Екатерина Великина - От заката до обеда
– У меня был отличный потолок до знакомства с тобой, – расстраивался Дима.
– A y моей бабушки был аппендицит, – нервничала я и тоже расстраивалась.
Занимательные диалоги продолжались неделю, до тех пор, пока мы не пришли к выводу, что потолок стоит привести в порядок.
И опять же, беды могло бы и не быть, если бы глава семьи не проявил инициативу. Звонить «на фирму» по поводу побелки потолка казалось ему расточительным, бежать на рынок за бригадой – унизительным, побелить самому – недопустимым. Как раз когда дело зашло в тупик и могло бы самым благополучным образом завершиться, наш папенька наткнулся на бригаду тетенек, которые белили подъезд.
Короче, без долгих отступлений. Мушшш позвонил мне с работы и сказал, что сегодня в обед к нам явится бригада женщин-строителей, которые займутся потолком.
– Ты им объясни чего и как. И вообще, не тушуйся, – наставил меня супруг и положил трубку.
К обеду бригада не замедлила явиться. Если к двоим из ларца пририсовать такого же третьего, колпаки заменить на косынки, а спереди добавить сисек, то получится как раз то, что ввалилось в мою прихожую.
– Тэкс, хозяйка… Что делать будем? – насупленно спросила первая девица.
От слова «тэкс» у хозяйки сжались внутренности и захотелось писать.
– П-потолок… на кухне, – промямлила я и сглотнула.
– Всего-то… – сказала вторая девица. – А сами почему не побелили?
– Не знаю, – растерялась я. – Не умеем, наверное.
– Это хорошо, – зачем-то сказала первая девица.
– Как делать будем? – подключилась к разговору третья.
– К-к-красивенько как-нибудь, – пискнула я. – Вы чаю не хотите?
Чаю хотели все три.
За чаем выяснилось, что мой потолок достаточно проолифить – «у одной шишки олифили, и все довольны», – и что муж меня любит – «мой бы точно заставил красить», – и что «если чего» – они придут еще».
Через два часа, когда закончились баранки, бригада приступила к работе. Что вам сказать? Честно говоря, до встречи с барышнями я знала, что олифа – это такая хрень, которой разбавляют масляную краску (коей я в детстве часто рисовала). Спустя десять минут мои познания в химпроме расширились необычайно. Воняло так, что у меня закружилась голова. Через какое-то время я не выдержала и закрылась с котами в спальне, обвязав себе морду старым шарфиком. Эвакуация продлилась недолго – спустя десять минут в мою дверь постучали.
– Проолифили, – сказала первая девица.
– Сейчас немного впитается, и пятно исчезнет, – пообещала вторая.
– А если не исчезнет, то мы седьмой этаж красим – ты тока свистни, – хихикнула третья.
Закрыв за барышнями дверь, я завязала шарф потуже и пошла на кухню. Пятно не исчезло. Разве что стало блестеть, как глаза у абитуриентки. Пододвинув табуреточку под конфуз, я присела и стала ждать. Спустя час стало очевидно, что никаких чудесных метаморфоз с пятном не будет.
Тяжело вздохнув, я поплелась на лестницу.
– Не исчезло? – искренне изумилась первая.
– Так мы мигом, – успокоила меня вторая.
– Сейчас, только стремянку возьмем, – выразила готовность третья.
Стоит ли говорить, что сценарий был повторен четырежды, с той лишь разницей, что к третьему разу пятно не только блестело, но и нагло улыбалось, а к четвертому – кота вывернуло прямо на балконе.
Пятого раза не было. Зато был Очередной Эпохальный Звонок Супругу.
По словам мужа, я была кратка и трагична.
«Котов рвет. Я умираю. Потолку копец», – сообщила Катечкина и шваркнула трубку.
Когда спустя полчаса Дима прискакал домой, я сидела на кухне и интеллигентно плакала. Проблевавшийся Прохор грустно ковырял помойное ведро, в окошко дул ветер, а с потолка кривлялась крашеная сгущенка.
– Ты как? – участливо спросил супруг.
– Дверь закрыл?
– Нет, а что?
– Закрывай, а то они еще прийти обещали! – взвизгнула я и зарыдала еще горше.
– Мы их больше не пустим. Правда, – тихо пообещал Ученый Муж, закрыл дверь и протянул мне платок.
Любопытно, что я должна испытывать, зная, что на сей раз на мне пять потолков, хренова гора пола и ванная со сралкой?
Правильно, лучше и не думать.
О вещах «не по чину»
Все-таки нельзя покупать вещи «не по чину». Десятиминутная радость от причастности к мифическим «белым людям» при всем желании не компенсирует две трети зарплаты, просранные на какую-нибудь дизайнерскую дрянь, типа ежика для унитаза.
То есть нет, говночисткой по цене трех моющих пылесосов можно разжиться запросто. Но только в том случае, если у вас уже есть три моющих пылесоса.
О классическом примере потребительского идиотизма мне на днях подружка рассказывала. Есть у них во дворе девочка из так называемой молодой семьи. «Молодость» заключается в том, что ребятки проживают в однокомнатной квартире с двумя детьми. При этом, пока мать семейства детьми непосредственно и занимается, папенька произлегает на диване, почесывает яйца и считает трещины на потолке (что с нее, с молодости-то, возьмешь). Как это обычно водится, финансовое благосостояние молодоженов поддерживают родители девочки. И вовсе не от лишних денег, а от того, что с одной стороны – юность во плоти, а с другой – двое голодных внуков.
Суммы, перепадающие от родителей, весьма скромны, но при этом супруги ухитряются проживать в счастье. Это ничего страшного, что жить тесно, неуютно и неудобно, – зато сыто и любофф. Правда, девочка иногда жалуется подружкам на ленивого супруга, но это происходит не от чувств-с, а для поддержания светскости в разговоре. Дескать, «а мой-то козел палец о палец не ударит, вот ведь каков проказник».
Ну да не об этом разговор.
Неделю назад у молодых ломается холодильник. Котлеты не замораживает, сосиски не охлаждает и вообще. Дети горюют страшно и со слезами названивают родителям. Родители, не менее слезно, отсчитывают необходимую сумму и посылают молодых в «М.видео». Радостно стучаще копытами, супруги сваливают в магазин.
Через час возвращаются с цифровой фотокамерой. Занавес.
Эта история конечно же крайности. Покупать на деньги холодильника, который ты себе не можешь позволить, цифровую камеру, которую тоже не можешь позволить, – абсурд, клиника и не лечится.
Я говорю о другом.
О тех вещах, которые теоретически нам доступны, но фактически будут недоступными еще долго. Взять вот ту же самую говночистку. Позавчера видела отменный экземпляр: стеклянная ручка, цветные разводы, золото по кантику. Всего-то 300 долларов – и чисть не хочу. Теоретически могу купить хоть завтра. Даже пять штук, если разохотиться. Фактически – вряд ли когда-либо куплю – у меня кран на кухне течет, ребенок на «Можге» спит и на потолке сгущенка. Одним словом, есть проблемы понасущнее трехсотдолларовых говночисток.
Надеюсь, что с теоретической частью все ясно.
Да, все вышеописанное – это теория. И цены не было бы мне, Катечкиной, если бы я этой самой теории придерживалась. Потому что даже ребенок поймет: от дизайнерской говночистки нас спасает только то, что мне ее не хочется. Но никак не текущий кран.
На путь нездорового приобретательства я встала еще в девять лет. В те времена денег мне не давали, отчего приходилось крутиться. Как правило, я обогащалась тремя способами: или тырила мелочь из родительского кошелька, или сдавала бутылки, или делала и то и другое. С бутылками было просто: как вы уже знаете, в 1989 году северный народ был начисто лишен интимности и все свое добро держал на лестничной клетке. Стеклотара покоилась в любви ровно до тех пор, пока ваша покорная слуга не разглядела ценник в приемном пункте. Соседи лишились богатства единомоментно: я ухитрилась перетаскать Клондайк за три дня. На самом деле ничего смешного в этом нет – сдача бутылок адский труд. Во-первых, каждую нужно было вымыть и вытрясти из нее бычки, а во-вторых, «приемка» находилась в полутора километрах от дома. За три дня мне удалось совершить девять поездок на бабкиной тележке и заработать 60 рублей. Собственно, я бы и больше заработала, если бы мама не застукала, как я в ее белоснежной ванне намываю «эту мерзость». Так или иначе, но деньги у меня появились. И вместе с их появлением сразу же началось томление.
Шестьдесят рублей не только жгли карман и лишали сна, но и озадачивали. На что потратить столь славную сумму, если в магазинах только «кисель брикетированный» и «ирис ягодный»? – вот вопрос, который мучил меня неделями. Точно сумасшедшая старуха моталась я от прилавка к прилавку, и не было мне покоя. Во всяком случае, до тех пор, пока у нас не открыли комиссионный магазин.
Ох, этот комиссионный магазин! Прошло шестнадцать лет, а мне до сих пор снится, как я стою у витрины, трясу варежкой с мелочью и решаю, что лучше: «Марс», «Турбо» или «четыре мармеладных червяка»… Но это уже потом, после.
В первый раз я купила Бант.
Если вы помните, было одно время, когда правильные барышни ходили с бантами. Не со школьными, из капроновой ленты, а с такими огромными из не-пойми-чего на заколке. Подозреваю, что в Москве их вообще никто не носил, но в бомонд поселка Чернышевский без бантов не записывали.
