Тим Лотт - Запретное видео доктора Сеймура
— Хорошо помогает избавиться от этого «чуть-чуть». Тоже великий целитель.
Она протягивает траву доктору Сеймуру.
— Мне знаком этот запах.
— Покуриваешь?
— Нет. У меня есть пациенты, от которых этим за версту несет. Они, должно быть, килограммами в карманах носят. Я никогда не употреблял никаких запрещенных веществ.
— Ты против?
— В принципе — нет. Но ты уверена, что тебе обязательно курить? Тебе же все-таки нездоровится.
— Это помогает. В любом случае, я вдруг почувствовала себя много лучше.
Разорвав ноготком сигарету, она начинает сыпать марихуану на огромную самокруточную бумажку.
— Хочешь накуриться?
— Я вообще-то не по этой части.
— По этой, Алекс. Ты просто сам об этом не знаешь.
Она добавляет еще марихуаны, ловко сворачивает, проводит по краю языком, и у нее получается идеальный цилиндр, после чего с одной стороны она вставляет кусочек скученного картона — «гарыч», с другой закручивает кончик. Вольготно перекинув ноги через ручку кресла, она поджигает косяк и выдувает в сторону доктора Сеймура клуб дыма.
— Я не хочу опять подсесть на курение.
— Опять? А ты и не слезал. В том-то и беда. Ты отказываешь себе в удовольствии. Думаешь только о своих обязанностях. Тебе очень полезно немного ослабить упряжь. А это как раз очень помогает.
— Каким образом?
— Я же говорила. Мы с тобой похожи, Алекс. Мне нравится, чтобы все было по-моему. Специальная расстановка всего. Все на своих местах. Меня это не смущает. Я рада, что родилась такой. Хотя подозреваю, что в этом отчасти кроется и причина моих мигреней. Но в жизни существуют и другие состояния. И можно позволить себе с ними немного поэкспериментировать. Туда проскользнуть, сюда, обратно. Не слишком задерживаясь. Ровно столько, сколько нужно. Может, затянешься разок?
Доктор Сеймур улыбается.
— Это в высшей степени необычно. И весьма аморально. А кроме того, это… странно.
— Неужели?
— И мне нравятся эти странности.
— Почему?
— Потому что в моей жизни я почти всегда знаю, что будет дальше. А вот сейчас и представить не могу.
— И это хорошо?
— Меня это пугает. Но да. Это хорошо.
— Так в этом новом свете, может, попробуешь?
— Нет.
— Уверен?
— Нет, не уверен. На самом деле, откровенно говоря, предложение весьма соблазнительное.
— Не сомневаюсь.
— Ты же не думаешь воспользоваться моей неопытностью?
— Разве мы для этого встретились?
— Понятия не имею.
— Мне кажется, мы найдем ответ на этот вопрос. Прошу.
— Ну, разве только одну затяжку.
Доктор Сеймур берет косяк и глубоко затягивается. Закашлявшись, он поглубже усаживается на диван. Шерри Томас широко улыбается, обнажая очень белые мелкие зубы. Лицо ее уже не такое бледное. Губы из бесцветных стали кораллово-розовыми.
— И чем же мы теперь займемся?
Доктор Сеймур протягивает Шерри Томас тлеющий косяк. Она неторопливо поднимается и делает шаг к нему. Принимая косяк, проводит своей рукой по его ладони.
— Можно поговорить.
Они долго молча смотрят друг на друга сквозь разделяющее их облако дыма. Пока доктор Сеймур не нарушает молчания:
— Мы будем заниматься сексом?
— А ты хочешь?
— Не думаю.
— В мои планы это тоже не входило.
— Так зачем же мы здесь?
Выражение ее лица меняется, и теперь на нем легкое недоумение, как будто даже сама постановка вопроса демонстрирует отсутствие у доктора Сеймура неких базовых понятий о природе их взаимоотношений.
— Сам знаешь. Мы здесь, чтобы смотреть.
— Ты хочешь посмотреть кассеты?
Он указывает на лежащий у ног полиэтиленовый пакет.
— Пока нет.
— Что же тогда?
— А ты не хочешь посмотреть мои кассеты?
— Фильм для взрослых?
Доктор Сеймур хихикает, марихуана начинает действовать.
— Нет, не для взрослых. Скорее для семейного просмотра.
Шерри Томас встает, слегка пошатываясь, и направляется к спальне. Она скрывается из виду. Доктор Сеймур следит за ней малоосмысленным взглядом. Она возвращается с видеокассетой в руках. Он смотрит на корешок, где черным фломастером написано одно слово.
— «Карл». Что за Карл?
— Мой первый парень. Из Солт-Лейк-Сити. Он давно женат, у него дети.
Она скармливает кассету стоящему на полу под гигантским экраном видеомагнитофону и нажимает «Воспр.».
На экране появляется молодой широкоплечий парень с фигурой, характерной для игроков в американский футбол, закамуфлированной мешковатой футболкой. Шерри Томас садится обратно и снова затягивается косяком. На видео Карл с баскетбольным мячом; камера отъезжает, и мы видим задний двор и кольцо, прилаженное к стене большого деревянного дома.
— Он жил в этом доме со своими родителями Недом и Франсин. Нед был тот еще чудак на букву «м». Пытался ко мне подкатить. Я дала ему по роже. Но он не отставал. Упорный, гад.
Карл целится и производит бросок. Мяч летит и попадает в корзину. Карл издает возглас и начинает пританцовывать. За кадром слышится звук, в котором узнается смех Шерри.
Далее следует сцена в интерьере — в большой, вульгарно украшенной комнате на столе огромная индейка и дымящиеся миски с овощами. За столом сидят четыре человека, они улыбаются и протягивают к камере бокалы. Один из присутствующих — Карл, другой — мальчик лет пятнадцати, тощий и в очках. С другой стороны стола двое взрослых средних лет: толстоватый краснолицый мужчина с неопрятными усами и редеющей шевелюрой и миниатюрная аккуратная женщина в домашнем бледно-розовом свитере. Она нерешительно улыбается; мужчина осклабился во весь рот. У обоих парней вид такой, будто они ждут не дождутся, когда это все закончится. Перед накрытым прибором свободный стул — предположительно для Шерри Томас.
— Счастливого Дня благодарения!
Теперь она наклоняется и нажимает на стоп-кадр.
— Идеальная американская семья. Знаешь, я тогда думала, что действительно способна на это.
— На что?
— Вписаться. К обезьянкам в зоопарк. Я этого и хотела. Наверно, и до сих пор хочу. Но сейчас я с другой стороны клетки.
— И как там?
— Холодно. Ясно. Беспредельно. Посмотри на женщину. Мать Карла.
— Какая она была?
— Очень напуганная. Ты когда-нибудь видел такой ужас?
Она нажимает кнопку пульта, и картинка укрупняется, лицо матери Карла заполняет экран. Непроницаемая улыбка, все крайне сдержанно. В глазах ее желтый отсвет, навевающий мысль о тихом домашнем ужасе.
Заговорив, доктор Сеймур произносит слова медленно и с трудом, как будто ему стоит серьезных усилий сосредоточиться.
— Я как-то странно себя чувствую.
Шерри Томас останавливает на нем свой взгляд.
— Смотри.
Она снова нажимает «Воспр.». Кадр удаляется от лица матери и уже вмещает в себя всю сцену. Затем слышно клацанье, когда камеру кладут на какую-то ровную поверхность и устраивают так, чтоб было видно весь стол. В кадре появляется улыбающаяся Шерри Томас. На вид ей лет семнадцать. У нее высветленные волосы с начесом, как у Фары Фосетт. На ней красная юбка и полупрозрачная блузка. Щеки ее горят.
Запись продолжается. Она танцует вокруг стола, изображая чирлидершу. Вместо помпонов у нее диванные подушки. Затем она кладет их на место и целует Карла в щеку.
— Не отдавай всего ему, оставь немного мне, — говорит отец Карла.
— Я ненавидела его всем сердцем, — говорит Шерри Томас, не отрывая глаз от экрана.
Доктор Сеймур не глядит на нее. На экране молодая Шерри высвобождается из объятий бойфренда и идет вдоль стола туда, где, раскрыв ей объятия, сидит Нед. Но, увернувшись, Шерри игриво тянется к его прибору и начинает кормить его индейкой. Шерри закидывает, как в топку, еду, сотрапезники смеются. Сначала Нед подыгрывает, дурачится и смеется вместе с остальными. Но Шерри не останавливается. Он проглотил уже пять полных вилок, смех понемногу стих, и Нед уже протягивает руки в мольбе:
— Хватит. Хватит. Я из-за тебя буду толстый.
— Ты и так толстый, старый орангутанг.
Теперь она берет в руку еще несколько кусков нарезанной индейки и пытается запихнуть их ему в рот. Звучит прерывистый, неуверенный смех. Нед явно не знает, что делать. Он открывает рот, как будто продолжая игру, но совершенно очевидно, что он уже объелся. Шерри, оценив возможности, запихивает ему в пасть огромную горсть и поджимает так, что он начинает давиться. Вдруг он грубо отталкивает ее.
Мать Карла в ужасе застывает. Братья снова смеются, когда Нед с красным лицом пытается сначала все проглотить, а потом — выплюнуть.
Молоденькая Шерри берет бокал и поднимает его к камере:
— Счастливого Дня благодарения.
Сцена меняется. Другая комната, меньше, темнее. На кровати вырисовывается лежащий на спине голый мужчина.
