Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист
среда
В Испании мне всегда очень трудно произносить “ола!” вместо “хелло”. Выбрав нечто среднее, говорю изумленным собеседникам “хела” или “холло”. Еще у них манера произносить “в” как “б”. Иногда путаница получается очень поэтической. Например, иберийцы говорят “libre”[271], когда хотят сказать “livre”[272] — симБолично, не правда ли? А “хочу видеть” превращается в “хочу выпить”, что звучит намного уютнее.
четверг
Баррио Чино[273] — бывшая клоака, ставшая ловушкой для бельгийских туристов. Теперь дно высших слоев буржуазии носит имя Борн[274]. Тут ужинают в “Кокотт” (бульвар Борн), потом пропускают по 36 джин-касов в “Борнео”, “Джимлете”, “Суборне” и “Мирамелиндо”. Если с самого начала этой книги вы аккуратно записывали адреса, которые я упоминаю, вы станете таким же крутым, как и я. Проблема в том, что вы все равно предпочтете отметить Рождество с дурнушкой женой и прыщавыми детками, а потом поехать в Ла-Плань[275], в снятую на неделю двухкомнатную распашонку. Я уважаю ваш выбор.
пятница
Только одиночество позволяет настроиться на волну города. В Барселоне в 22 часа начинается комендантский час для тех, кому за 22. С полным ртом “пата негра” (эта ветчина из черноногой свиньи здесь вкуснее, чем в Париже, потому что я сноб) иду под склоненными ветвями деревьев вниз по Рамбла. Рамбла — это Круазет, идущая перпендикулярно к берегу. Вместо того чтобы гулять вдоль Средиземного моря, прешь прямо на него, смотришь ему в лицо, и такое чувство, что, разгоняясь от бара к бару, мчишься к темной воде, туда, вперед, в омут. Переулки вокруг Пласа Реаль идут то вверх, то вниз, город начинает вибрировать у меня под ногами, стены бегут навстречу, а булыжники мостовой выворачивают мне щиколотки. С умным видом пересчитываю бутылки, выставленные в ряд за спиной бармена в “Шиллинге” (ул. Ферран, 23). Притворяюсь, что поглощен изучением того, что происходит на стене. “Ну ни хрена себе: муха села! Поди ж ты: улетела!” Никогда бы не подумал, что в один прекрасный день с такой страстью буду внимать ремиксу Моби.
суббота
Начиная с определенной дозы алкоголя хочешь всех подряд, табуретку в том числе. Соответственно, Барселона будет объявлена городом, где я влюбился в табуретку. Кто бы еще столько времени выдержал мой вес? Кто еще так безропотно позволил бы мне проспать на себе два часа?
воскресенье
Тостер[276] Дилинджер так “расшифровывал” “Нью-Йорк”: “A night, a fork, a bottle and a cork”[277]. Барселона — это шесть медичек, одна шлюха в поясе на шнуровке и один качок в красных плавках (клуб “Роу”, 2 часа ночи). Я старею или схожу с ума по тебе? Теперь я отправляюсь спать в тот момент, когда начинается тусовка.
понедельник
Я не смогу стать великим плейбоем, пока меня возбуждает любовь.
вторник
Как все жлобы при бабках, мы садимся в самолет, чтобы встретить Рождество на Маврикии. “Эр Либерте”, в натуре! “Принц Маврикий” — это Очень Пафосная Резервация (ОПР[278]), угнездившаяся на берегу Индийского океана: только в такого рода местах понимаешь, до какой степени деньги — это тюрьма. Тут можно проверить принцип Друпи: отправиться на другой конец света, сесть в такси, потом в самолет, потом в джип с кондиционером, чтобы сбежать от людей, которых тут же увидишь на берегу бассейна, белых, как лексомил, в лучах открыточного солнца. Стоило мне натянуть плавки и любимую женщину (в обратном порядке), как я столкнулся нос к носу со своей подружкой Бабетт Джиан, звездной редакторшей мод (все ее клиенты кончаются на “о”: “Нюмеро”, “Кендзо”, Мондино[279] …). Ее присутствие убеждает меня в собственной крутости: раз она здесь, значит, этот отель в моде, следовательно, и я тоже. Искренне надеюсь, что она рассуждает так же.
четверг
Идет дождь. Говорю это не для того, чтобы доставить вам удовольствие, а потому что так оно и есть. Кап-кап на песок. И на только что приехавшего Бенжамена Кастальди[280] (детвора в бассейне распевает “Lofteurs up and down”[281], чтобы его подразнить, но он, будучи профессионалом, и ухом не ведет. Я бы на его месте давно их утопил). “Принц Маврикий” расположен на восточном побережье острова. Тем лучше: на севере находится мыс Несчастливый, и, честно говоря, оказаться там под дождем — это был бы перебор. В такую хмурь заняться нечем, кроме как любовью, в чем и заключается ее (хмури) прелесть.
пятница
Всякий раз, приезжая сюда, я вспоминаю свою няню-маврикийку Ольгу по прозвищу Тига. Где она сейчас, где ее песни, зубастый смех, веселое настроение, ее солнечные любовники и пряная еда? Вернулась ли она на родину? Нет, она вышла за француза и живет в парижском предместье. Воспитывает собственных детей, воспитав меня.
суббота
Проверка на прочность — продержаться неделю, не слушая “Everything in Its Right Place” “Радиохед”. Если вдруг у меня это получится, то только благодаря превосходным южноафриканским винам, напоминающим по вкусу “Мадиран”[282]. Бесконечно путешествуя, я становлюсь эминентным богемщиком (в смысле, таким же богемным, что и рэпер Эминем). Участвую во всем, что терпеть не могу. Критикую свою собственную жизнь и даже не дергаюсь, чтобы изменить ее. Ненавижу то, что люблю. Четко сформулировать проблему — это еще не значит решить ее.
воскресенье
Время от времени купающихся богатеев навещает акуленок. Это талисман нашего отеля: директор даже прозвал его Джонни. “Уверяю вас, он такой же вегетарианец, как и вы”, — выдает он одному манекенщику, который явно не собирается проверять это на собственной шкуре.
понедельник
Оскар Дюфрен is a dirty job, but somebody’s got to do it[283].
вторник
В потопе на Маврикии я все время думал о том, что делали бы на моем месте искатели приключений на Ко-Ланта[284]. У меня было только два варианта: либо отлеживаться, либо просаживать рупии. Я делал и то и другое. И еще танцевал сегу (рекламный ролик объяснил мне, что “сега — это сильнее тебя”). Стоило мне заметить возле бассейна кого-нибудь вроде Клаудии Шиффер, как это оказывалась НА САМОМ ДЕЛЕ Клаудия Шиффер. Вот так мы живем в “Принце Маврикии”.
— Слушай, тебе не кажется, что вон та тетка — вылитая Даниэла Ломброзо?
Впрочем, это она и есть.
— Видел близняшку Карин Виард[285], она обедала с детьми?
Близняшка — не то слово, это НА САМОМ ДЕЛЕ Карин Виард.
Жизнь становится гламурной, когда люди, похожие на звезд, ими и являются: это антипод конкурса двойников.
Наконец показалось солнце: звукосветовое шоу, поставленное обдолбанным Господом, достойно кисти Гогена.
среда
Да что мы тут забыли? Поехали в Париж. “Существует только две разновидности писателей: бездарные свиньи и талантливые свиньи”. Марсель Райх-Раницки был немецким Бернаром Пиво[286] (он тоже недавно вышел на пенсию).
четверг
Я ни с кем не бываю на “вы”,
но с вами привычки мои новы.
Со всеми другими я на “ты”,
Но “вы” — это лучше, чем “ты”.
(Набросок песни для Марка Лавуана[287].)
пятница
Я успокаиваюсь, когда смотрю на коров, которые смотрят на меня, когда я еду мимо на поезде. (Коровы, глядя на проходящие поезда, не знают, что это взаимно.) Франция — это зеленые равнины, округлые деревья, коровы цвета беж и телеграфные столбы по обе стороны железной дороги. Я согласен с американцами: Франция была бы гораздо лучше, не будь в ней французов!
суббота
В автобиографической литературе радости мало, разве что вы адепт садомазохизма. Это своего рода боди-арт: каждая новая фраза — очередной пирсинг, каждый параграф — татуировка на плече.
воскресенье
В Париже идет дождь, как и на Маврикии, но тут на 30 градусов Цельсия холоднее. До такой степени, что начинаешь тосковать о тропическом Рождестве, о постукивании капель по крыше, о вечернем пении жаб в пруду, печенных на углях лангустах, о роже, которую скорчит Жеральд де Рокморель, патрон издательской группы “Ашетт”, выяснив из этой книги, что он был узнан на пляже, и, наконец, о любви, амур тужур, которая всегда права, потому что позволяет нам посылать общество на хрен, и чем чаще — тем лучше.
понедельник
Я нашел счастье в тот самый момент, когда решил прекратить поиски.
