультразвуковое обследование показало, что метастазы кругом. Слава богу, болей нет.
– А так бывает? Я думал, рак – это всегда страшные боли.
– Бывает, а бывает и совершенно без боли.
– А что же предпринять?
– Операция бесполезна. Лучевая не подходит. Химеотерапия отпадает. Можно попробовать иммунотерапию. Но, честно, это только продлит мучения. Я вас познакомлю с лечащим врачом, он хороший специалист. Все текущие дела лучше решать с ним, он ближе к больному. А я буду заходить, когда смогу. Дел полно. А тут еще у студентов-практикантов семестр начался. Просто дурдом.
В подтверждение этих слов из двери высунулась голова и закричала:
– Людмила Александровна, опять в подвале трубу прорвало!
– Без паники, – ответила профессорша. – Не первый раз.
– Так сегодня операционный день. Может свет закоротить.
– Сейчас разберемся.
Паша понял, что сейчас не до него, что лекция по онкологии закончена, и теперь ему предстоит общаться с лечащим врачом. Из разговора с ним Паша сделал вывод, что единственная задача этого врача – провожать пациентов на тот свет комфортно, насколько это возможно.
На душе было так тоскливо, что он вышел из больницы, побродил по старым московским улочкам, зашел в Елоховскую церковь, что находилась неподалеку, поставил свечки тем святым, которых он знал, и Христу как их начальнику. Потом вернулся к метро, выбрал небольшой букетик цветов и вернулся в больницу. Изображать энтузиазм и надежду было нелегко, особенно если ты не актер и играешь первый раз в жизни.
Аккуратно постучав в палату, Паша услышал дружное «Да!» Он вошел: на него глядело шесть пар несчастных женских глаз.
– Тетя Зина, здравствуй, как ты?
– Я хорошо, лежу тут, анализы сдаю, чувствую себя ничего.
Тетка лежала на самом неудобном месте: и не у окна, и не у двери, а посредине, у стенки.
– А ты почему не в отдельной палате?
– Сама попросилась с народом. Так веселее. И мы друг другу помогаем. А то лежишь одна, скучно.
Скучно не было. Одна больная храпела, задрав голову в потолок, другая что-то бормотала, создавая у неспециалиста впечатление, что ей лечиться надо в другом месте.
Паша поставил цветы в банку на столик к тетке.
– Тетя, чего тебе принести?
– Да пока ничего. Все я взяла с собой, вот когда моя любимая вода и сок кончатся, тогда принесешь.
– А вам что-нибудь надо? – Паша обратился к палате.
Палата сначала промолчала, потом стала благодарить, и только со второго раза женщина у окна робко сказала:
– Мне соку апельсинового не могли бы принести?
Весь ее стол и тумбочка были заставлены пакетами апельсинового сока.
– Мне все несут апельсиновый, а я пью только «J7», а его мне не дают.
– Хорошо, принесу.
– А мне капустки кочан, небольшой. Так, чтобы листочком шов прикрывать, он тогда не так болит.
– Надежда Степановна у нас после операции, поправляется. Ей на рану посоветовали капустные листья класть, – объяснила тетя.
– Хорошо, мигом слетаю.
– Летай, возвращайся, но про завтра не забудь! Можешь завтра не приходить, но уж на могилу Сушкина сходи.
– Я помню.
– Ну вот и хорошо.
Паша сбегал в ближайший супермаркет, купил фирменного сока, забежал на рынок, выбрал с видом знатока кочан, подходящий для изготовления повязки. В Москве еще стояло бабье лето, было нежарко, но он, весь мокрый, вернулся в больницу, раздал передачи и еще раз пообещал завтра сходить к Сушкину.
Вечером дома Паша начал обзванивать своих старых друзей. Володя со школы имел страсть к математике и сейчас уже был доцентом на математическом факультете университета.
– Володь, здравствуй, сразу скажи, что завтра делаешь?
– Как раз ничего – у меня библиотечный день.
– Ты писателя Сушкина любишь?
– Не так чтобы очень. Он ведь еще и актер был.
– А актера Сушкина?
– Актер он был, честно, так себе.
– Ладно, сдаюсь. Мне нужен свидетель, сходить на могилу Сушкина и положить десяток гвоздик. Потом помянем Сушкина, ему завтра семьдесят пять.
– Ну, раз надо, тогда другое дело. Говори, когда и где.
– На Преганьках. С утра. Вечером на кладбище не ходят. Потом посидим, пивка попьем.
– Часов в десять?
– Давай в одиннадцать. Это ты привык на лекции в такую рань вставать. Для меня это выше сил.
– Так в одиннадцать. У выхода из метро, что ближе к кладбищу.
– Я там не был никогда.
– Ничего, найдешь.
Утром, встретив у метро Володю, после коротких приветствий и объятий Паша подошел к цветочному ларьку. Он привык, еще с похорон родителей, что на кладбище и травинки не купишь.
– Пошли, там купим.
– А вдруг там не будет, тогда возвращаться придется.
– Ладно, действуй.
Паша взял два десятка белых гвоздик, упакованных прямо на плантации и перевязанных резиночкой. Вот, оказывается, где новые русские берут резинки перевязывать пачки баксов! Паша разделил пополам вязанку гвоздик и пересчитал. Количество должно быть четным. Это он точно знал. Десять оставил себе, десять дал Володе. Подойдя к воротам кладбища, друзья обнаружили огромное количество цветочных ларьков и продавцов искусственных цветов и венков. Володя подошел и приценился.
– Паш, я говорил тебе, что здесь цветы лучше и дешевле.
– Буду знать.
Паша поймал себя на мысли, которую раньше старательно отгонял: теперь на это кладбище придется ходить регулярно.
– Пойдем.
– А куда?
– Я и сам здесь первый раз. Говорят, где-то справа, как войдешь.
Действительно, сразу от ворот нельзя было не заметить могилу Сушкина. Стояло солнечное сентябрьское утро. На кладбище царило праздничное оживление. Народ, который кормился за счет кладбища, был в предвкушении торжеств в честь Сушкина. Уже с утра вокруг могилы стояли поклонницы его таланта. На вид они все были юбилейного возраста, ровесницы Сушкина. У Паши возникло ощущение, что он не на кладбище, а на арене цирка. Он положил цветы, поправил их, пробормотал что-то от имени своей тетки и отошел. Володя просто положил цветы. Со скорбным выражением лиц они прошли дальше по первому ряду могил. Сразу за Сушкиным лежал знаменитый журналист Жарков, за ним следом спортсмен, чемпион мира Гургенидзе, а потом его брат, вор в законе Гургенидзе-младший.
Приятели развернулись. Миссия выполнена. Времени было потрачено пять минут. Чтобы не уходить так быстро, они сделали круг чуть больше. Справа, прямо на проезжей части, была могила сына композитора Мылова – жуткое переплетение больших золоченных ангелов и черных кладбищенских решеток.
– У этого Мылова нет вкуса, это просто кич какой-то, – не выдержал Володя.
– А зачем композитору вкус, он ведь не дизайнер.
– Вот он и пишет безвкусную музыку.
– Потише ты, про Мылова говорят, у него такие связи...
– Мне-то что, надеюсь, на должность доцента математики он не претендует.
– Мало ли что.
– Давай в церковь зайдем, поставим свечки и долой отсюда.
По пути к церкви им встречались могилы известных спортсменов, чьи имена знал весь мир, актеров, режиссеров, писателей. Толпа с цветами шла в одну сторону, толпа, уже положившая цветы, – в другую. И в церкви было не протолкнуться. Поставив свечки за упокой раба Божьего Савелия, друзья вышли на воздух. Понимая, что сегодня последний день, когда можно расслабиться, Паша глубоко вдохнул осенний воздух, пахнущий желтыми листьями, и произнес:
