Ксения Велембовская - Дама с биографией
— Надо, Федя, надо! — иронизируя, настаивал он.
Вообще, Марк как-то очень спокойно, словно ничего особенного не случилось, отнесся к ее совершенно неприличному состоянию. Как будто с его знакомыми девушками бывало еще и не такое. Мысль об этом и успокаивала, и огорчала.
Вскоре — спасибо Марку с его беготней к колонке и обратно — от головокружения и подкатывавшей к горлу тошноты не осталось и следа.
— Мар, извини, мне пора. Меня мама ждет. Волнуется. Уже двенадцать часов. Прости, пожалуйста, но я побегу.
— Ага, по кочкам, по кочкам, в ямку — бух! Садись в машину. Это приказ! Как истинный джентльмен, я не могу позволить своей даме проснуться под кустом.
Плавно покачиваясь, машина плыла по шлаку, прорезая светом фар коридор в туманной июньской ночи.
— Мама! — невольно вырвалось у Люси.
Этого она и боялась: посреди дороги, загородившись рукавом от слепящего света «жигулей», стояла Нюша — в платке, галошах и фартуке поверх байкового халата и вязаной кофты.
— Твоя мама? — поразился Марк.
— Да… Пожалуйста, не выходи из машины! Я очень тебя прошу!
Ни слова не говоря, Нюша схватила ее за руку и потащила домой. Как какую-нибудь козу. И Марк все видел. Ох, как же она сейчас ненавидела мать! Со злостью толкнув ее локтем в бок, так что та охнула, Люся вырвалась и, рыдая, бросилась домой. Заперлась в Шуркиной комнате на крючок и проплакала полночи, проклиная Нюшу, которая родила ее неизвестно от кого, неизвестно зачем и обрекла на бесчисленные страдания и унижения.
Глава девятая
С той ночи началась у них с матерью война. Жестокая и беспощадная. Когда каждое лыко в строку. Прежде составлявшая с Люсей единое целое, как ласковая зверушка со своим детенышем, мать превратилась для нее во врага номер один, в ненавистную тюремщицу. Они злились и ссорились, плакали каждая в своем углу и за всеми этими разборками не заметили, как однажды их любовь вылетела в гневно распахнутую дверь: «Иди, куды хошь!»
Но случилось это позже, уже осенью. После горючих Люсиных слез на раскаленном от солнца перроне, отчаянных, будто они расстаются не на два месяца гастролей, а навсегда, поцелуев Марка, обещаний писать каждый день. После его долгожданного письма, где он впервые признался в своих чувствах и умолял приехать, совсем позабыв о том, что, при его же помощи опубликовав две маленькие заметки в «Говорит и показывает Москва», Люся как раз в эти дни должна была сдавать экзамены на журфак. После Прибалтики, куда она, ни минуты не раздумывая, улетела к нему, взяв двухнедельный отпуск за свой счет и обманув Нюшу. Впрочем, к тому времени она не очень-то и церемонилась с матерью. Сказала сухо, кидая вещи в новенький чемодан:
— Еду в командировку, — и всё.
— А институт-то как же, Люсинк? — всплеснула та руками.
— Это мое дело.
Если бы Нюша тогда проявила мудрость, терпение, а главное, если бы на собственном опыте знала, что такое первая любовь, то, конечно же, нашла бы нужные слова, сумела отговорить, убедить. Но в том-то и беда, что Нюша была просто не в состоянии понять, как в восемнадцать лет можно потерять рассудок от любви. Считала — распущенность это. Хотела посадить на цепь, да не вышло…
А жаль! — хмыкнула Люся, включила настольную лампу и достала из ящика тайную папку с пожелтевшей хроникой любви. Давненько не перечитывала она эпистолярное наследие артиста М.С. Крылова! Лет десять, а то и больше.
Поначалу письма Марка были нежно хранимыми свидетельствами его любви, тешившими тщеславие, затем, очень надолго, превратились в материал для обвинения легкомысленного артиста во всех грехах, прежде всего в диком эгоизме, в нежелании жертвовать своими интересами. Правда, взрослеющим умом она уже начинала понимать, что мужские жертвы, принесенные на алтарь любви, — фантазии из области литературы. Возможно, в зрелом возрасте мужикам и свойственны благородные порывы, но в молодости, когда кровь бурлит, как вода в электрическом чайнике, башка у них отключается. Захотелось, чтобы любимая девушка была рядом, он и написал: приезжай немедленно!
Быть объективной не получилось, помнится, и десять с лишним лет назад. В душе вновь закипели злость и обида и охватило неистовое желание разорвать эти проклятые фотографии и письма на мелкие кусочки и предать огню. Но что-то удержало. Может быть, мысль о том, что тем самым она навсегда лишит себя возможности на старости лет, нацепив на морщинистый нос очки с толстыми стеклами, удостовериться в том, что бабушку Люсю в юности страстно любил прекрасный принц?
Как бы то ни было, а письмишки сохранились, и сейчас предстояло их «новое прочтение» — без эмоций и пока еще, слава богу, без морщинистого носа и маразматических слюней. Так что, глядишь, и удастся отыскать в синих шариковых строчках их истинный смысл и понять, врал ли сегодня Марк Спиридонович, когда, чокаясь с дочерью за ужином в «тесном семейном кругу», устроенным этой чертовой Лялькой, вдохновенно произнес:
— Ты не представляешь, Лялечка, как мы с твоей мамой были безумно влюблены друг в друга! — а потом, обернувшись к Зинаиде, интимно добавил: — Призна́юсь вам, с Людмилой Сергеевной связаны лучшие годы моей жизни.
Зинаида в очередной раз вспыхнула под пудрой и потупилась.
Обхохочешься с ними, честное слово! Затащившаяся от супергалантного и импозантного Марка Спиридоновича сватья вспыхивала, будто гимназистка, весь вечер, а почуявший запах легкой добычи донжуан не жалел красок, чтобы покорить сердце этой старой дуры. Нашел себе развлеченьице! После ужина, взяв курицу под локоток, матерый ловелас повел ее на лужайку, иллюминированную в честь дорогого гостя, где был накрыт стол для чаепития под звездным августовским небом. Здесь известный продюсер начал услаждать Зинаидин слух поэзией Серебряного века:
Август — астры, Август — звезды, Август — грозди Винограда, и рябины Ржавой — август… Месяц поздних поцелуев, Поздних роз и молний поздних! Ливней звездных — Август!..
Во дает! — прыснула со смеху Люся, наблюдая за Марком из распахнутого окна кухни и страшно досадуя, что не может сейчас обменяться впечатлениями с матерью и поприкалываться с ней вместе: «Хороша парочка — гусь с гагарочкой!»
Бабушка оказалась самой принципиальной. Напекла пирогов с капустой — в такой малости она не могла отказать любимой внучке, — попила сладенького чайку с теплым пирожком и, развязав фартук, уперлась ладонями в колени:
— Ну, пошла я. Пойду посплю, повяжу, тиливизир у себе посмотрю.
— Здрасьте, приехали! Ты что, не сядешь со всеми за стол?
— Как хошь, Люсинк, не желаю я с твоим цыганом знаться. Вот тебе и весь мой сказ.
— Можно подумать, я желаю! — вспылила Люся, с утра вся на нервах, злющая, как мегера. — Будь моя воля, я бы его и на порог не пустила! Это все твоя дорогая Лялечка!
В самом деле, сколько раз она умоляла Ляльку не звонить Марку, не встречаться, не приглашать его в дом, но та, зацикленная исключительно на своих деловых интересах — не из нежных же чувств к «дорогому папочке»? — последовательно гнула свою линию.
— Что ты дергаешься? — повторяла Лялька с нарастающим раздражением. — В конце концов, наши с отцом отношения тебя абсолютно не касаются.
Не касаются! Как же. И месяца не прошло, а он уже тут как тут. Явился не запылился. И этот его визит точно не последний: папочка с дочкой друг от друга в полном восторге. Ежу понятно, что Лялькины ласковые улыбочки и чмоканье отца в загорелую холеную щеку — всего лишь тонкая французская игра. Когда ей что-нибудь нужно, она умеет быть милашкой. МХАТ отдыхает! Но Марку-то что здесь надо? Вряд ли он так же заинтересован в Ляльке, как она в нем. Красивых молодых актрис сейчас пруд пруди, выбирай любую.
С другой стороны, Лялька — тоже далеко не последний человек. Так что всегда жадно стремившийся к успеху, славе, популярности Марк мог делать ставку на то, что вновь обретенная дочь — отличный шанс для дополнительного пиара. Вместе с ней можно лишний раз засветиться на тусовке, в глянцевом журнале или по ящику. Сегодня: знаменитая актриса Ольга Каширина с отцом — известным продюсером Марком Крыловым, завтра: знаменитый продюсер с дочерью — известной актрисой. Приемчик испытанный. Ради двойного пиара некоторые годами изображают сладкие супружеские парочки, хотя за кадром готовы вцепиться друг другу в глотку. Когда же наконец иссякнут силы разыгрывать лямур-тужур, бывшие примерные супруги, опять-таки ради пиара, начинают трясти грязным бельем так, что оторопь берет: совсем они ополоумели, что ли?
Исподтишка, краем глаза наблюдая за Марком, Люся весь вечер терялась в догадках, пытаясь понять мотивацию его поведения, однако к окончательному выводу так и не пришла. Ушлый хитрюга Марк нацепил на себя маску родственника, который после долгой разлуки безмерно счастлив очутиться среди близких людей. Вроде ему страшно интересно все-все-все, что произошло за время его вынужденного отсутствия. Трижды посетовал на то, что лишен удовольствия видеть дорогую Анну Григорьевну из-за ее высокого (как ему насвистела Лялька) давления. Расточал комплименты во все стороны, особенно в Люсину, что, естественно, было очень приятно, поскольку резко повышало ее рейтинг у Кашириных. Вот она, дура, и дрогнула: изменив первоначальному плану держаться абсолютно индифферентно: подай, прими и хватит с вас, — за чаем под луной немножко потрепалась с Марком на отвлеченные темы.
