Олег Врайтов - Записки фельдшера
— Да иди ты!
— Сам иди!
— Мальчики, поехали, — Анна Викторовна, тяжело ступая, вышла из дверей приемного. — Я отзвонилась, у нас там у нас Волковка созрела, психбольной, на учете, с направлением.
— Уууу! — взвыли мы в два голоса, запрыгивая в машину.
— Детский сад «Счастливые даунята», — покачала головой врач, глядя на нас в переборку. — Поехали, говорю, хватит скакать.
— Я возле окна! — крикнул Серега.
— Хрен тебе, сторожи сумку, — отпихнул его я, забираясь на лавку и выставляя локоть в окошко. Когда машина тронулась с места, я приветливо помахал медсестре, угрюмо смотревшей на нас из окна диспансера.
* * *Вот и село Волковка, встречающее нас после поселка Кипарисовый, который мы проехали минут десять назад (да, нам снова пришлось повторить подвиг путешествия по серпантину). Три десятка домишек, даже две пятиэтажки есть. Впрочем, нам не туда. Возле ларька, несомненно, судя по обилию смятых пластиковых стаканчиков и горам окурков, выполняющего здесь функции сельпо и вечернего культурного центра, при нашем появлении вскочила на ноги женщина армянской национальности и активно замахала руками, настолько активно, что даже подпрыгивала. М-да… такой энтузиазм говорит только об одном — дело дрянь.
— Быстрее, быстрее, — подтвердила она мои самые черные подозрения, распахивая врачебную дверь. — Он там комнату поджечь хочет. Совсем сдурел!
— Где он?
— Закрылся на втором, в своей комнате! Отца ударил!
— Доктор, мы пошли!
— С богом, мальчики.
Распихивая в карманы формы вязки, мы с Серегой понеслись к двухэтажному деревянному дому, окруженному колючей изгородью. За поясом у Сереги торчит наша бригадная дубинка, сделанная из куска шланга, с заполненной пластмассой пустой полостью внутри и обмотанной изолентой рукояткой. Да-да, помню, бить больных нельзя, и иметь такой инвентарь уголовно наказуемо. Равно как и наручники — больной, как уже говорилось раньше, не преступник, щелкать на нем браслетами — унижать его как личность. А связывать человека, как барана, судя по всему, совсем не унизительно. Молчу уж о том, что веревки — это не железо, они еще выполняют роль жгута, пережимающего сосуды на конечностях. И если дорога будет дальней, часа так на три, бедный будет тот больной…
В прихожей дома нас встретил пожилой горец с шикарным кровоподтеком под глазом, сидящий на огромном сундуке, стоящем у самой двери. Настоящий аксакал, даже борода неправдоподобно белая. Портят цвет только капли еще незапекшейся крови, запутавшиеся в волосах.
— Ты как, отец? — вполголоса спросил я.
Тот лишь устало махнул рукой.
— Там… там этот… эта сволочь… в комнате сидит.
— Звать его как?
— Сурен.
Крадучись, мы поднялись на веранду второго этажа, на цыпочках приблизились к обшарпанной деревянной двери, закрывающей вход в логово дракона. Сказать, что сейчас мне не страшно — это грубо соврать. Страшно. В прошлый раз, когда я так вот, по юной дури и неопытности, влетел в комнатушку, прямо передо мной в дверной косяк вонзился здоровенный колун. И если бы не Серега, от души врезавший по мошонке той горе мяса, что топор держала, меня бы уже хоронили. Весьма вероятно, что и по частям.
— Кто там? — внезапно раздался из-за двери вибрирующий от ярости голос. О, клиент не в духе, сразу видно. — Кто, б…дь?!
— Это мы, Сурен.
— Кто — мы?
— Ты прекрасно знаешь, кто. Открывай дверь.
Несчастное сооружение сотряс жуткий удар изнутри, такой, что одна из досок, роняя полоски старой краски, раскололась.
— ИДИТЕ НА ХЕР ОТСЮДА!!!
— Ну, чего ты кричишь так? — укоризненно цокнул языком Серега, доставая дубинку и моргая мне, чтобы я прикрывал справа. Я отрицательно мотнул головой — дверь открывается внутрь, проход узкий, вдвоем мы там неминуемо застрянем. А одного я его туда не пущу. Мало ли… Я повертел головой и внезапно увидел маленького мальчишку, лет так шести, не более, стоящего в проходе, ведущем на первый этаж, и смотрящего на нас.
— А, зараза…
По двери снова что-то бабахнуло.
— УБЬЮ, СУКИ!! ГОЛОВЫ ОТРЕЖУ!!
— Отрежешь, отрежешь… — пробормотал мой напарник, примериваясь.
Я, остановив его жестом, быстренько подбежал к мальчику.
— А вы к Сурену приехали? — без тени застенчивости поинтересовался ребенок. — Он злой, он дедушку ударил.
— Он не специально, — натужно улыбнулся я. — Слушай, дружище, а дай мне на секунду поиграть, а?
Слегка поколебавшись, паренек протянул мне пластмассовый пистолет-брызгалку, который вертел в руке.
— А вам он зачем?
— Да так, побалуюсь. А теперь — топай вниз и жди меня там, с тетей-доктором, ладно? А то она одна боится.
Мальчик понимающе кивнул и затопал ножками вниз по лестнице. Я подбросил пистолет в руке, кивнул Сереге:
— Давай!
— Ээээхха!! — заорал он, ударом ноги вышибая хлипкую дверь внутрь и обрывая ее с одной петли. Я влетел в полутемную, полную затхлого воздуха комнату, держа перед собой на вытянутых руках пистолет:
— А НУ — НА ПОЛ, СУЧАРА! НА ПОЛ, ТВОЮ МАТЬ, ПОКА ТЕБЕ БАШКУ НЕ СНЕС!
Высокий худой парень, голый по пояс, держащий в руках молоток (им он, судя по всему, и колотил по двери), замер, глядя на меня и на ствол «оружия». Сработало, благо на руку мне был фактор внезапности и полутьмы в комнате — он отшвырнул инструмент в сторону и кинулся к завешенному приколоченным к раме одеялом окну, уходя с линии огня.
— Куда? — истошно завопил я, прыгая ему вслед и повисая на худых плечах.
— Аррррр! — принялся сопротивляться больной, опрокидываясь вместе со мной обратно. Худой-то он, худой, но сильный — дернул руками, и я отлетел в сторону, приземляясь задней частью на продавленную кровать. В этот момент он получает хороший тычок в грудь от Сереги и, взвыв, валится сверху на меня. Под весом двух тел койка, не выдержав, с хрустом поломалась, и подо мной что-то звонко разбилось, зазвенев осколками и начиная булькать. Комнату тут же заполнила неимоверная, непередаваемая словами вонь. Я торопливо обхватил левой рукой горло Сурена, так, чтобы локоть мой торчал у него под подбородком, левой ладонью уперся в предплечье правой руки, которую шлепнул на затылок больного. Классический удушающий захват, мои плечевая и лучевая кости идеально передавливают ему сонные артерии. Сурен начал сипеть, судорожно дергаться, и, наконец, вздрогнув всем телом, обмяк в моих руках. Я торопливо разомкнул руки — все, главное, это дождаться этого момента, когда он потеряет сознание. Дальше — помрет неминуемо. Рискованно, а что делать? Иначе бы мы с ним тут еще час кувыркались.
Серега сноровисто перевернул безжизненное тело на живот, завел болтающиеся плетьми руки за спину и начал орудовать вязками, стягивая запястья больного. Я, чертыхаясь, встал, чувствуя, что на спине расплылось мокрое пятно, а зловоние стало просто нестерпимым.
— Чего я там разгрохал?
— Не знаю. Как воняет, слышишь?
— Еще как! Я вляпался в это, кажется… что бы оно там ни было.
— Гы-гы-гы, — посочувствовал мне галантный напарник.
Я обжег его гневным взглядом, после чего мы оба, крякнув, потащили клиента под плечи и локти по коридорчику и вниз по лестнице. В гостиной на столе стояла раскрытая терапевтическая укладка, наша Анна Викторовна, не теряя времени, обрабатывала рану под глазом старика.
— Что это с ним? — страдальчески воскликнула мать.
— Да ничего, — успокоили мы. — Уморился парень, пока нас ждал, придремал.
— Убью… пи…сы… — прошипел Сурен, болтающийся у нас на руках, и попытался дернуться.
— О, проснулся уже. Сурик, не хулигань, я тебя прошу, — улыбнулся Серега, одновременно приподнимая локоть больного и незаметно выворачивая его плечевой сустав. Тот взвыл от боли и обвис, все также глядя в пол.
— Направление у вас? — поинтересовалась Анна Викторовна.
— Что? А, нет, направление в приемном.
Старая песня.
— Больше такого не делайте, — сердито сказала врач. — Направление должно быть у вас на руках, когда вы вызываете бригаду. Вы же нас подставляете, неужели не понятно?
Судя по выражениям лиц родственников, непонятно. А зря. Сколько раз нас так участковые психиатры «кидали» — не сосчитать. Не видя направления, мы силой забирали больного, а по приезду в бумажке, лежащей у фельдшера приемного отделения ПНД, стояло «Добровольная госпитализация». И благодарная родня, как только больной более-менее начинал соображать, заваливала нас жалобами и судебными исками за необоснованную грубость и жестокость по отношению к лояльному и адекватному психбольному, просто горевшему жаждой госпитализироваться.
— Тем более, вы прекрасно понимаете, что болезнь у вашего сына… особенная, скажем так, те препараты, что ему назначил участковый психиатр, он должен принимать постоянно, а вы должны это контролировать.