Ольга Карпович - Семейная тайна
И Воронцов в тот вечер думал: черт с ней, с Москвой, зачем она ему сдалась?! Куда там Галку распределили? В Челябинск? И прекрасно! Они успеют еще расписаться и принести в комиссию соответствующие бумаги, чтобы им поменяли направления на один – город.
А его мечты…
Да и хрен с ними, на кой они нужны, когда Галкины чуть обветренные холодные губы прикасаются к виску.
На следующий день у общежития ему навстречу шагнула Лидия – очень красивая, в заграничном темно-синем плаще, с волосами, уложенными золотистой короной, – и смущенно глядя в землю, трогательно алея щеками, сказала:
– Алеша, я беременна!
Сейчас, сорок с лишним лет спустя, он мог признаться себе, что обрадовался. Подло, гадливо обрадовался, что все решилось за него. Что ему не нужно делать выбор. Что теперь он должен, обязан просто, и никто не посмеет его упрекнуть. И перед самим собой он останется честен. Ведь он же не может бросить беременную от него девушку? Не может, нет, он же не последний подонок. Он женится на ней, а то, что эта женитьба решит все его проблемы, – так что ж, он этого не искал, не стремился. Даже, напротив, вынужден пожертвовать собой, чтобы…
В тот момент он, конечно, в жизни не признался бы, какое облегчение затопило его изнутри.
Нет, весь вечер он ходил мрачнее тучи, а потом безобразно напился, жаловался какому-то случайному собутыльнику в пивнухе на свои беды, а под утро заявился под окно женского общежития, орал, звал ее. Галка спустилась к нему в пальто, накинутом поверх ситцевого халатика, и в домашних тапочках. Он почему-то не мог оторвать взгляд от этих ее бледных щиколоток, все думал, что ей, наверно, ужасно холодно сейчас. Она выслушала его молча, коротко кивнула и произнесла:
– Ладно, Лешка, я поняла. Все нормально. Идея с самого начала была так себе. Желаю вам с Лидой большого человеческого счастья.
Он попытался обнять ее, сграбастать руками, и – Галка резко вырвалась, оттолкнула его ладонями в грудь:
– Э, нет, дорогой! Руки не распускай! И давай-ка пойди проспись, от тебя перегаром несет. Тоже мне, будущий отец.
Вернувшись к себе в общагу, он повалился на кровать, подмял под себя тощую подушку и, уткнувшись лицом в согнутый локоть, вдруг зарыдал, как баба, – от осознания, что потерял Галю.
А потом уснул.
И, когда проснулся, ему показалось, что все, в общем-то, сложилось довольно неплохо.
«Вот оно!» – осознал вдруг Алексей Михайлович, затылком ощущая взмокшую от пота подушку.
Вот он, тот поворотный момент, ошибка, обесценившая все. То, что началось со лжи – лжи в первую очередь самому себе, – ничем иным и закончиться не могло. Тем более когда ложь многие десятилетия наслаивалась, становясь все более привычной, почти незаметной, и все же отравляя своим ядом каждый прожитый день.
Он женился на Лидии, стал отцом маленькой Александры.
И вопрос с распределением тут же решился: отец Лидии, профессор Гладышев, взял его в ординатуру в санаторий.
И поселился он вот в этом самом доме.
И каждый день, именно каждый день, он говорил себе: ведь я же хороший врач, честный человек, я помогаю людям, я несколько жизней спас, в конце концов. Ведь я же не занял ничье место, никому не стало хуже оттого, что я нашел тогда способ остаться…
Он повторял это – и почти верил самому себе.
Почти.
И с головой уходил в работу, оставив полностью на попечение Лидии дом и появившихся один за другим детей. Потому что лишний раз находиться в этом доме ему было тяжело, словно все стены здесь напоминали ему о совершенной в свое время сделке.
Лидия, наверно, была ему хорошей женой. Всегда оставалась такой же мягкой, теплой и удобной. Не кричала, не пилила. Если ей что-то было от него нужно, она как будто становилась еще мягче, еще заботливее – милая, кроткая, тихая, нежная. Она словно бы обволакивала его своей мягкостью и теплотой, спутывала по рукам и ногам, обкручивала горло, как будто все туже кутая его в мягкий, теплый кашемировый шарф…
Иногда ему казалось, что он сейчас задохнется, сию минуту. В такие моменты Воронцов разражался бранью, стучал кулаком по столу и орал на жену:
– Делай как хочешь! Только меня в это не впутывай, поняла? Не желаю ничего об этом знать!
И Лидия, кротко опустив глаза в пол, с нежной улыбкой говорила:
– Конечно, Алеша.
Да, наверно, Лидия была ему не самой плохой – женой.
Просто она была не Галка.
И невозможно было удержаться от этих мыслей – как все сложилось бы, не напейся он так безобразно в тот апрельский день, не проведи ночь с Лидой, не вляпайся во все это. Не думать, глядя на старшую дочь, что, если бы не она, вся его жизнь могла бы сложиться по-другому. Не испытывать разочарование, глядя на сына, балабола и двоечника, и не думать, что их с Галкой сын получился бы совсем другим…
То письмо от Галки – первое и единственное за все годы – в который раз всколыхнуло всю погань, таившуюся у него в душе. Заставило опять все это переживать, мучиться бесполезными сожалениями, раздражаться и рявкать на домашних. И почему-то внутри поселилась совершенно бессмысленная, идиотская обида: вот ведь недолго, выходит, переживала, выскочила замуж чуть ли не через месяц, сына родила – почти ровесника Александры. И до чего же хотелось вообразить себе, что Андрей – замечательный толковый парень, талантливый, вдумчивый, основательный – его сын. Таким бы он и был – куда больше похожим на Воронцова, чем разгильдяй Максим. Вот только не здесь, не в этой паскудной реальности, где между ним и Галкой ничего не было, кроме одного вечера сумасшедших яростных поцелуев…
Лидия вызверилась на Андрея сразу же. То ли приревновала мужа к отсутствующей Галке – весь курс ведь знал, сколько лет он за ней ходил, и Лидка, конечно, не была исключением. А может, бесилась, что чужой парень оказался Воронцову ближе собственных детей.
Так или иначе, Андрея она прямо-таки возненавидела, хоть и никогда не говорила об этом прямо, только отпускала ядовитые намеки и гаденькие усмешечки. А когда Макс донес, что застукал Андрея с Александрой в московской квартире…
Алексей Михайлович поначалу даже обрадовался: о каком еще зяте он мог бы мечтать, как не о Новикове?
Но с Лидией чуть припадок не сделался.
– Ради бога, не будь таким наивным, – стонала она. – Неужели ты не понимаешь, что он просто морочит ей голову, хочет зацепиться и остаться в Москве, заручиться твоей поддержкой.
– Прекрати! – грохнул он тогда кулаком по столу. – Андрей хороший, честный парень.
– Ты тоже, Алешенька, хороший, честный парень, – невинно моргая, заметила Лидия. – И всегда был хорошим, честным парнем. Но разве тебе не известно, на что способны провинциалы, чтобы удержаться в столице?
Она прямо буровила его глазами – этак с пониманием и где-то даже сочувствием.
И его буквально повело тогда, аж затошнило…
Ведь и в самом деле: сам он в свое время сподличал, уцепился за юбку, удержался, чтобы остаться здесь!
Что, если и Андрей…
А у Александры Америка сорвется, карьера к чертям полетит. Только из-за того, что ловкий парень – не плохой даже, не злодей какой-нибудь, а так, вроде него самого, немного себе на уме – ее сейчас окрутит.
Он, конечно, сорвался тогда, наорал на Сашку, пригрозил. Конечно, не стал бы он Андрея выставлять. Где-то даже надеялся, что молодые пошлют его подальше и по-быстрому распишутся. Лидка, конечно, при таком раскладе его совсем задушит своими вздохами и слезами, да уж ладно, пережила бы как-нибудь…
Он толком и не понял, что тогда произошло. Только Сашка, кажется, сама все решила и уехала в свою Америку. Андрей остался и продолжал работать с ним как ни в чем не бывало. И Лидия, кажется, немного успокоилась, хотя и продолжала тонко и аккуратно намекать, будто Новиков паразитирует на нем, использует, мечтая однажды подмять весь санаторий под себя.
А вот Сашка как улетела, так и не вернулась. Старшая дочь, единственная из всех детей, в которой он видел что-то от себя, кажется, так и не простила отцу, что он сорвался тогда сгоряча.
Максим как будто нарочно старался выводить его из себя, влипая в истории, из которых его приходилось вытаскивать, и вечно упирая на то, что отец перед ним виноват – не уделял достаточно внимания, все чаяния переложил на чужого человека. Так и не вышло из него ничего толком, разгильдяем был, разгильдяем и ос-тался.
И Ника… Что ж Ника. Красивая девка, конечно, вся в мать пошла. Иной раз и смотреть на нее не хотелось – как будто молодая Лидия сидит. Вот только мозгами бог обделил. Раньше думал – хоть не злая, не жадная, и то спасибо. А теперь вот послушал, как родные детки при живом отце за дом грызутся, так и понятно стало, что и хваткой Вероника, похоже, в – Лидию…
