Екатерина Великина - От заката до обеда
Развитие сюжета тоже прошло без неожиданностей. По приходе в цирюльню выяснилось следующее:
A. В королевы мира тут не записывают. Во всяком случае, по субботам.
Б. Вам химию нельзя делать – волосы тонкие, могут испортиться.
B. А давайте лучше отрежем прямую челку в египетском стиле. Сейчас это очень модно.
Так как сюпруг произлегал дома, зеленые человечки молчали, а душа жаждала перемен – вопрос с челкой решился единосекундно.
Распространяться о том, как в последующие дни Катечкина безуспешно искала Египет в зеркале, я не буду. Это в общем-то не главное.
Главное в том, что вместо одной «прически древнеегипетской» у меня получились две прически новорязанские. Так, скажем, если послушаться совета парикмахера и добиться гладкости волос и челки с помощью фена, а опосля прогуляться в сторону Ленинградского шоссе, то можно заработать квартиру в Бибереве или перерезанное горло в Люберцах. А если совета парикмахера не слушаться и ничего не укладывать, то получается причесон с весьма лаконичным названием «Тузик сыт» (потому что таким добрым, преданным и лишенным низменных страстей лицом в этой жизни, пожалуй, только сытый Тузик и похвастается).
Как вы понимаете, выбрать из этих двух вариантов один возможности не представляется.
Например, позавчера встречалась с мамой у метро. Перья начистила, Фасольца к коляске привязала, приехала и стою. Минуту стою, две стою, на третьей подходит милиционер.
– Ваши документы, гражданка.
– А по какому поводу? – спрашиваю и Фасольцем в милиционера тыкаю. – Я же на террористку вроде не похожа. Ребенок вот у меня, опять же…
– А может, вы этого самого ребенка украли у кого-нибудь, – трясет рацией мильтон.
– Фигасе, шуточки, – расстраиваюсь я. – Это мой собственный ребенок. Он вам сейчас сам скажет чей он. Кто здесь мама, Тимочка? – нарочито громко спрашиваю я у Фасольца.
– Мама каова, – незамедлительно отвечает киндер и тычет пальцем в мою сторону.
Нет, граждане, я не на этом месте оскорбилась. А на том, когда мент взял под козырек и, осклабившись, ушел. Типа личность установлена, документов не треба – чего уж там церемониться.
Кстати, Фасоличья выходка объяснение имеет самое что ни на есть невинное. Накануне встречи с бабкой мы учили «детей животных» – телят, жеребят и т. п. Уж не знаю почему, из повторенного сто пятьдесят раз «мама-корова, сын-теленок» ребенок запомнил только первое.
Единственное, что радует – в словосочетании «папа-козел» детство ни одной буковки не теряет, уж мама постаралась. Сакральное знание посетило Фасольца в тот момент, когда мы с ним вместе ожидали папеньку с работы, так как он (папенька) обязался отвезти нас на дачу. Истина открылась в 22:00, когда, перешагивая через гору дачных сумок, я несла орущего дитятю к окну.
– Папа пиедет, – вещал Фасолец, показывая на проезжающие фары.
– Козел твой папа, – вздохнула Истина и понесла ребенка в кроватку.
Про потолок
В детстве меня учили, что о вещах думать неинтересно.
– Не то чтобы это ниже твоего достоинства, а все-таки приличная барышня не должна… – говаривал папа и поправлял очки на переносице.
– Зачем учиться чистить картофель в восемь, если после замужества ты будешь заниматься этим ежедневно? – вздыхала мама и прогоняла меня из кухни.
– В нашей семье всегда были домработница и повариха, – кашляла баба и углублялась в вечернюю газету.
Движимые мечтой о Лишенном Низменного Идеале, родственники волокли меня к совершенству, не скупясь на личные примеры. Я выросла в комнате, обстановка которой состояла из пяти предметов, а именно: поролоновой кровати, письменного стола, книжной полки и двух шезлонгов. Думаю, что воспитание все же удалось, так как ни разу за двенадцать лет моего проживания на севере не возникло у меня мысли, будто что-то «не так». Наоборот, на фоне нагроможденных дефицитной мебелью квартир мой угол казался мне райскими кущами и единственным местом, где можно дышать. Я как сейчас помню эти дурацкие лиловые шезлонги с заплатками – ткань трещала от времени, и мама ругалась, и шила ее синим, от несоответствия ругалась еще больше, и так, раздраженная, шила всю жизнь.
Нет, упаси господи, не думайте, что мы были бедные. Нет… Полагаю, что папенька мнил себя уездной интеллигенцией, а маменька была слишком беспечна для того, чтобы мечтать о мясорубках. Тратилось все, что зарабатывалось, и даже чуть больше – мама любила одеться и начать свой день с хорошего кофе, в то время как папа повезло любить кофе вместе с мама. И совершенно не важно, что любовь происходила под неизменные тараканьи марши. В конце концов, главное, что есть любовь и кофе, а тараканы когда-нибудь издохнут.
Пожалуй, последнее предложение можно считать квинтэссенцией моего взгляда на быт (эх, издалека начала!). Да, я настолько терпима в бытовом вопросе, что иногда даже страшно становится. Мне наплевать на то, что у меня нет скатерти, мне начхать на въевшееся в диван пятно, и я положу с прибором на отсутствие какой-нибудь очередной мебелюки. Угу. Я глубоко уверена в том, что жить нужно так, как удобно, – и если пятно на диване не служит поводом для вашей бессонницы, ™ нефига забивать голову диванами и пятнами.
Уф-ф-ф. Изложила.
Но это одна сторона вопроса. Парадная сторона.
Непарадная сторона заключается в том, что тараканы не дохнут самостоятельно. Ну не дохнут, хоть ты тресни! И даже самый закоренелый бытовой пофигист рано или поздно доходит до стадии «срать стало холодно и темно». А уж если приключится ребенок, то эта стадия настает единосекундно. Так, например, если вам всю жизнь в харю из окна дуло и ничего кроме освежамса вы не испытывали, то младенец непременно подцепит флюс или еще какую-нибудь спирулину.
Меня вот два года не заботил грибок в ванной. Даже наоборот. «Это пусть эстетствующие барышни в своих розовых корытах отмокают, а у меня можно под душем стоять и пальцем стенку ковырять – это вам не хрен собачий», – рассуждала я. Мне и в голову не могло прийти, что я рожу гурмана, которого припрет грибок попробовать. Так как в своих грибах я неуверенная, младенца мыть крайне и крайне затруднительно. Того и гляди, зазеваешься, а дитятя уже и поужинал. В последний раз.
С кухней тоже все было здорово поначалу. Ну, синенькая, ну, грязненькая, ну, мухи под раковиной – ну и что? Главное – наличие ноутбука на столе и вкусной хавки в холодильнике. Хрена вам. Плита учудила током биться. Тетенька проверяльщица пришла, напроверяла, пообещала, что коты передохнут, если носом дотронутся, и свалила. Соврала, конечно, сволочь. Сколько я Ваську хлебалом ни тыкала, издохнуть он не возжелал, тока в весе прибавил. Но словосочетание «опасно для жизни» запомнилось. И если нам с котами жить в экстриме привычно, то Фасолец очень расстраивается, когда я от плиты его оттаскиваю. «Жалкует», – как сказала бы моя бабушка.
Так вот. То, что этот гребаный и неинтересный мне ремонт необходим нашему семейству – уже года полтора как понятно. Совершенно непонятно другое.
Расскажите мне, как я могу справиться с ремонтом, если, вместо воспетой в прозе Женской Домовитости, у меня только папенькино чувство юмора, маменькина склонность к нытью и три десятка бабушкиных идиотских вердиктов?!
На моей памяти был всего один случай, когда меня при ремонте «за главную» оставили. Очень показательный, знаете ли, случай.
Конечно, ремонта никакого не было. Вообще бы ничего не было, если б меня не угораздило захотеть вареной сгущенки. Ну бывает так, припрет на ночь глядя сладкого захавать. Дима сгонял в магазин, вернулся с банкой «Главпродукта» и отправился на боковую.
– Интересно, как ты думаешь, громко она шарахнет, если жидкость выкипит? – поинтересовалась я у него напоследок, погружая банку в кастрюлю с водой.
– И не знаю, – зевнул Дима, закрывая дверь спальни.
Взрыв раздался как раз в тот момент, когда я мочила четвертого главнюка в средиземье. Шарахнуло и правда громко – супруга из спальни вынесло моментально. Впрочем, узнав, что все живы, Дементий утек назад, сообщив, что в два часа ночи он сгущенку убирать неготовый, а утро вечера… и так далее. Поэтому осматривать зону поражения я одна отправилась. И, между нами говоря, очень кстати. За ночь со мной приключился «удачный» грипп, поэтому разбор полетов Диме в одну харю перепал.
Ясен пень, что эмоций у супруга было через край. Огромная аккуратная блямба на потолке и семь миллионов неаккуратных блямб на обоях плюс полностью залитая плита и крышка.
– Одного я понять не могу, – удивлялся Дима. – Все залито равномерно, но на крышке плиты какие-то длинные белые полосы. Штук семь, наверное.
Рассказывать супругу о том, как задумчиво слизывала сгущенку с крышки во время придумки «удачного гриппа», я не стала.
Плиту мы отмыли, на обои положили то самое, а вот потолок стал нервировать.
