Александр Корчак - Не лучший день хирурга Панкратова
Замужество Ларисы, конечно, многие считали мезальянсом. Отец – профессор-кибернетик, мать – экономист. Талантов у единственной дочери хватало, кроме одного – умения завоевывать поклонников. Длинноногая, тихая Лариса считала себя плохонькой, в компаниях отсиживалась по углам, случайных ухажеров с брезгливостью прогоняла. И тут явился он – на дачу к Татке Измайловой, празднующей двадцатилетие. Было уже поздно, и дым поднимался коромыслом к темным деревянным потолкам веранды, запотели цветные стекла, за которыми замерла снежная, голубая от полной луны ночь. Он вошел, на секунду задержался в дверях, наверно, присматриваясь в полутьме и дыму, и почему-то пошел прямо к Ларисе.
– Вы здесь всех знаете, леди, представьте меня. Я – Андрей Панкратов, хирург. – Лариса растерянно огляделась. Хозяйки дома – Татки, в самом деле, не было видно, наверно, целовалась с кем-то на втором этаже.
Лариса протянула Андрею похолодевшую вмиг руку, и он выдернул ее из трясины просиженного дивана. Они чуть не стукнулись лбами и долго смотрели друг другу в глаза с испугом и ожиданием. Ведь впереди у них была целая жизнь, и оба сразу это поняли.
Потом случилось незабываемое. Андрюша сел за старенькое расстроенное фортепьяно и заиграл щемящую мелодию из всенародно любимых «Шербурских зонтиков». Он никогда не учился играть, подбирал по слуху, но делал это с такой уверенностью и вдохновением, будто в прошлой жизни был, по крайней мере, Моцартом. Под эту мелодию и прошла их любовная история. Стала саундтреком лирической драмы под название «Доктор и модельерша». Спустя многие годы, стоило лишь Лариске услышать эту музыку, и где бы, с кем бы она ни была -являлся Андрюша – такой, как тогда – с волнистой каштановой прядью на лбу, глазами завоевателя и руками прирожденного музыканта. Этим рукам предстояло, однако, не извлекать гармонию звуков, им предстояло кроить, резать, пилить, зашивать. В сущности, супруги занимались почти одним и тем же – спасали и улучшали мир. Она имела дело с неживой материей, он – с живой. Но как далеко разнесло их течение!
Нет, Ларка вовсе не умела изменять, тем более не была корыстной стервой, как считала Альбина. Но уже мужняя жена и мать вдруг обнаружила, что умеет нравиться, даже когда совсем не хочет этого. Она демонстративно отталкивала мужчин, а Андрюша, оказавшийся свирепым ревнивцем, только сильнее вскипал. Появился стиль семейных отношений в жанре «бытовая драма» с определенными накрепко ролями: Ларка – шлендра, насквозь пропитанная капризными изысками своей профессии, он – лицо страдательное, обманутый муж. К тому же – доктор, фанат милосердия (по схеме известного рассказа А.П. Чехова «Попрыгунья»).
Долгое время вымышленная ситуация совершенно расходилась с правдой, но однажды Ларисе надоело в надрыве доказывать свою правоту мужу – шлендра так шлендра! Оказалось, что вокруг, если приглядеться, полно достойных мужчин, и вполне обоснованную зависть вызывала участь ее подруг, имеющих экономически продвинутых супругов, а вместе с ними причитающееся современной изысканной женщине оформление: особняки, поездки, тусовки, драгоценности, шмотки. Лариса стала все чаще задерживаться в гостях. А куда торопиться? Андрей же все время проводил на работе, домой зачастую приходил злой, от него пахло спиртным. Потом он и вовсе переселился к своей прежней любовнице Альбине.
Выслушав наставления подруг, Андрея недолюбливавших, Лариса вздохнула с облегчением и полностью отдалась едва завязавшемуся роману. Ее избранник Олег Крушинский был преуспевающим художником, выставлялся в галереях Европы и Америки. Он имел именитых любовниц, скандальные связи, полную экипировку преуспевающего плейбоя – особняк, автомобили, экзотические поездки, впечатляющие гонорары. Однажды он привез особо истомившуюся по мужской ласке Лариску в свой обставленный по последнему взлету дизайнерской мысли особняк и пал к ее ногам.
– Красивых женщин много. Умных тоже. Красивых и умных – завались. Ты – единственная и неповторимая. В бессонные ночи я написал пять твоих портретов!
Шедевры тут же были представлены ошеломленной избраннице гения. Изображенные на них существа могли быть кем угодно, но Лариса узнала себя – свою ломкую нежность и беззащитность, свою пронзительную жажду жизни, свой тихий свет, видимый лишь натурам утонченным и понимающим. Олег оказался одним из совсем немногих, умеющих ловить таинственные отсветы мироздания в предметах обыденных и запечатлевать их в текучих, неподвластных логике формах. Казалось, родственные души нашли друг друга, слились, чтобы никогда не разъединяться. Но их история, в которой были и травы Прованса, и замки Луары, и холмы Флоренции – все же завершилась. Причем, не лучшим образом – приехав как-то к Олегу без предварительной договоренности, Лариса попросту застала его с другой.
– Знакомься, это Даша, – представил Олег голое плечо и взлохмаченную голову лежащей рядом девчонки. – Я написал пять ее портретов. Хочешь взглянуть? – любезно предложил он, не поднимаясь с широкого ложа.
Лариса заперлась дома и стала стремительно опускаться -не причесанная, в застиранном махровом халатике она часами сидела на кухне, слушая радио «Маяк». Телевизора она избегала – боялась увидеть приятные сообщения о художнике Олеге Крушинском. Сидела голодная, забыв про питательные кремы и маски, про живущего на даче с бабушкой четырнадцатилетнего балбеса Вадьку. Однажды в раскрытое окно влетела музыка – нежно страдающая мелодия «Шербурских зонтиков». Пронзило так, что пришлось брать у соседки сердечные капли. Стало ясно: есть Андрей и никто, совершенно никто больше не нужен! А то, что было, – было испытанием, его надо замолить и забыть. Она позвонила Панкратову, и он примчался. Супруги обнялись и долго стояли посреди кухни, боясь разомкнуть объятия и потерять то самое главное, что наконец-то сумели понять.
И что? Держали, держали они свою жар-птицу, но все же упустили ее. Совершенно непонятно, когда и как это произошло. Медленно и мучительно уходило доверие друг к другу, испарялось, превращаясь в равнодушие, бережное сострадание, нежность. А взамен этих благородных, с таким трудом взлелеянных «растений» нагло прорывались сорняки раздражения, злости. Теперь уже вновь одинокой Ларе надо было показывать свое счастливое женское лицо сразу и Андрюше, и Олегу. Ради этого она вращалась в бомонде, брала подношения от богатых поклонников, афишировала свои наиболее одиозные связи. Даже Виктору Кирюхину – другу Андрея – на каком-то банкете наплела с три короба о своем женском счастье. Нет, не брошенная она жена, не забытая возлюбленная! Процветающая, благополучная, вполне самостоятельная дама.
Лариса засунула в пакет белоснежный длинный пеньюар -на всякий случай. В Домбае будет отличная компания и ожидается появление Олега. Наверняка с новой красоткой. Тем лучше, тем ярче и успешней должна выглядеть она – отвергнутая им женщина. Похвастать было чем – ее последнюю коллекцию отобрали для показа в Париже, с ней едет испытать в горах новейшую слаломную экипировку молодой и очень удачливый бизнесмен... Отлично! Все просто великолепно! Лариса уже хотела швырнуть пеньюар в сумку, но разложила на коленях и заплакала, роняя слезы на нежное, собственноручно сделанное шитье. Сегодня она позвонила Андрюше, и какая-то медсестра, определенно одна из его пассий, сказала, что он серьезно болен.
«Сговорились!» – решила Лариса, растравляя воображение картинами супружеской измены в начальственном кабинете мужа. И позвонила еще раз. Решила: если Панкратов ее позовет – она бросит все и помчится в эту треклятую клинику, будет менять компрессы, горшки выносить. Он говорил отрешенно, с полным безразличием к ее жизни. Он был так далек от нее.
«Ну и пусть!» – Лара швырнула пеньюар в сумку, быстро оделась, взглянула на стильные и очень дорогие часики на тонком запястье и спустилась к ожидавшей ее машине. Заехавший за ней Гарик – бизнесмен и заядлый лыжник – сидел в своем БМВ уже полчаса. Заметив вышедшую из подъезда Ларису, он выскочил на снег, чтобы распахнуть перед ней дверцу:
– Опаздываешь, красавица!...
Задрав голову, Лара посмотрела на темные окна своей квартиры, секунду поколебалась и юркнула в салон. Все кончено. Окончательно и бесповоротно.
В кабинет заведующего тихо постучали...
– Войдите! – пригласил Виктор.
Дмитрий Дмитриевич и Владимир Никифорович выглядели мрачно. За их спинами, как показалось Андрею, мелькнуло лицо Масият Магомедовны. Похоже, что ее заметил и доктор Сер-гунов и тут же, прямо перед ней, захлопнул дверь. Он что-то пробурчал себе под нос, похоже, недоброе. Дмитрий Дмитриевич же, широко улыбаясь, даже слишком широко, направился прямо к кровати и разразился страстной тирадой:
– Андрей Викторович, голубчик, это что вы задумали? Что случилось, мой дорогой? – Дмитрий Дмитриевич похлопал его по ноге. – Нет, нет, мы категорически против с Владимиром Никифоровичем. Нам, очевидно, придется издать приказ, запрещающий вам болеть. – Довольный своей шуткой, он еще более заулыбался. И начал рассказывать об охватившем коллектив волнении.
