Олег Рой - Вдали от рая
– Бедный, как же вам тяжело…
– Что-о? – опешил прервавшийся на полуслове Виктор.
– Я понимаю, как вам сейчас тяжело, – повторила она так, словно и не слышала ни одного из его оскорблений. – Когда человек подвергается такому сильному энергетическому воздействию, как вы, жить трудно, почти невозможно. Начинаешь ненавидеть весь мир…
– Что за бред вы несете? – слова Виктора были грубыми, но тон абсолютно растерянным и даже беспомощным.
– Кто-то воздействует на вашу энергетику, – спокойно и терпеливо, как добрая учительница тупому первоклашке, объяснила девушка. Внезапно поймала его руку и поднесла к глазам. Ладони ее были странно горячими – или Виктору это просто показалось? – Вот, смотрите, у вас кожа на всех подушечках пальцев шелушится – это вернейший признак. Вам нанесли огромную энергетическую брешь, в просторечии – порчу. И сделал это кто-то из близких людей – родственник, любимая женщина или друг. Кто-то, кому вы доверяете, кем очень дорожите… И я, к сожалению, не смогу вам помочь. Я только начинаю свой путь, у меня не хватит ни сил, ни опыта, а тут необходимо очень серьезное противодействие.
Ошеломленный Виктор только глядел на ее сосредоточенное смуглое лицо и не мог произнести ни слова.
– Но я вас только об одном прошу! – продолжала девушка, прижав к груди смуглые руки. – Вы только не сдавайтесь! Надо обязательно бороться! Можно самому, но лучше обратиться за помощью к какому-нибудь очень хорошему, сильному колдуну. Вы меня понимаете?
«Что ж ко мне так липнут всякие уроды? – возмущенно размышлял Виктор, когда смуглянка на стареньком «Фольксвагене» навсегда исчезла из его жизни. – Один поселился у меня на даче, второй обозвал психически больным, третья вообще – какая-то сдвинутая оккультистка… Не иначе, мне в самом деле пора обследоваться на предмет состояния крыши: полностью она отъехала или еще не совсем… Что за бред она несла? Энергетическая брешь… Порча… Да еще нанесенная кем-то из близких…»
Телефон зазвонил так неожиданно, что Виктор даже вздрогнул. Нажал на кнопку, охнул и на мгновение закрыл глаза, неожиданно расслышав в трубке единственно дорогой голос на свете:
– Здравствуйте, Виктор. Это Вера. Помните, мы с вами познакомились в клубе «Зеленая дверь»?..
Глава четвертая, в которой Вера внезапно возвращается и так же внезапно исчезает
Виктор смотрел на Веру уже больше двух часов – и не мог насмотреться, не мог надышаться одним с ней воздухом, не мог наслушаться переливов ее низкого, волнующего голоса. Маленький ресторанчик, где они встретились, находился недалеко от его дома, на том же Гоголевском бульваре, и он пришел туда пешком – нет, не пришел, а прибежал, – даже не дождавшись назначенного ею часа, не взяв с собой ни охрану, ни водителя, и сумасшедше радуясь тому, что может побыть здесь с ней наедине, да еще так, чтобы ни одна знакомая душа не знала об этом. Виктору упрямо казалось, что кто угодно способен помешать им, что в их встречу непременно опять впутаются какие-нибудь непредвиденные обстоятельства. Но вот уже два часа, как он сидит напротив нее за маленьким столиком, и никто и ничто не препятствует ему разговаривать с ней, любоваться волной ее светлых волос, снова упавших на точеные плечи, ловить взгляд чудесных зеленых глаз, осторожно касаться тонких изящных рук. Ничто на свете было не в силах оторвать его от нее…
– Почему ты так смотришь на меня? – Вера улыбнулась смущенно, почти по-детски, и потянулась за очередной сигаретой. Аромат их уже был знаком Виктору, но только в этот раз он показался ему еще гуще, еще смолистей – настолько, что от этого дыма у него кружилась голова. Или, может быть, дело было совсем не в сигаретах?
Он не стал отвечать на ее вопрос; все и так было очевидно. Вместо этого он взял со стола и повертел в руках маленькую, чуть смятую сигаретную пачку. Странно, марка знакомая, а запах почему-то совершенно особенный…
– Что у тебя за сигареты?
На этот раз без ответа остался уже его вопрос. Вера молча забрала у него из рук пачку и торопливо сунула ее в карман. Жаркая волна залила ее щеки и лоб удушливо-красным светом. Виктор никогда прежде не видел, чтобы эта женщина краснела, и потому даже несколько испугался:
– Я спросил что-то не то? Извини!
– Мне нравится этот запах… – уклончиво проговорила она, и тут Волошина осенила внезапная догадка. Заглянув в дорогое лицо, он решительно поинтересовался:
– Вера, это какие-то наркотики, да? Скажи мне, я должен об этом знать!
Ему не понравилось, как она вздрогнула, и странное чувство опасности дохнуло ему прямо в лицо. Но Вера положила руку ему в ладонь беззащитно и ласково – и он тут же забыл об этих сигаретах, забыл обо всем на свете. Господи, да какая разница! Пусть она делает все, что хочет. Лишь бы оставалась рядом с ним.
Они снова заговорили ни о чем; разговор их то и дело соскальзывал куда-то в сторону, замирал и снова вспыхивал. Вера смотрела по сторонам, постукивала туфелькой об пол, улыбалась официанту, иногда замолкала невпопад – и он ужасно боялся, что она вдруг поднимется, возьмет в руки свою маленькую сумочку, скажет: «Спасибо за ужин, Виктор. Мне пора» – и снова исчезнет прежде, чем он сумеет что-либо предпринять. Ее необходимо было удержать, и он изо всех сил старался не дать беседе окончательно прерваться, говорил, говорил и говорил, и ловил ее улыбку, и, не отрываясь, смотрел на ее губы, которые время от времени произносили его собственное имя и к которым так и тянуло прижаться поцелуем.
– А знаешь, я ведь искал тебя, – осмелился признаться он, когда многое уже было сказано намеками и недоговоренностями, когда уже прозвучали в разговоре слова: «Я скучал», «Я не знал», «Я хотел бы»… – Я сумел раздобыть твой адрес и телефон. Звонил тебе и – ты не сердишься? – даже был у тебя на Сиреневом бульваре. Только твой домашний номер не отвечает, и дверь мне тоже никто не открыл…
– Я не сержусь, – она улыбнулась светлой, хотя и чуточку принужденной улыбкой, – но, понимаешь, я давно не живу там. Мне слишком далеко добираться из Измайлова до работы, и я…
Она замолкла, и он смутился, совсем не желая, чтобы она в чем-то оправдывалась. Не все ли ему равно, почему она живет не там, где прописана?.. Разве это касается его, Виктора? Разве его касается хоть что-нибудь, кроме того, что она – рядом?
Но она вдруг закусила губу и посмотрела на него странным, почти виноватым взглядом.
– Я ведь тоже сама отыскала твой номер телефона, которого ты мне никогда не давал, – прошептала она, полуотвернувшись в сторону. – Ты не хочешь спросить меня… о чем-нибудь?
Волошин не хотел. Он жадно смотрел на Веру, впитывая каждое движение ее руки, каждый поворот головы, каждый плавный взмах длинных ресниц. Ему было все равно, когда и как она узнала его имя, его номер, его адрес… ах да! Адрес она не узнавала, он сам привез ее к себе в тот вечер. Что-то тугое, тяжелое билось в волошинской голове, что-то пыталось пробиться к его сознанию сквозь пахучий дым сигарет, сквозь Верины слова, сквозь острое желание, которое он испытывал, и нежность, затопившую его с головой… Что-то твердило ему о том, что надо бы все же задать Вере какой-то вопрос – тем более что она сама словно подталкивает его к этому, – и надо бы рассказать ей о человеке, караулившем ее на Сиреневом бульваре, и о его бессмысленной смерти, и о его опасной ненависти к ней… Ненависти больше не было, как не было и самого экс-банкира, умершего на лавочке близ Вериного дома, но что-то темное и тягучее осталось с Волошиным после смерти Васильцова, и это тягучее нужно было разорвать, разрешить… Но вместо этого он только любовался сидящей напротив женщиной, которая сводила его с ума одним видом длинных светлых волос. И он овладел неведомой ему прежде способностью мгновенно забывать о чем угодно – о банкире, о бульваре и о любых вопросах, как только Вера поднимала на него свои зеленоватые глаза и улыбалась ему трогательной, чуть виноватой улыбкой.
Волошин был уже готов согласиться с чем угодно, пойти на любое ее предложение, когда русоволосая женщина напротив него внезапно оторвалась от фруктового десерта, которым несколько преувеличенно интересовалась последние пять минут, и весело проговорила:
– Мне кажется, здешнее меню нами уже исчерпано. Мы же не станем оставаться здесь на всю ночь, верно? Может быть, ты пригласишь меня к себе… на чашку кофе?
В устах любой другой женщины такая двусмысленность показалась бы ему нескромной и даже навязчивой. Но, услышав это от Веры, он только залился краской, как мальчишка, и, замирая от счастья, ответил:
– Конечно. Ты останешься у меня сегодня?..
Она подняла высокие брови:
– А ты хочешь, чтобы я осталась?
И Виктор улыбнулся и кивнул, спешно поднимая руку, чтобы подозвать официанта и побыстрее расплатиться. Словно бы краем сознания он отметил, как Вера почти машинально вытащила из сумочки сигареты, но не стала закуривать, а грубо скомкала белую пачку, которая была еще наполовину полна. И, выходя из ресторана, с какой-то даже ненавистью швырнула ее в стоящую у двери урну.
